Сокровище магов - Евлогиев Иван (книги регистрация онлайн .TXT) 📗

— Ступени, ступени! — закричал Благой, вывалив­шийся с носа лодки.

С песчаного берега уходила к своду подземелья уз­кая железная лестница.

Павлик и Белобрысик, а за ними Элка, бросились бегом вверх по лестнице. Добежав до верху первым, Пав­лик упёрся плечом в широкую каменную плиту, которой был покрыт выход с лестницы. Его нагнал Белобрысик и оба дружно налегли на плиту. Им помогла Элка. На них посыпалась туча вековой пыли, а когда она рассея­лась, они оказались у входа в узкое каменное помеще­ние. Одна из его стен была занята полкой из камня, уставленной сплошь прямоугольными медными ящиками, позеленевшими от долгого пребывания в сырости.

В помещение вошли один за другим запыхавшийся профессор Мартинов и Медведь. Профессор появился как раз в тот момент, когда Белобрысик вспарывал но­жом медную оболочку одного из ящиков.

— Саша! — крикнул профессор. — Я от тебя, при­знаться, этого не ожидал! Мы же решили, что ничего не будем здесь трогать, пока не вызовем специалистов. Я прошу тебя быть сдержаннее. Ты думаешь, я не сго­рал от желания открыть тот плавающий медный плот, под которым остался труп Хромоногого? Да, ты удивлён, ты ведь его не видел. Но я его видел и Павлик тоже. Однако, мы всё же проплыли дальше, потому что наша задача теперь привести сюда специалистов!

— Виноват, товарищ профессор. Понятно! — про­бормотал Белобрысик смущённо.

— Но раз ты уже его разрезал, посмотрим, что в нём такое, — сказал профессор.

Белобрысик дорезал медную оболочку ящика и до­стал из него несколько сложенных вчетверо пергаментов. На верхнем было написано:

— Шестоднев, составленный Иоанном Экзархом! — воскликнул профессор.

— А что это за надпись здесь? — воскликнула Элка, указывая на стену.

Профессор Мартинов прочёл вслух: «В уме бледнеет пережитое. Пока живёт ум мой, оставляю план великой сокровищницы, спасённой от зла, шествующего по нашей земле. Заклинаю род свой хранить её.   Маг Александр ».

— Где же этот план? — спросила с любопытством Элка.

— Детки, будьте терпеливы! — спокойно сказал профессор Мартинов. — Всё, что тут есть, принадлежит вам. — Затем он опустил голову, надел очки на нос и, шевеля губами, занялся чтением пергамента, который гласил:

«И так, как я могу подробно описать особенности в жизни птиц? Так, у журавлей есть ночная стража, ко­торая сменяется: одни из них спят, а дежурный ходит вкруг них и наблюдает. Когда его срок окончится, он засыпает, а тот, кто его сменил, сторожит так, как пер­вый сторожил до него. Тот же порядок виден и при их полёте: то один, то другой летит вожаком и, после того как вёл стаю определённое время, передаёт руководство другому, чтобы вёл тот. А ум аистов не весьма отлича­ется от ума словесных существ. Они в одно и то же время перелетают на те же места, а потом, словно по общему решению, улетают все. Сопровождают их наши вороны. Они сопровождают их и борются за них с другими враждебными птицами. Доказательством служит то, что в это время нигде не видно ворон. Затем вороны воз­вращаются с поклёванной и выщипанной шеей, что по­казывает, что они их защищали. Кто установил для них эти законы, чтобы их сопровождать и любить их как гостей? Кто угрожал им наказанием, чтобы ни одна во­рона не уклонялась от этого сопровождения? Слушайте вы, кто негостолюбивы, и затворяете двери, и даже приюта на даёте зимой бедняку. А проявляемое одряхлевшим аистам почтение и заботы о них были бы доста­точны, чтобы наши дети, если пожелают обратить на них внимание, стали бы проявлять любовь к отцу и ма­тери, ибо нет никого столь несмышлённого, кто бы не устыдился быть ниже в добродетели, чем не одарённые мыслью птицы. Когда отец потеряет перья свои по ста­рости, аисты окружают его, покрывают своими крылья­ми, согревают его и приносят ему обильную пищу. Когда он попытается лететь, они помогают ему, насколь­ко им это возможно, подхватив его с двух сторон под крылья, и переносят его. Сие настолько известно повсю­ду, что говорят об «аистовом благодеянии».

Профессор Мартинов прекратил чтение, снял очки, вытащил из кармана платок и вытер влажные глаза.

Благой стоял задумавшись, с нахмуренными бровя­ми, уйдя в себя.

Трое молодых людей, с интересом слушавшие чте­ние, вдруг поняли, увидев в глазах профессора слёзы, что здесь что-то чрезвычайно его взволновало, что-то простёрло руку из пергамента к нему, уничтожило про­пасть забвения между столетиями и заговорило по-чело­вечески, понятно, с той теплотой и сердечностью, кото­рые вечны, неизменны и безусловны.

— Ибо нет никого, столь несмышлённого, кто бы не устыдился быть ниже в добродетели, чем не одарённые мыслью птицы, — повторил профессор эту фразу в радостном волнении, словно это были стены его родного дома и словно он видит их озарёнными утренними лу­чами солнца после пробуждения от долгого кошмарного сна, сопровождавшегося смертельным страхом.

— Мы спасены! Спасены! — крикнул он во всё горло и, поднявшись на цыпочки, ухватился за большое кольцо в потолке, которое никто до этого не замечал.

Он повис на кольце, как маленький шаловливый мальчик. Но его огромная фигура сыграла с ним на этот раз нехорошую шутку. Плита, в которой кольцо было укреплено, вдруг треснула и обрушилась ему на голову, а сам он, с кольцом в руках, шлёпнулся на пол в середине подземелья.

— Свет! Свет! — дружно закричали Павлик, Элка и Саша. В отверстии люка появились, одна за другой, три взлохмаченных детских головы. За ними возникла сутуловатая высокая фигура и, нахмурив брови, строго произнесла:

— Петушок, подземелья не разговаривают сами с собой. Спусти-ка туда верёвку!

— Дед Чудо! Дед Чудо! — воскликнули в один голос Павлик и Белобрысик.

Дед Чудо вздрогнул и, приставив руку козырьком, всмотрелся в темноту. Затем всплеснул руками, накло­нился над люком и крикнул:

— Ребята, вытаскивайте их скорее. Живо! Это они!..

Грянуло ура, когда Павлик появился из люка — выпачканный в грязи, исцарапанный, бледный, но с сияющим взглядом. Такое же ура встретило и Белобрысика, и Элку, и остальных.

Дед Чудо стоял посреди большой комнаты Радана с медной утварью и резной отделкой. Вокруг него бы­ла молодёжь из лагеря «Костёр».

Павлик кинулся к нему со слезами на глазах. Дед Чудо отечески обнял его и искоса взглянул на руково­дителя лагеря, который стоял, тоже растроганный до слёз, возле сияющего профессора Иванова. Они только что вошли со двора. Перед ним уже стоял Белобрысик.

— Вас будут судить, слышишь! — крикнул Па­влику один из мальчиков. — Так решил Совет.

Этот крик слышали все, и на мгновение наступила тишина.

Павлик остановился на полпути между дедом Чудо и группой вокруг руководителя лагеря. Обращаясь к мальчику, который крикнул, Павлик громко сказал:

— Пускай нас судят! Это правильно!

Он сделал ещё несколько шагов и стал смирно пе­ред руководителем.

— Товарищ Любомиров, пусть первые мои слова к вам будут просьбой. Я прошу меня простить. Прошу позволить мне сказать вам, что во всём виноват я и в то же время позвольте мне сказать, что я по настоящему рад, потому что могу рассчитывать на вашу спра­ведливость.

Дед Чудо стал между ними и дал знак молчать.

— Судья будет справедлив, — сказал он, — винов­ный будет честен, и все здесь будут довольны и сча­стливы.

Медведь возвышался над молодёжью и, растрогав­шись, растирал по лицу струящиеся слёзы. Судя по его взгляду, и он хотел сказать: «простите меня».

Профессор Мартинов положил руку ему на плечо и дружески его похлопал. Медведь взглянул на него с благодарностью.

— Пусть всё служит им, — сказал профессор, ука­зывая на молодёжь, — и наши ошибки, и наши успе­хи — для них.

День угасал. Тихая летняя родопская ночь надви­галась с шёпотом, утопая в сиянии над притихшей для отдыха пестроцветной землёй.

Над лагерем «Костёр», вместе с хлопаньем разве­вающегося на мачте национального флага, звучал го­лос Элки, которая, со всем коллективом геологической экспедиции, пришла на торжественный вечер. На трибуне, среди профессоров, сидели рядом старший геолог Петров с перевязанным плечом, Благой с четырьмя детишками, дед Чудо, члены экспедиции и воспитатели из лагеря.