Давно закончилась осада… - Крапивин Владислав Петрович (прочитать книгу .TXT) 📗
Коля понимал, что Фрол сильнее, но страха сейчас не было ни крошки.
– Вы чего! – взвился Поперешный Макарка. – Забыли, что обещались еще зимой жить без ссоры-драки?!
– Пусть тогда не скребет, – буркнул барон фон Вестенбаум и босой пяткой стукнул о парапет.
– А я чего. Я только спросил, – добродушно объяснил Фрол и щелкнул себя по губе. – «Фон» так «фон», мне жалко, что ли…
Снизу от пристани двинулась новая компания пассажиров. Видимо, с американского парохода. Более шумные, чем недавние европейцы, в более пестрой и свободной одежде. На мужчинах широкие шляпы, у многих вместо галстуков цветные, небрежно повязанные платки… Американцы, бесцеремонно отодвигая друг друга локтями, обступили мальчишек с их товаром. Торговля пошла громкая и азартная. Русские деньги были не у всех. Предлагали американские центы, английские пенсы, французские су и франки, греческие драхмы и даже какие-то монетки с арабской вязью. Ребята не отказывались. Брали всякую «деньгу», прикидывая по размеру и весу ее стоимость в копейках.
После можно будет обменять иноземную валюту у небритых жуликоватых дядек, что ждут иностранцев у гостиничных подъездов и трактирных дверей. Эти дядьки всегда норовят надуть мальчишек, ну да «мы тоже не лыком шиты».
Колина колониальная медаль мигом ушла за серебряный доллар. Коля уступил ее рыжебородому здоровяку, который оказался из Канады и слегка понимал по-французски. Коля доступно изложил ему историю медали, которую только что слышал от мистера Брайтона. Бородач пришел в восторг, похлопал Колю по плечу, сунул ему монету и бросился догонять спутников. Коля слегка озадаченно вертел доллар с отчеканенным профилем Джорджа Вашингтона и пытался понять: совершил ли он выгодную сделку или оказался в дураках?
– Простите… Я случайно услышала, что вы говорите по-французски… – раздался рядом с Колей чистый голосок. Он вскинул глаза. Перед ним стояла девушка в бело-розовом полосатом платье, в похожей на скомканную газету шляпке и с кружевным зонтиком у плеча. У нее были темные локоны и веселые серые глаза. Коля впервые за все лето застеснялся пыльных босых ног. Соскочил с парапета.
– Да, мадемуазель… Я могу быть чем-то полезен?
– Право, я даже не знаю… Я и мой спутник с парохода «Грейт Миссури»…
За девушкой возвышался крепкий румяный мужчина лет тридцати. С шапкой русых волнистых волос и такими же светлыми усами (их концы были чуть загнуты). Он был без галстука, воротник белой рубахи свободно лежал поверх серой куртки, похожей на матросскую. Смотрел незнакомец добродушно и с легкой виноватинкой: ничего, мол, я не понимаю…
– Значит, вы не из Франции? – уточнил Коля.
– О нет! Мои родители да, из Марселя, но они давно переехали в Штаты и я родилась уже там. А мистер Клеменс вообще всеми корнями в Америке… – Она живо оглянулась на спутника. Тот, видимо, решил, что его представляют юному торговцу сувенирами и нагнул голову:
– Сэмюэль… о Сэм…
– Он говорит, что его можно называть просто Сэм, – разъяснила девушка. – А я… мадемуазель Софи, если угодно. Простите, а как ваша имя?
– Николя?, – сообщил Коля и поморщился. Но что он мог еще сказать?
– О, Николя?… А можно «Ник»? Как это принято в Америке.
– Разумеется! – обрадовался Коля.
Мадмуазель Софи обернулась к Сэму и указала на Колю:
– Ник…
– Ол райт! – Сэм протянул мимо девушки ладонь. Она была широкая и твердая. Сэм крепко потряс Колину руку – так, что она чуть не выскочила из плечевого сустава. Коля осторожно освободился и спросил:
– Вас, наверно, интересуют сувениры?
– Да… и они тоже, – кивнула Софи. – Но прежде всего мы хотели бы видеть интересные места. Мы много читали про осаду. Она чем-то похожа на нашу недавнюю войну…
– В которой освобождали негров?
– Да-да… Но мы не хотели бы ходить с толпой. Тем более, что мы уже отстали… Не могли бы вы показать нам знаменитый Малахов курган и… вообще, что сочтете нужным. Вам, наверно, известны здешние примечательные места?
– Конечно, мадемуазель!
Прогулка обещала быть интересной. Софи и Сэм казались славными. К тому же – из-за океана, из тех краев, где индейцы, Кордильеры, мустанги, Ниагара…
Софи обернулась к Сэму и что-то пощебетала по-английски. Сэм ответил, озабоченно сведя брови.
– Он говорит, что будет несправедливо, если из-за прогулки ваша коммерция потерпит убыток. Во сколько вы оцениваете весь свой товар?
Будь это англичане или даже французы, Коля не постеснялся бы. Но сейчас он сказал честно:
– Все вместе где-то не больше полтинника. Если вот с этой скорлупой… – и качнул пальцем тяжелый осколок бомбы.
Оказалось, что американцы запаслись русскими деньгами еще у стамбульских менял. Софи аккуратно отсчитала Коле пять новеньких гривенников, а Сэм обрадованно завязал все сувениры в узелок – в ту ситцевую тряпицу, на которой они были разложены. Затолкал узелок в нечто похожее на маленький саквояж (он снабжен был ремнем, чтобы носить на плече).
Они зашагали втроем. Софи посередине, Сэм слева (под руку с ней), Коля справа – чуть забегая вперед и оглядываясь. Вышли к оконечности бухты, свернули от рынка налево. И еще раз налево. Двинулись вдоль трактиров, лавочек и мелких гостиниц, что облепили исполинские развалины Николаевской батареи. Справа зеленел всяким чертополохом и желтел проплешинами Городской холм. Кое-где на нем алели крошечные маки.
Коля вел себя как добросовестный проводник. Показал и недостроенный храм-усыпальницу на вершине холма, и памятник Казарскому среди молодых акаций на Малом бульваре, и уцелевший дом Морского собрания, где во время осады был перевязочный пункт – печальное хозяйство знаменитого хирурга Пирогова.
Через площадь вышли к Графской пристани с ее белой колоннадой и спасенными при осаде двумя статуями и львами. По широкой лестнице спустились к причалу. Под теплыми досками настила хлюпала мелкая волна. Иногда выплескивалась через щели и прохладно щекотала ступни. Мадмуазель Софи весело ойкала и подбирала оборчатый подол, показывая белые башмачки с кнопками. Яличники хриплыми голосами наперебой зазывали пассажиров. Пахло копченой скумбрией – ее тут же продавали словоохотливые тетки. Толстый городовой в белой рубахе и при сабле покрикивал на теток, чтобы убирались – не положено, мол. Те отмахивались.
Коля среди яличников увидел знакомого.
– Василий Андреич, туристов везу на Корабельную. Из Америки…
– Ишь ты! Ну, хоть из Америки, все равно пятачок. Не обеднеют, небось.
Коля отдал свой пятак – тот, что получил за сардинскую бляху. Мадемуазель Софи, увидев это, замахала руками, полезла в усыпанный бисером ридикюль. Коля решительно покачал головой. Ему нравилось быть хозяином.
Ялик резво запрыгал на мелкой зыби.
Коля не забывал про свою задачу и здесь.
– Вот это, на мысу, Павловский форт. А слева, на том берегу, Михайловский. К нему во время осады протянули наплавной мост, по которому отошла армия…
Софи быстро переводила Сэму Колины слова. Он понятливо кивал (видимо, слышал про мост раньше). И улыбался Коле глазами.
– Ловко ты с ними чешешь языком, – уважительно заметил Василий Андреич.
– О чем это он? – спросила мадемуазель Софи.
Коля перевел.
– А где вы учились языку?
– Дома…
– О-о… Вы родились в этом городе, Ник?
– Нет, мы переехали сюда прошлой осенью. Из Петербурга… Но я уже привык здесь…
– Вы, наверное, сын моряка?
– Я сын морского врача… А здесь при осаде погиб мой дядя.
– Как жаль, что Франция и Россия оказались здесь врагами, – вздохнула Софи. И перевела Сэму. Тот что-то ответил.
– Сэм говорит, что война это вообще… не знаю даже, как сказать… Сэм, ну как вы можете! Такие выражения при ребенке!.. Конечно, не стану переводить!
– Скажите Сэму, что я понял, – насупленно улыбнулся Коля. – И что согласен…
Ялик ткнулся у к низкому пирсу у Корабельного берега. Отсюда тянулся проход между каменными белыми стенами. Длинный, чуть не с версту. У стен синел цикорий и росла высокая трава, похожая на крошечные пальмы. С виду красивая, но если сорвешь и разотрешь между пальцами – запах ужасный. Растение это потому и называли вонючкой. Коля это рассказал Софи, а слово «вонючка» перевел деликатно – «неприятный аромат».
