Топот шахматных лошадок (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (книги серия книги читать бесплатно полностью .txt) 📗
Белку дернуло за язык:
— А я думала… ой…
— Что «ой»?
«Вот дура-то!»
— Ты не обижайся…
— Не буду, — серьезно сказал Рытвин. — А что «ой»?
— Я думала, что ты не ходишь без охраны…
Костя опять не удивился. Повертел головой.
— Не исключено, что они болтаются неподалеку. Но я раз и навсегда велел, чтобы рядом не терлись.
— И тебе разрешают ходить одному? Говорят, был какой-то случай… — опять не сдержалась Белка.
Костя снова ударил коленом по чехлу. Посмотрел, как он качается.
— «Говорят», был… А разрешают или нет… я теперь не спрашиваю. — И глянул на Белку прямо, из под косого темного крыла. Темно-карими глазами.
Белка засмущалась, разозлилась на себя и отвела взгляд. Буркнула:
— И не боишься?
— Мне по фигу, — сумрачно отозвался Костя Рытвин. И Белка сразу поняла. что он сказал правду. И почему-то встревожилась.
Впрочем, Костя тут же сменил тон: махнул чехлом ракетки и похвастался:
— У меня здесь одна игрушка спрятана, типа электрошока. Если кто полезет, можно шарахнуть разрядом… Конечно, все равно скрутят, но хоть не сразу…
«Какая разница, сразу или нет?» — опасливо метнулось в голове у Белки. Но Костя беспечно сказал:
— Как с утра солнце жарит… Белка, хочешь мороженого?
И она ответила сразу:
— Ага!
Вот ненормальная! Следовало держать себя с юным Рытвиным заносчиво и неприступно. Он был сыном человека, который задумал черное дело и грозил бедой многим людям, в том числе отцу Вашека и Сёги. Но… с одной стороны — не сам же Костя грозил, он-то, скорее всего, ничего и не знал. С другой стороны — можно было попробовать уговорить его, чтобы повлиял на папашу. А с третьей стороны… Однако, про «третью сторону» Белка не решилась признаться даже себе, горячие мурашки начинали покусывать щеки… Хотя признавайся или нет, а юный Рытвин ничуть не походил на сытого и вредного сыночка миллионера. Даже… наоборот…
На углу Газетного и Первомайской, недалеко от Каменного моста, голубела матерчатыми зонтиками летняя кафешка «Атлантида». Туда они и зашли. На просвеченных зонтиках мельтешили тени кленовой листвы. Посетителей почти не было, только под крайним зонтиком тянули пиво два небритых дядьки (видать, с похмелья). Костя джентльмески подвинул Белке стул, отдал ей чехол и пошел к прилавку. Вернулся он с двумя блестящими вазочками (даже вазами!). Горки белых шариков сияли как снежные вершины. У Белки побежали слюнки (вот бессовестная!). А Костя наклонился к ней и прошептал:
— Белка, извини. У тебя не найдется десяти копеек? У меня не хватило…
— Ой, конечно! — Белка из сумки выхватила кошелек. — Вот… Или давай пополам! Сколько это стоит?
— Не надо пополам… — он схватил у Белки гривенник, отбежал к прилавку, вернулся опять. Забрал у Белки чехол, положил его на стол, а сам сел сбоку от Белки — не за столом а в сторонке. И вазу с мороженым держал перед собой как кубок.
— Налегай, — велел он и ложечкой отправил в рот целый «сугроб».
Белке что делать-то? Она — тоже. Мороженое пахло ванилью. Рытвин смотрел на Белку из-за белой горки и улыбался. Рядом с мороженым загорелое лицо Кости казалось особенно смуглым. Он сказал:
— Я знаю, о чем ты подумала. «Сын такого папочки не наскреб дести копеек!»
— Ничего подобного! — старательно возмутилась Белка, потому что подумалось ей именно это. И тут же решила, что время перейти в атаку.
— Если честно, то я как раз подумала про твоего… папочку. Только по другой причине. Ты знаешь больницу скорой помощи? Ту, что на Фрунзенской?
— Конечно, знаю! Я там в ожоговом центре лежал, пока не переправили в частную клинику. После… ну, после одного дела.
Надо было бы спросить: «Что за дело?» Но Белка сурово сказала:
— Зато не знаешь, наверно, что твой отец задумал эту больницу пустить по ветру и устроить в ней отель международного класса… Или знаешь?
Костя не удивился, не возмутился, Просто качнул головой:
— Не, я не знал… Думаешь, отец со мной советуется? У него хватает референтов…
— А ты представляешь, какой это будет разгром? Там сложившийся коллектив врачей, там громадный опыт работы, традиции… — Белка говорила это и будто видела перед собой лица Вашека и Сёги. Она по сути повторяла то, что сказал накануне Вашек. — Там налаженная система. Там лучший в области ожоговый центр… в котором ты и лежал… Костик, скажи отцу, а?
Как это у нее вырвалось — «Костик»? И такое вот жалобное «а»…
Костя опять не удивился. Только стал чуть печальнее. Отправил в рот новую порцию.
— Ты думаешь, он послушает?.. Белка, у него свои эти… принципиальные установки. Один раз я спросил: «Зачем ты так?» Он говорит: «Как так?» — «Ну, — говорю, — ты как ледокол. Прешь через торосы, никого не замечая вокруг». А он: «Я замечаю. Только не могу всех жалеть. Пру потому, что у меня такая жизненная функция. Быть ледоколом лучше, чем болтаться дырявой лодкой в гнилом пруду. Ты не согласен?» Я сказал, что можно не дырявой и не в пруду. А он: «Это не для меня…»
Такой разговор случился, в феврале, незадолго до похищения. Вечером Костя валялся на диване, вертел в руках замызганного тряпичного повара Пантелея. (Это был давний, с младенческой поры, любимец. Не простой повар, а морской, то есть кок — под грязно-белой курткой виднелась тельняшка. Похожий на гриб поварский колпак, из-под которого торчали рыжие космы, украшал синий якорь. На круглой рожице Пантелея можно было заметить склонность к философским суждениям.) Отец вошел, как всегда, без стука. Встал над диваном — тяжелый, широкий, загородивший свет торшера.
— Я смотрю, ты опять бездельничаешь…
— Да, — сказал Костя.
— Репетиторша по английскому жаловалась: ты не делаешь задания.
— Да, — сказал Костя.
— Она тратит на тебя силы, пытается вдолбить в тебя знания…
— Ничего она не пытается, — сказал Костя, подбросив и поймав Пантелея. — Она дура. И нужны ей не мои знания, а твои деньги. Потому и жалуется. Чтобы показать старание.
— Давай наймем другого репетитора.
— Зачем?
Костя почуял, как отец начал сдержанно закипать.
— Что значит «зачем»? Без английского ты никуда!
— А куда «никуда»? — спросил Костя, а Пантелею мысленно сказал: «Ты у меня самый хороший».
— «Никуда» — значит ни в какое дело, — терпеливо разъяснил Андрей Андреевич Рытвин, главный акционер, генеральный директор, председатель всяческих советов и прочая, прочая.
— А в какое дело? Как у тебя? — простодушно спросил Рытвин-младший.
— Оно тебе чем-то не нравится?
— Я не понимаю — зачем?
— Что «зачем»? Зачем я не сплю ночами, рискую головой, воюю с дураками, перекраиваю экономику области?
— Ну да… Только ты не перекраиваешь, а накапливаешь капиталы. Сам говорил.
— А это по-твоему не цель?
Тогда-то и состоялся разговор о ледоколе, про который Костя сказал Белке. (И она не знала, как царапнулись у него в горле слезинки, он сглотнул их вместе с мороженым).
Отец постарался перейти на философский тон:
— Дорогой мой, каждому в мире отпущена своя доля. И если мне написано судьбой быть не шаландой, а большим кораблем, то я обязан им быть.
— И грузишь, грузишь трюмы. А зачем? У тебя ведь и так все есть. Оставил бы что-нибудь и другим…
— А я и оставляю! — рявкнул отец. — Многим! В том числе и тебе! Чтобы ты не знал нужды, не пресмыкался перед всякой сволочью, а стал в жизни хозяином!
— Хозяином станет Шурик, — вспомнил Костя старшего брата. — У него все данные…
— И ты сможешь, если захочешь!
— А зачем? — Он сказал это спокойно. Отец же решил, что сын издевается.
— Если ты еще раз скажешь это дурацкое слово, я дух из тебя вышибу!
— Ладно, — покладисто отозвался Костя. — Но я все же скажу еще раз. Зачем прогнал Вадима?
— Вот оно что! Будешь указывать, каких я должен тебе выбирать охранников?
— Он был не охранник, он мой друг.
— Знаем мы таких друзей! Сперва ходит, как ласковый кот вокруг сала, а потом потащит к себе в постель. Слышал небось про таких… «любителей мальчиков». Не грудное дитя ведь…
