Пистоль Довбуша - Куликова Мария Тимофеевна (книги онлайн полные txt) 📗

Мальчик сразу умолк. Он боялся жандармов. Они недавно появились в селе с петушиными перьями на шапках, с винтовками за спиной. На прошлой неделе Мишка сам видел, как они избивали старого лесоруба Ивана, их соседа. Потом увезли его с собой… И откуда только взялись эти жандармы?

Откуда ему было знать, что творится вокруг! В 1939 году в Карпаты пришли хортистские фашисты. Чешские войска отступили, ушли. Закарпатье стонало от нашествия жандармов. В тюрьмах томились тысячи узников. Еще тяжелее стало жить верховинцам…

— Мамо-о! Я уже молчу-у! — закричал Мишка. Пусть слышат и жандармы — не такой уж он и плакса!

Изредка дождь утихал, словно, отдыхая, набирался сил, чтоб к концу дня хлынуть еще сильнее.

Неожиданно подъехал на гнедом Ягнус и приказал батракам перевезти до вечера все початки в амбары.

— Дождь, видно, заладил не на один день. Спешите! Пропадет кукуруза — ничего вам не уплачу!

Гафия в это время тащила на плечах тяжелый мешок. Не доходя до воза, вдруг почувствовала острую боль в груди, будто чем-то кольнуло в сердце.

— Исус, Мария! — вскрикнула женщина. Мешок упал на землю. Початки вывалились в лужу.

Ягнус подскочил к ней, прошипел сквозь зубы:

— Вставай! Собери сейчас же! И так все намокло, она еще добавляет! У, ледащо [8]! — замахнулся он на нее кнутом.

— Не трогай маму! — изо всех сил закричал Мишка, выбежав из своего укрытия. Сжал до синевы кулачки, топнул ногой. — Моя мама, не дам бить!

Он заслонил собою Гафию. Худенькое тело его дрожало, глаза горели ненавистью.

— Ого-гов, какой уже защитник есть у вдовы! Из таких потом бунтари вырастают. Знаем! — добавил убежденно. Потом проворно вскочил на коня и ускакал.

Гафия с трудом поднялась, прижала к себе сына.

— Вот вырасту, я ему… я ему… — плакал перепуганный мальчик, грозя кулаком вслед хозяину. — Батогом хотел вас, мамо… А почему его никто не набьет, не накажет? Почему?

— «Накажет», жди… — с горечью вздохнула мать. — Вон жандары старостой его поставили. И без того измывался над людьми, теперь совсем разнуздался. А кому… кому пожалуешься? — глотала слезы вдова.

Вскоре она отправила Мишку домой, а сама трудилась в степи до самого вечера. Вернулась промокшая, озябшая. А утром уже не могла подняться, затопить печку: у нее был жар, сердце билось часто и гулко. Через несколько дней вдруг начали вспухать суставы. Женщина даже кружку роняла из рук, вскрикивая от боли.

Мишка, забившись в угол, часто плакал. Что бы он только не сделал, чтоб увидеть маму опять здоровой и хоть немножко веселой! Вот если бы он мог разыскать счастливую страну, про которую дедо Микула рассказывал. Там нет пана Ягнуса. Нет жандармов… Где же тот неведомый край?

Путешествие Мишки

Дедо Микула часто навещал Гафию. Высокий, худощавый старик, с обвисшими белыми усами, он зимой и летом носил давно потерявшую свой прежний цвет шляпу. Поверх холщовой рубахи всегда надевал кепта?рь — короткий кожушок без рукавов. Ступал он широко, не горбясь, будто наперекор пережитым невзгодам.

А невзгод на долю Микулы выпало столько, сколько камней приносит с гор вешняя вода на землю крестьянина.

Микула рано лишился родителей.

Однажды в голодную, лютую зиму отец его срубил в графском лесу дерево: дома его ждали продрогшие, ослабевшие жена и сын. Но дров им он так и не принес. Его, истекшего кровью, нашли односельчане на снегу, рядом с упавшей елью. Говорили: отца убил графский лесничий. Мать ненамного пережила отца. Таяла быстро, как снег в долине. В одну из весен, с прилетом грачей, Микула остался один. И рос он среди чужих людей с ненавистью в сердце против богачей и с мечтой — отомстить им за раннюю смерть родителей.

Закаленный в горе и в беде, Микула не боялся никакой работы. Он и дома строил, и лес рубил, и плоты водил по быстрым горным рекам. Чего только не умели его крепкие, сильные руки! Только не всегда удавалось найти для Них дело. Сколько, бывало, он бродил по Карпатам в поисках заработка!

Ко всему, строптивого и непокорного Микулу хозяева долго не задерживали у себя. Так случилось и на шахте, где добывали соль. Шахтерам платили так мало, что им не хватало даже на молоко для ребятишек. Возмущенный Микула поднял людей на стачку. Рабочие бастовали шесть дней. Хозяин был вынужден повысить им плату. А спустя несколько недель Микула заболел и не вышел на работу. Его поспешно уволили. Хозяин рад был избавиться от неугодного ему шахтера.

Было Микуле уже лет под сорок, когда он наконец скопил немного денег и построил себе небольшую хату с тремя окнами на окраине Свалявы, возле самого леса. Вскоре он женился. А через год в его хате закричал тонким голоском маленький Андрейка.

Да недолго пришлось отцу любоваться своим первенцем. Началась война 1914 года. Взяли в солдаты и Микулу. Надели на него зеленый мундир и послали воевать против русских.

Проклинали закарпатцы ту войну, и кайзера, и австрийские карабины, которые дали им в руки. Как же воевать против своего брата украинца, брата русского? Многие тогда поклялись убежать от кайзера туда, к своим. Ждали удобного случая и Микула, и его друг Иван.

— Убежим, друже! Там люди нашей мовой говорят. А тут бьют тебя австрияки в зубы, и ты не знаешь и не понимаешь, за что такие муки терпишь, — не раз повторял Микула.

Как-то выдалась ночь, темная, дождливая. Спрятались австрийские офицеры от непогоды. «Помоги нам, боже!» — Микула и Иван перекрестились и побежали. Их все-таки заметили. Вслед засвистели пули. Офицер закричал: «Назад! Убью!»

Ранило Ивана. Микула тащил его на спине, а Иван: «Брось меня, Микула… Может, хоть тебе удастся к своим добраться…» — «Да разве ж то можно — товарища в беде бросать!» — возмутился Микула. Дополз он с раненым другом к русским. Иван скончался у него на руках, успев только прошептать: «Береги мою дочку Гафийку… — Потом добавил чуть слышно: — В первый раз… и в последний завидую тебе, Микула… Ты у своих…»

Похоронили Ивана русские солдаты, как брата. Каждый бросил в его могилу горсточку земли. А у Микулы тогда впервые появилась седина на висках, точно изморозь на жухлой траве.

В плену он познакомился с большевиком Петровым, который научил его грамоте и много рассказывал о Ленине.

Однажды на рассвете восставшие перебили стражу, открыли бараки, где томились пленные и узники-коммунисты.

— Выходи, братцы! Революция! Свобода! — крикнули они.

И пошел Микула воевать рядом с Петровым. То были самые счастливые годы в его жизни. То была борьба за счастье людей.

Возвращался он в Карпаты, а у самого будто крылья выросли. И в родном краю поднялся народ против австрийских графов, против венгерских буржуев, против местных богачей. Микула пошел в Красную гвардию. Его выбрали командиром.

Забежал на часок домой и не узнал Андрейку. Малыш его уже отцом называет. Карабин ручонкой трогает.

— Настало время, Марие, рассчитаться с графами да жандарами за наши слезы! Хватит бедовать! Теперь и у нас земля будет, — прощаясь, заверил жену Микула. — Не отступим, пока не добьемся свободы, пока не будем вместе с нашей Украиной.

Но налетели коршуны-жандармы из Румынии, Чехословакии. Подавили они революцию и в Венгрии и в Карпатах. Многие красногвардейцы погибли. Многие попали в тюрьмы. Избитого до полусмерти Микулу тоже надолго бросили в тюрьму. Наконец выбравшись оттуда, он возвратился домой. Зашел во двор ночью и остановился как вкопанный. В хате хозяйничали горный ветер и лесные совы. Ветки ореха заглядывали в разбитые окна и словно шептали Микуле: «И чего вернулся? Пусто здесь, человече!»

Потом он узнал: Марию пытали жандармы. Спрашивали: «Где твой красный газда, признавайся?!» Не вынесла Мария побоев. Умерла.

Где же сынок? Где Андрейка? Еле отыскал его Микула в городе Мука?чево. Малыш сидел возле церкви с проткнутой ручонкой и просил подаяния. Микуле от радости, а вместе и от горя хотелось закричать с такой силой, чтоб заглушить гром, рокотавший над головой. Но когда заговорил, с губ его сорвался лишь хриплый шепот: