Рыжее знамя упрямства - Крапивин Владислав Петрович (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
– Не было никакого вранья!
– Ха! – сказал Словко. Впрочем, похоже было, что это просто кашель от встречных брызг.
– Я все же настаиваю! Чтобы убрать паруса! – опять крикнул Смолянцев. – В конце концов, я взрослый, а ты мальчишка! Я… требую!
– Вы не можете требовать, – с удовольствием сказал Словко. – Вы пассажир. А я капитан судна. И командую здесь только я. Такой на флоте закон…
Похоже, что это заявление прежде всего принял к сведению ветер. Он, кажется, понял, что спорить с капитаном "Зюйда" больше не следует. И… нет, он не стал слабее, однако в нем исчезла прежняя неровность, скандальность . Это был теперь сильный, но ровный ветер, а в такой ровности не бывает угрозы.
Это сразу учуял Рыжик. Перестал выгибаться, радостно оглянулся на Словко. Но матрос, не выполнивший приказ, не имеет права на сочувствие, и Словко отвел взгляд (хотя тут же обругал себя скотиной). Рыжик съеженно замер. Словко разозлился на себя и на Смолянцева. И потребовал:
– Пожалуйста , сядьте ровнее. Теперь уже дует не так опасно.
Смолянцев и сам это ощутил. Выпрямил спину, расслабил руки. И хмыкнул:
– Слушаюсь, капитан…
– Напрасно смеетесь. Я действую по флотскому уставу, – сказал Словко. – Должны бы понимать…
Смолянцев хмыкнул опять:
– Видел я ваши уставы. Капитан отдает приказ, а матрос его в грош не ставит…
Словко что делать? Пришлось проглотить. Но совсем смолчать он не смог.
– В этом деле, – сказал он, чуть потравливая шкот, – мы разберемся без вас, подполковник.
Тот сел еще прямее. Почуял, может быть, что риска все меньше. И веско произнес:
– В нашей армии младшие по званию должны обращаться "товарищ подполковник".
– Я здесь не младший по званию… – Словко будто парировал фехтовальную атаку. – И в армии пока не служу.
– Ничего, послужишь еще! Нынче дело ставят так, что никто не сможет откосить! И там тебя обстругают по всем параметрам!
– Как в столярной мастерской, что ли? Я сучковатый! – азартно сообщил Словко. (А "Зюйд" прошибал встречные гребни, как снаряд).
– Ничего! Найдутся рубанки, – с удовольствием сообщил Смолянцев. – А кое-кого можно и тупым топором… – Он словно сам подставился для ответного выпада!
– Тупых топоров хватает! Потому и армия такая!
– Какая?!
– Такая! Сауны строите на школьных территориях! А солдаты в магазинах мелочь выпрашивают! – Словко сам видел это.
– А вот в этом мы разберемся без вас… господин капитан!
– Ну и… не обещайте мне топоры… господин подполковник .
– Я смотрю, ты очень не любишь подполковников…
– Почему?! – искренне удивился Словко. —У моего друга отец подполковник! Такой, что еще поискать! Он преподаватель в артиллерийском училище был, курсанты на него чуть не молились…
("Вот бы хорошо: придти домой, а в е-мейловском ящике письмо от Жека!")
А Язык был уже рядом!
– На стакселе! – скомандовал Словко (чтобы не говорить "Рыжик"). – Растравить шкоты! Приготовить носовой!..
Сам он привел яхту носом к ветру, поднял перо руля, распустил гика-шкот (грот заполоскал, будто крыло подбитого дракона), бросился вперед, ухватил конец шверт-талей, с натугой поднял стальной шверт, закрепил стопором. "Зюйд" понесло боком, но тут же он въехал широким днищем на плоский прибрежный песок.
2
Стало тише: остров, хотя и низкий, прикрывал от ветра и волны.
Рыжик соскочил с носа, упал на коленки, вспрыгнул, потянул по песку длинный швартов, намотал его на торчащий неподалеку камень. Двигался он скованно: видимо, изрядно закоченел.
Словко откинул крышку форпика. Выбросил на берег пакет со своей одеждой и скрученный в тугую муфту апсель. Соскочил с бака на песок, обернулся:
– Виктор Максимович, сойдите с яхты… Вам хорошо бы снять и выжать рубашку. Встаньте вон туда, за камень и закутайтесь вот в это… – Он протянул сверток апселя. Смолянцев послушался: взял, ушел к торчащему из песка скальному обломку. Тот был двухметровый, похожий на гигантский плавник, исписанный туристами. От ветра защищал, как великанская ладонь. Да и не было здесь большого ветра. Он шел выше, над головами, трепал верхние части неубранных парусов.
Словко посмотрел на съеженного Рыжика.
– Иди сюда.
Рыжик торопливо приковылял.
– Раздевайся.
Рыжик суетливо расстегнул и сбросил жилет, стянул оранжевую рубашку и майку, взялся за тяжелую пряжку на флотском ремне, глянул вопросительно.
– Тоже, – сказал Словко.
Рыжик уронил с ног шортики, переступил через них. Похоже, что беспрекословным послушанием он хотел заслужить хоть капельку прощения. Теперь он, щуплый и дрожащий, стоял только в узеньких лиловых плавках с вышитым утенком. Их тоже следовало бы снять, но Словко постеснялся требовать это. Он взял из пакета свою хлопковую майку и начал растирать Рыжика – плечи, спину, грудь, ноги (на которых все еще видны были густые следы давних комариных укусов). Тер, тер, даже сам согрелся. Рыжик попискивал и не оказывал ни малейшего сопротивления. Словко наконец вытер ершистую голову, сел на корточки, сдернул с Рыжика расхлябанные кроссовки, растер ему ступни (Рыжик робко хихикнул от щекотки, но тут же испуганно замолчал).
Словко взял свои шорты, в которые можно было засунуть если не двух, то уж одного с половиной Рыжика точно.
– Надевай.
Рыжик послушался и теперь. Влез в штаны, застегнул ремень, который был бесполезен (как обруч на палке), подхватил его.
– Ну-ка… – Словко стал натягивать на него свою сухую, теплую рубашку (ох как хотелось влезть в нее самому). Тут Рыжик впервые разомкнул губы:
– А ты?
– Не вякать! – велел Словко. И Рыжик радостно обмяк: неофициальный тон приказа давал надежду, что командир сердится не совсем беспощадно.
Словко затолкал ему в шорты подол рубашки.
– Не обувайся, кроссовки сырые…
Сам он, как ни странно, теперь почти не чувствовал холода. Вернее, зябкость как бы обволакивала его тонкой пленкой, а внутри было тепло. "Защитная реакция, как у земноводного", – хихикнул про себя Словко (и все-таки вздрогнул). Потом оглянулся.
Смолянцев устроился под камнем, завернувшись в лавсановый апсель. Кажется, чувствовал себя уютно (успеть на совещание, видимо, уже не надеялся; хорошо хоть, что не потонул). Выжатая рубашка его была накинута на верхушку гранитного "плавника". Они встретились глазами, и Словко сразу отвернулся. В эту секунду опять засигналил мобильник.
– Словко, как вы?
– В порядке! Мы на Языке! Ждем Федю!.. Корнеич, ты звонил на базу? Что с Олегом Петровичем?
– Пытались вызвать неотложку, она где-то застряла, Каперанг повез Олега в больницу на своей машине, плюнул на какое-то совещание… Словко…
– Да? – сказал Словко, сразу почуяв какое-то осложнение.
– У Феди в баке кончился бензин. Он побежал за ним в кладовую, а там какая-то сволочь скачала из канистры всю горючку. И запаса нет. Он сейчас мечется, ищет. Ну, наверно, скоро найдет, вы уж потерпите…
– Мы терпим. А ты как там?
– А я уже на ходу! У мостков швартанулась яхта "Робинзон", с Сортировки, они идут к "Металлисту", прихватили меня.
– Сильно жмет?
– Да "Робинзону"-то что! Это корабль для кругосветки, у него фальшкиль три тонны… А как там ваш пассажир?
– А что ему! Завернулся в апсель, греется, как бабка на завалинке…
– Я позвоню еще на базу, потороплю Федю. А вы держитесь…
– Ага, – сказал Словко.
Он знал, что не будет "держаться" на Языке. Рыжик, хотя и одетый, все равно дрожал, долго не протянет. "Да и сам я… А этот несчастный Федя когда еще разыщет бензин, с ним всегда проблемы…"
Словко убрал под жилет мобильник и встретился с желто-серыми глазами Рыжика. Тот все еще стоял рядом.
– Словко…
– Что? – спросил он с остатками командирской сухости.
– А я… мне что будет… за то, что не послушался…
– Да уж будет, – злорадно пообещал Словко.
