Круглая печать - Икрамов Камил Акмалевич (читать книги онлайн бесплатно регистрация TXT) 📗
— А если сто? — спросил Садык.
— Если сто, то человек двести можно снять, — сказал Иван. — А зачем так много?
Фотоаппарат несли по очереди. Каждому казалось, что он может нести лучше. Когда носильщик уставал, ящик начинал бить его по ногам. Но все говорили: «Не бей его ногами, он испортится».
Почти всю дорогу они шли молча. Только изредка кто-нибудь говорил: «А по-моему, он хороший». И тогда кто-то другой соглашался: «Конечно, хороший. За пять рублей разве плохой продадут!» «А по-моему, дяденька добрый», — опять говорил кто-нибудь. И опять кто-то другой отвечал: «Конечно, он нам все объяснил, все показал, велел приходить к нему. Он же сказал, что аппарат стоит десять рублей, а нам он его продал за пять».
— Камера-обскура, — сказал Садык. — Красивое слово…
— А что, если мы сейчас все вместе сфотографируемся? Прямо пойдем на пустырь и все вместе сфотографируемся.
…Хорошо, что на пустыре никого не было.
— Мы сделаем так, — сказал Садык. — Я поставлю фотоаппарат на землю, все станут вон там, я прицелюсь, сниму крышечку и побегу, чтобы стать рядом.
— А ты получишься? — спросил Закир.
— Конечно, получусь. Он сказал — надо считать до десяти или даже до пятнадцати.
Садык долго пристраивал аппарат, подкладывал под него камни, прицеливался, заглядывал в матовое стекло — для этого ему приходилось ложиться на землю — и наконец сказал:
— Нет, так не выйдет. Надо, чтобы кто-нибудь стал на четвереньки, а аппарат мы поставим ему на спину.
— Кто же станет? — сказал Эсон. — Ведь кто будет под аппаратом, тот на фотографии не получится.
— Тогда сегодня фотографироваться не будем, — сказал Садык. — Темнеет быстро.
— Сегодня! Сегодня! — закричали все, и больше всех Закир: он держал в руках мяч и очень хотел фотографироваться.
— Конечно, сегодня, — сказал Эсон. — Надо тянуть жребий.
Самая короткая соломинка досталась Эсону.
— Может быть, Рахим лучше? — сказал Эсон. Он всегда отыгрывался на своем младшем брате.
— Ничего! Когда новую пластинку достанем, ты с мячом будешь фотографироваться, — утешил его Садык. — Становись на четвереньки.
Эсон колебался.
— Лучше я стану, — согласился Рахим, — Я в другой раз, меня отдельно и с мячом.
— Нет, я, — возразил Эсон.
— Хватит спорить, — сказал Садык, — уже темнеет. Становись скорей… О, теперь совсем другое дело!
Садык смотрел в матовое стекло и прицеливался так, чтобы ребята получились во весь рост. Справа он оставил место для себя.
— Э, слушай, опусти голову, всех заслоняешь! — сказал он Эсону. — Опусти, тебе говорят!.. Вот теперь не двигайся. — Садык снял матовое стекло, закрыл объектив крышечкой, вставил кассету, вытянул задвижку. — Теперь все замрите! — скомандовал он, снял крышечку с объектива и в три прыжка оказался рядом с ребятами. — Раз, два… — начал считать он. Садык для верности решил считать до пятнадцати.
И тут он увидел, что Эсон поднял голову и с любопытством смотрит на четверых своих товарищей.
— Опусти голову! Голову опусти! — чуть не плача с досады, крикнул Садык. — Заслонил все!
— Чего? — спросил Эсон.
— Опусти башку! — Кудрат показал Эсону кулак.
— Не двигайся, — сказал Кудрату Садык, — так с кулаком и получишься.
Наконец Эсон сообразил или подействовала угроза — он наклонил голову. И тут только Садык заметил, что Эсон и сам-то весь приподнялся. «Эх, сбил наводку! — подумал Садык, но ребятам ничего не сказал: чего их расстраивать! — Ноги, конечно, не вышли, но лица могут получиться».
Он подошел к Эсону, несильно ткнул его кулаком в шею, закрыл объектив и кассету.
— Пошли домой! Я думаю, что-нибудь да вышло.
И по дороге в город, и в спортивном магазине, и во дворе у Ивана Кустова Кудрат все время помнил о печати, а если и забывал про нее, то, когда вспоминал, страшно пугался и ощупывал себя. И на пустыре Кудрат помнил про печать.
Фотоаппарат они отнесли на чердак, а когда проходили мимо махалинской комиссии, пожалуй, только один Кудрат обратил внимание на вывеску «Пошел в исполком». «Неужели до сих пор не вернулся? — подумал он. — Это хорошо. Значит, он не хватился печати».
4
Поздно ночью вдоль арыка скользила тень мальчика. Это был Кудрат. Для кого-то другого этот день, может быть, и был удачным, а для него — слишком много тревог и разочарований. Бутсы, которые стоят восемь рублей, печать, испорченная пластинка — и вот теперь не хватало бы еще попасться. Ночь такая лунная, все видно лучше, чем днем. Кудрат перелез через дувал, шмыгнул в конторку. Там было темно. Ощупью найдя стол, Кудрат приподнял крышку и сунул печать на место.
Дверь, которую он плохо затворил, вдруг начала со скрипом отходить. Скрип испугал мальчика. Он оглянулся и вдруг увидел, как во всё расширяющейся бело-голубой полосе лунного света появляются очертания знакомого человеческого тела. В лунном свете на полу в черной луже крови лежал Махкам-ака…
Всю ночь Кудрат не спал. Неужели это был Махкам-ака? Кто мог его убить? Почему его убили? А может быть, это был не Махкам-ака? Может быть, это вообще только привиделось ему? Так думал Кудрат. Он не спал всю ночь и лежал тихо, молча.
Тихо было на улице Оружейников. Но еще в одном доме не спали в эту ночь.
В одной из комнат дома бухгалтера Таджибекова сидели пятеро: сам хозяин, Кур-Султан — человек с бельмом на глазу, его помощник Барат и милиционер Иса.
В углу, растопырив длинные худые ноги на глиняном полу, трудился Саидмурад-приказчик, родственник купца Усман-бая, который месяц назад получил от Махкам-ака тот знаменитый пинок. Он распиливал ножовкой замок на железном ящике. Полотно ножовки было старое, со стертыми зубьями, оно издавало неприятный скребущий и свистящий звук. Бухгалтер Таджибеков время от времени оборачивался к Саидмураду. Тогда тот переставал пилить, утирал пот и выжидательно смотрел на хозяина.
— Скоро? — спрашивал Таджибеков.
— Уже половина.
— Давай, давай, потом отдохнешь, — говорил Кур-Султан. — Зарабатывай пролетарские мозоли.
— Все-таки странно, что вы не нашли ключа, — сказал Кур-Султану бухгалтер Таджибеков. — Плохо искали.
— А вы вернитесь и поищите еще раз. — Кур-Султан нацелился на него своим бельмом.
Бухгалтер промолчал.
— Меня беспокоят две вещи, — сказал он немного погодя. — Во-первых, что поднимется завтра и, во-вторых, видел ли учитель Касым, как я оттуда выходил.
— Завтра утром, — сказал Кур-Султан, — наш друг милиционер Иса первым зайдет туда и увидит, что какие-то бандиты убили вашего председателя. Он не найдет никаких следов. Особенно тех, которые идут к нему во двор. Это во-первых. А во-вторых, если даже учитель Касым видел, как вы выходили, то это означает, что, когда вы выходили, председатель еще был живой. Во всяком случае…
— Один я туда не зайду, — сказал милиционер Иса. — Я очень боюсь покойников.
— Зайдешь, — сказал Кур-Султан. — А потом выбежишь на улицу как сумасшедший и закричишь: «Убили! Убили!»
— Я очень боюсь покойников, — сказал милиционер Иса.
— А меня ты не боишься? — сказал Кур-Султан. — А его ты не боишься? — кивнул он на своего молчаливого помощника, который приветливо улыбнулся своему начальнику.
Иса действительно боялся этого человека. Он знал, что его зовут Барат, что он пришел вместе с Кур-Султаном. Он уже несколько дней был с ним, но ни разу не слышал от Барата ни одного слова.
— А нашего хозяина ты не боишься? — продолжал Кур-Султан.
— Ты пойдешь утром, осмотришь, не осталось ли следов, и потом закричишь: «Убили! Убили!» — сказал Таджибеков. — Прибежит много народу, и ни один сыщик не найдет там следов. Теперь ты должен быть храбрым, Иса. Теперь это единственное средство спасти свою жизнь. Надо бояться живых, а не покойников.
