Бахмутский шлях - Колосов Михаил Макарович (электронные книги бесплатно .txt) 📗
Офицер помолчал немного, заключил:
— Гут! — указал на кровать, приказал убрать постель и махнул, чтобы ушли.
Мать осталась в кухне, Яшка и Андрей вышли на улицу. Ломая столбики заборчика и подминая под себя кусты сирени, во двор вползал задним ходом огромный автобус. Вид у автобуса был необычный: всего по два окошка с каждой стороны и те зарешечены. Яшка заметил через стекло какую-то сложную аппаратуру с множеством блестящих кнопок, выключателей, разноцветных лампочек.
Тот самый солдат, что входил в дом с офицером, вылез из кабины, шуганул ребят от машины, понес в комнату какие-то вещи. Вернувшись, достал малокалиберную винтовку и пошел в сад. Там пошарил в кустах крыжовника, потом побрел на соседний огород, и вскоре оттуда донесся слабый выстрел, кудахтанье кур и крик тетки Анисьи:
— Что же ты делаешь, паразит ты несчастный? Убил курицу! Куда же ты потащил ее?
Из-за деревьев показался немец. Улыбаясь, он нес за крыло серенькую курочку.
— Чтоб ты подавился ею, проклятущий! — не унималась Анисья.
— Я, я! — бормотал солдат. — Гут, гут!
Проходя мимо ребят, подмигнул им.
— Гут?
— Гут, — процедил сквозь зубы Андрей. — Гутнул бы тебя…
Но солдат не понял, что сказал Андрей, и даже не остановился.
Хозяевам немцы разрешили спать в кухне. Раскладывая на полу постель, мать недоуменно говорила:
— Немцы попались какие-то чудные: из хаты не выгоняют. И не трогают ничего, одной курицей ублаготворились. А Анисья — глупая баба, из-за курицы шум подняла: им что курицу убить, что человека — одинаково. И право — чудные какие-то немцы.
— Подожди хвалить, — буркнул Андрей. — Может, завтра такое устроят — не возрадуешься.
— А вы языки придерживайте, — сказала мать, — не очень высказывайтесь…
Когда легли спать, Яшка подвинулся к брату, зашептал:
— А что это у них за машина?
— Не знаю.
— Наверное, она очень нужная — видал, какие в ней разные механизмы? Вот бы мину под нее подложить!
— Лежи… «мину». Где ты ее возьмешь?..
На другой день ребята осмелели. Они убедились, что ни офицер, ни его солдат не понимают по-русски. Солдат ходил, насвистывая немецкую песенку, и, казалось, не замечал ни ребят, ни матери.
— Свистит. Свистнуть бы его промежду глаз кирпичом, — сказал вслух Андрей.
— Вот был бы гут! — добавил Яшка.
Солдат чистил как раз сапоги. Услышав немецкое слово «гут», он повторил его и хлопнул ладонью по голенищу — вот, мол, как хорошо начистил: «Гут!» Ребята засмеялись.
— Балбес какой-то! Ты ему плюй в глаза, а он говорит: божья роса, — сказал Андрей. — Верно, пан, гут?
— Гут, — отозвался немец.
Понравилась Яшке такая игра. Они с братом кляли немца как только могли, глядя ему в глаза, и все время приговаривали: «Гут?» А немец кивал, соглашаясь, и тоже повторял: «Гут».
Как-то он открыл дверцу автобуса, стал что-то делать в нем. Ребята подошли поближе.
— Пан, можно посмотреть? — спросил Андрей, показывая то на свои глаза, то на машину. — Кукен, зеен, понимаешь? Айн момент?
Немец закрутил головой — нельзя.
— Что мы, съедим ее? Айн момент зеен?..
Солдат уступил, и они, толкаясь, заглянули внутрь. Глаза разбежались от множества выключателей, лампочек, проводов, от всей этой очень сложной аппаратуры.
— Да, — протянул Андрей, — ценная, видать, штука. Было бы чем — пустить бы ее на воздух.
— А можно подпалить, — предложил Яшка. — Тоже был бы гут.
— Гут? — спросил солдат.
— Гут! — похвалил машину Андрей. — Радиостанция?
Немец не ответил.
— Видал, какие у них машины, — сказал Яшка. — Правду говорили, что у немцев техника самая лучшая…
— Техника! — рассердился Андрей на братишку. — Больше слушай бабьи разговоры. Техника… Может, это и не немецкая, а чехословацкая или французская. А может, и американскую захватили.
— А у нас таких нет, — не унимался Яшка.
Не ответил ему Андрей: он тоже не видел таких машин. Обратился к шоферу:
— Пан, это немецкая машина, дойч?
Немец стоял возле радиатора и смотрел на ребят.
— Дойч, да?
В ответ солдат ткнул пальцем в радиатор и сказал на русском языке:
— Это наша машина. И не вздумайте сотворить глупость какую.
Сказал и пошел в дом. А ребята стояли как вкопанные. Если бы немец оглянулся, он увидел бы, как они побледнели, как в их расширенных глазах застыли одновременно испуг, удивление и радость отчего-то, чего они и сами еще не осознали.
Через день немцы уехали.
Рассказал Яшка об этом случае, посмотрел гордо на своих слушателей — вот, мол, какое происшествие было. И не с кем-нибудь, а с ним самим, сам видел, сам участник!
— Ну, а дальше? — спросил Григорьев.
— Уехали, — развел Яшка руками. — Уехали — и все.
— И ты решил, что это был наш?
— А что? Может, даже и офицер наш…
— Фантазер ты, Яшка, — отмахнулся Григорьев.
Разгорелся спор, стали строить разные догадки — кто могли быть эти немцы.
А поезд все шел и шел, колеса постукивали, вагон скрипел, и бежали мимо открытых дверей оголенные березки, ветлы, черные хаты редких деревень.
На другой день, проснувшись, Яшка увидел, как и вчера, спины лейтенанта и Петровича — они оба стояли, опершись о перекладину, и о чем-то разговаривали. Оказалось, Петровичу так и не удалось ничего разузнать о своих: поезд через его местность прошел на рассвете, на ближайшей от его села станции он даже не остановился. Петрович смотрел на сожженные деревни, вздыхал:
— Все спалил…
Лейтенант его успокаивал:
— Это возле дороги, а там, может, и не тронул. Вон Яков говорит же, что их Васильевку почти не зацепила война: наши обошли, а немцы драпанули и не успели ничего разрушить.
— Дай-то бог… — отвечал Петрович.
День прошел незаметно, солнце быстро перевалило на другую сторону поезда. Длинная тень от вагонов бежала по кювету, по откосам, и, как всегда, вечер на всех навевал какое-то грустное настроение. Каждый искал, чем бы заняться, но никому не хотелось ни разговаривать, ни читать. И все обычно молчали, о чем-то думали.
По подсчетам лейтенанта поезд в Киев должен прийти ночью, поэтому он сказал Яшке, чтобы тот ложился спать и ни о чем не думал. Если что изменится, он его разбудит. Но ночь прошла, а Яшку никто не разбудил.
— Проехали Киев? — спросил он утром, еле продрав глаза.
— Давно, — отозвался Петрович. — Может, до самого Львова довезем тебя. Спи!
Но спать не хотелось. Яшка сполз с нар и встал рядом с Петровичем.
— Яка ж величезна наша держава! — проговорил Петрович. — Сколько едем — и все нет конца ей. Даже не верится, шо немец до Волги дошел. Поездом уже который день едем, а то ж с боями туда да обратно… Далеко пустили…
ЗЕЛЕНЫЙ ВЕЩМЕШОК
На каждой узловой станции лейтенант выпрыгивал из теплушки и бежал к коменданту. И всякий раз, возвращаясь, говорил Яшке: «Пока тебе везет — едем дальше».
В Луцке лейтенант задержался у коменданта дольше обычного. А когда вернулся, взглянул на своего «пассажира» как-то особенно, и Яшка понял, что предстоит расставанье.
— Да, Яков, дальше наши пути расходятся: ты на Львов, а мы на Ковель, — сказал лейтенант. — Но ничего, не горюй: я договорился с комендантом — он поможет тебе добраться до Львова. Тут уж совсем близко, пешком можно дойти — каких-нибудь километров двести, не больше.
Не нашелся Яшка что сказать: ему хотелось поблагодарить за то, что подвезли так далеко, и было очень тоскливо оттого, что приходится уходить от них. Все эти чувства теснились в его душе, и он не знал, как быть. Говорить обо всем — очень много, он не умел. Яшка взглянул на лейтенанта, на Самбекова, на Григорьева, который привел его в теплушку, — они стояли вокруг него молча, — и на Яшкины глаза сами собой навернулись слезы. Яшка хотел спрятать их, улыбнулся, но от этого слезы почему-то выкатились наружу, словно им стало тесно, и покатились по щекам. Яшка отвернулся, вытер рукавом глаза.
