Синий треугольник (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (читать книги онлайн без .txt) 📗
База располагалась на территории археологического заповедника. Точнее, под территорией: в подземельях древнегреческой крепости, в минных галереях времен Первой осады и глубоких ангарах времен Второй мировой… Только для "Иглы" с Конусом вырыли специальную шахту. Это была святая святых — цель и смысл нашего многолетнего колдовства.
Места хватало. Ракушечные и туфовые толщи Полуострова за три тысячи лет были изрыты внутри, как старая причальная свая морскими червями. В глубину не проникала ни малейшая вибрация — это было главное условие настройки Конуса. Наверху грызли культурный слой студенты-практиканты, бродили толпы туристов, и никому в голову не приходило, что железная дверца в торце сложенного из ракушечника сарая, украшенная трафаретной надписью "Служебное помещение", ведет не в кладовую с шанцевым инструментом и не в комнату с электропитанием здешнего музея, а в кабину лифта, соединяющего привычный солнечный мир с межпространственным вакуумом. Точнее, с лабораторией, где восемь почти свихнувшихся типов пытались существование этого вакуума доказать. Доказать, а затем соединить новую теорию с теорией темпоральных барьеров и понятием многомерных пространств — чтобы в конце концов связать все это в программу, условно именуемую термином "Бур".
Никто из нас не знал, какова вероятность удачи. Ясно только было, что шансов — меньше половины. И потому секретность секретностью, а денег давали гроши. Тем более, что в наступившее смутное время их никому не хватало, денег-то. К тому же почти всем представителям сменявших друг друга правительств было вообще непонятно, для чего мы занимаемся своей чертовщиной. Столько средств ученая братия ухлопала без всякого толка в космонавтику, а тут еще это…
Мы нищенствовали, проклинали все правительства и Академию и… вкалывали. Порой доходило до смешного. Рокки — наш многомудрый Женька Рокалов — ухитрился смастерить сложнейший отметчик темпоральных корпускул из разбитого плейера, стеклянной банки от компота и листа фольги от дефицитной в ту пору шоколадки…
А Конус, несмотря ни на что, рос и впитывал в себя все, что мы насочиняли в своих почти бредовых гипотезах. И выстраивал это по-своему — порой с такой неожиданной логикой, что мы только ахали: "Ай да дядя Кон, голова редькой вверх!" А дядя Кон начинал понемногу проявлять не только техническую, но и философскую премудрость. И подавал надежды…
Последние три месяца до Ухода, когда стало уже ясно, что это получилось, были для меня временем лирики и отдохновения. Свои дела по навигационной настройке я закончил. Оставалось ждать. И я бездельничал один или с Юджином.
В то лето в заповеднике было пусто. Практиканты на раскопки не приехали, туристы появлялись редко. Время наступило тревожное, бестолковое, непонятное. Республики все чаще выясняли отношения с помощью бронетехники и реактивных установок, на Полуострове бурлили митинги и забастовки и не хватало хлеба. Несколько правительств возымели намерения делить Южный Военный флот (ЮВФ), стоявший в здешних глубоких бухтах. А ЮВФ сам не мог решить: делиться ли ему, или оставаться единым и никому не подчиняться, или объявить себя принадлежащим какой-то одной республике. Иногда сизые стальные корабли выходили на внешний рейд, угрожающе ворочали орудийными башнями и разносили над водой неразборчивые мегафонные команды. На крейсерах и авианосцах порой по нескольку раз в день меняли разноцветные кормовые флаги недавно возникших держав и коалиций…
— Не жизнь, а стопроцентный авантюризм, — вздыхал Сапегин. — Мотали бы вы, Пит, отсюда поскорее, пока не началась полновесная заваруха.
Но и он, и все мы прекрасно знали, что "мотать" можно лишь в строго назначенный день и час. Время ухода зависело не от истерических припадков тогдашней политики, а от многих причин космогонического характера. И мы ждали, хотя над Полуостровом сгущались тучи.
Впрочем, сгущались они в переносном смысле. А погода была чудесная — солнечная, в меру жаркая, безмятежная. Стрекот кузнечиков наполнял тишину опустевшего заповедника. Звенела потихоньку пересохшая трава, в которой синели звездочки цикория. Мир и древний покой… Тень Эллады и Византии лежала на щербатых ступенях амфитеатров, на безносых мраморных львах у музейного крыльца, на мозаичных полах разрушенных базилик…
Мы с Юджином часто бродили по развалинам, лазали по остаткам стен и башен, искали черепки посуды с черным лаковым узором и монеты, похожие на ржавые чешуйки.
А иногда мы купались и загорали на маленьком каменистом пляже под обрывом, сложенном из желтых пористых пластов. Я, несмотря на грузность, почти не отставал от чертенка Южки. И лишь когда схватывало поясницу или ноги, ложился пузом на горячую гальку и постанывал.
— Юж, ну-ка, пройдись по позвоночнику…
Он с удовольствием вскакивал на меня. Как ласточка на моржа. Но пятки у "ласточки" были твердые, словно костяные шарики. Он ими добросовестно пересчитывал мои позвонки. Наступит, да еще и крутнется! Я наконец не выдерживал:
— Ай! Пошел прочь!
Он прыгал с меня, крутнувшись напоследок сильнее прежнего.
— Хулиган!
— Конечно… — И он плюхался рядом со мной. — Мама, как только я родился, сказала, что я хулиган.
Родители Южки где-то у черта на куличках разведывали новые нефтяные месторождения, чтобы спасти нас, грешных, от очередного энергетического кризиса. Потому их сын и торчал тут, у деда, хотя это противоречило инструкциям о секретности…
Долго лежать Юджину мешала врожденная подвижность.
— Дядя Пит, давай еще окунемся! И пойдем крабов выслеживать!
— Ну да! По камням-то лазать…
— Тебе полезно побольше двигаться. А то вон какой… Как дирижабль.
— Нахал…
— А я знаю, почему тебя так зовут — Питвик. Такое многосерийное кино было: "Приключения мистера Питвика и его клуба"…
— Там не Питвик, а Пикквик… А со мной все проще. Петр — Питер — Пит. Викулов — Вик… Склеили, вот и получилось…
Он, откатившись подальше, критически щурился:
— Все равно ты как Пикквик. Такой же… объемный.
— Во-первых, не такой же! Он жирный был, а у меня мускулатура…
— Ох уж…
— Вот иди сюда, покажу "ох уж"… Кроме того, у него была лысина. А у меня еще вполне прическа…
— Лысина — дело наживное.
— Все на свете — дело наживное… Может, и ты вырастешь и будешь как я. Или еще объемнее…
— Ну уж фигушки!
— Когда мне было десять лет, я так же считал. А вот лет через сорок поглядим…
— У-у! Это еще сколько ждать…
На меня словно тень набегала.
— Это тебе "сколько ждать". А мне — пару лет…
— Ой, да… Я забыл… Дядя Пит, а почему время в "Игле" сжимается?
— Читай Эйнштейна и своего деда…
— У них ничего не понятно… Ну как это получается? Вперед лететь — кучу времени, а обратно — за одну секунду…
— Уж будто бы тебе дед не объяснял!
— Уж будто у него время есть объяснять! Только и знает: "Будешь приставать — вмиг отправлю к родителям!.." А сам даже адреса их толком не знает. Да и я тоже…
Тень пробегала и по Южке.
— Ну ладно, двигайся ближе… Смотри… — Я среди каменных окатышей расчищал песчаную проплешину. Втыкал в песок палец. — Представь такой бур… или лучше машину, которая роет туннель для метро. За день она проходит несколько метров.
— Несколько десятков…
— Ну, не важно… А потом по вырытому туннелю все расстояние можно промчаться обратно за несколько секунд…
— Значит, корабль оставляет за собой туннель в Пространство? — он был сорванец, но умница.
— Именно. И в этом туннеле уже не Пространство, а межпространственный вакуум. В нем нет ни расстояния, ни времени. По крайней мере, по нашим привычным понятиям… И от той точки, где находится "Игла", до базы можно будет перемещаться практически мгновенно. И обратно, разумеется… Ну, конечно, не всякому, а у кого есть специальная подготовка…
— А у тебя есть?
