Терновая крепость - Фекете Иштван (электронная книга txt) 📗
Освобожденные от земли камни тоже дышали, их обдувал ветер, и камни тоже будто предавались воспоминаниям.
— Ну давай, Плотовщик. Раз уж мы начали, надо продолжить. Давай, я теперь буду работать киркой, а ты лопатой.
Кряж разрыхлял землю, а Плотовщик выгребал ее. Спустя некоторое время кирка вновь ударилась обо что-то твердое.
— Слышишь, опять стена!
— Сейчас увидим, вот только очистим от земли.
— Кирпич, — сказал немного погодя Кряж, — кирпич, но поставленный на ребро.
— Один кирпич. Наверное, случайно попал туда.
— Нет, Дюла, на нем известка.
Они работали молча и напряженно. Им без особого труда удалось освободить кирпичную кладку от земли, и тогда они увидели, что это свод. Кряж подпрыгнул, и раздался глухой гул.
— Слышишь? — остановился Кряж. — Под ним пустота. Возможно, подвал!
— Может быть. И не прыгай, пожалуйста. Еще провалишься. Сначала отчистим.
— Да что ты, Плотовщичок! По таким камням смело можно прыгать. В старину умели строить. Смотри!
И Кряж высоко подпрыгнул, желая доказать прочность каменного свода. Однако, когда его ноги опустились на кирпичи, он почувствовал, что кладка шатается.
— Дюла-аа!! — завопил Кряж и вместе с киркой исчез под осыпавшимися кирпичами. Снизу донесся еще какой-то грохот, дробный стук падающих камней, потом все стихло.
Дюла с побелевшим лицом уставился на черный провал, и в глазах у него померкло. Ему казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет у него из груди.
Губы дрожали, он пытался что-то крикнуть, но звуки застревали в горле.
— Плото-оовщи-иик!.. — глухо донеслось снизу.
— Ой, Кряж, не шевелись… — с трудом вымолвил Дюла.
— Что?
— Я говорю, не шевелись, иначе на тебя обрушится все остальное. Ты цел?
— Кажется. Но как мне отсюда выбраться? Вот только лоб..
— Что — лоб?
— Весь в крови.
— Я же говорил тебе: не прыгай!
— И еще с пальцем что-то… Не то вывихнул, не то сломал… Плотовщик испуганно молчал; Кряж же, не услышав ответа, также испуганно воскликнул:
— Ты что, ушел?!
— Бела, ты что, спятил? Как ты мог подумать, что я уйду. Да мне даже двинуться страшно. Еще на тебя свалюсь.
— Не свалишься, потому что остальная часть свода, по-видимому, крепкая. Ее держат корни и земля.
Тут Дюла, дрожа от страха, подполз к зловещей дыре и заглянул в нее.
— Где ты? — слабым голосом спросил он.
— Здесь, в углу.
— Я тебя не вижу, Кряж. Я сейчас сбегаю за веревкой. Только ты, пожалуйста, не двигайся! Слышишь?
— Ты не сможешь меня вытащить, а карабкаться по канату я не очень-то умею.
— Я разыщу дядю Герге.
— Это было бы хорошо, а что мне пока здесь делать?
— Ты пока хорошенько осмотрись. Только будь осторожен, чтобы на тебя еще что-нибудь не обвалилось. Прошу тебя, Кряж, будь осторожен. А я мигом!
Плотовщик отполз от провала и, только когда встал на ноги, почувствовал, насколько он ослабел от страха.
— Я бегу, Кряж! — крикнул он своему другу и побежал, однако ноги не сразу послушались его, а стали повиноваться только после нескольких шагов. Дюла бежал, а старые деревья с удивлением смотрели на него; потом стали перешептываться — ведь они не раз видели, как на этих холмах люди бежали сломя голову, спасаясь от беспощадных преследователей. И точно так же, как тогда, в шепоте деревьев глохли предсмертные крики сражавшихся, так и теперь в нем пропадало шуршание прошлогодней листвы под ногами мчавшегося Дюлы.
Дюла не чувствовал усталости, хотя бежал уже по берегу. Он мчался напрямик через камыш, даже не пытаясь найти проторенную тропу, впрочем, он, пожалуй, и не нашел бы ее. Все его мысли сосредоточились на Кряже, сидевшем сейчас в темном подвале и ожидавшем его.
«А вдруг обрушится вся стена? — при этой мысли Дюла припустился еще быстрее, но такой темп оказался ему не по силам. — Нет, теперь уже больше ничего не обрушится», — успокоил он себя и решил, что следует хладнокровно обдумать положение.
«Выдержит ли веревка Белу? И сумею ли я один вытащить его? А если нет, то к чему можно прикрепить веревку? Матула! Тут сможет помочь только Матула, и никто другой. Но где сейчас старик? А я и ружье оставил около обвалившейся стены… Может, нужно было бы сразу выстрелить раз-другой? Старик услышал бы. Он ведь не сказал, что пойдет в деревню. Да, он этого не говорил».
«Итак, — решил Дюла, — первым делом я принесу из хижины веревку и топор, он тоже может пригодиться, и оставлю их на берегу, у дороги, ведущей в деревню. Потом побегу по этой дороге, так как старик мог пойти только по ней. Если же не найду его, бегом вернусь назад и буду стрелять до тех пор, пока Матула не придет. Если же и это не поможет, придется сбегать к дяде Иштвану, просить у него помощи».
— Эх, Кряж, дорогой Кряж, и зачем только понадобилось тебе прыгать?
Дюла бежал прямиком через кусты ракитника, как преследуемый охотниками зверь. Рубашка у него на спине вся взмокла от пота; он даже не замечал, что острые ветки, того и гляди, могут выколоть ему глаза.
Когда он выбрался из кустарника, навстречу ему бросился, радостно залаяв, Серка, однако он тут же притих, почуяв страх и нервное возбуждение Дюлы. Собака побежала впереди Дюлы, который уже еле держался на ногах; в ушах у него гудело, сердце бешено колотилось, хотя основания для страха и волнений больше уже не было: возле хижины сидел Матула и преспокойно закусывал салом.
— Дядя Герге!
Нож замер в руке у Матулы.
— А где Бела?
— Дядя Герге. Бела в яме!
— Обвалилось что-нибудь?
— Нет, но, словом, он в яме. — Плотовщик нисколько не стеснялся того, что слезы обильно заструились у него по лицу. Его нервное напряжение внезапно разрядилось. — Дядя Герге, пойдемте!
— Он сказал что-нибудь, после того как провалился?
— Конечно! Он сказал, что у него лоб в крови и палец не то сломан, не то вывихнут. Он сам выбраться не может.
Матула срезал с корочки остаток сала и отрезал ломтик зеленого перца.
— И сейчас он там, в темноте, — добавил Дюла.
Это только снаружи кажется, что там полная темнота, — заметил Матула. — Под обрешетиной веревка и топор. Бери-ка их под мышку. Все будет хорошо.
Плотовщик только сейчас пришел в себя.
«Все будет хорошо!» Но сейчас он был способен испытывать только страшную усталость.
«Все будет хорошо!» — сказал Матула, и по напряженным до крайности нервам Дюлы словно стал растекаться целительный бальзам доверия и спокойствия.
Время, наверное, подошло к полудню. В воздухе звенели и жужжали мириады жучков, прославлявших солнце; рядом с погасшим костром лежал Серка, высунув язык, — чувствовалось, что и ему очень жарко; издалека доносился птичий гомон, и Плотовщик всем своим существом ощущал: «Все будет хорошо! Ведь так сказал Матула, а он никогда не бросает слов на ветер».
Когда Дюла встал, ноги у него подгибались. Он свернул в кольцо веревку, сунул под мышку топор, а Матула закрыл складной ножик.
— Ты, Дюла, иди вперед и бери с собой Серку. Я догоню вас. Собаке полезно будет прогуляться.
Плотовщик кивнул Серке и направился к берегу, а Матула сложил в кошелку все, что, по его мнению, могло пригодиться.
«Палец-то Кряж навряд ли сломал, — подумал он. — Скорее уж вывихнул. Ну да ладно, посмотрим. Черт возьми, кто бы мог подумать, что там подвал?»
Плотовщик тоже думал о Кряже, правда, теперь уже не с таким волнением.
«Что он сейчас, бедненький, делает?» — задал он себе вопрос, на который никто не сумел бы ответить, а тем более Серка, даже не подозревавший, что он сейчас — член спасательной экспедиции.
«Как он, наверное, ждет нас!» — вздохнул Плотовщик, хотя это было всего только предположение.
Когда Дюла отполз от провала и побежал за помощью, Кряж некоторое время чувствовал себя очень неуютно и прикидывал, каково ему придется, если Матула появится только к вечеру. Однако он не долго размышлял об этом, потому что глаза его привыкли к темноте, и, как следует оглядевшись, он пришел к выводу, что большой беды не произошло. Кисть левой руки у него, правда, сильно распухла и один палец стал торчать как-то в сторону, но особой боли это ему не причиняло. Зато когда он дотронулся до лба, то даже вскрикнул: «Ой!» На лбу вздулась шишка величиной с куриное яйцо и кровоточила.
