Кусатель ворон - Веркин Эдуард (читать книги бесплатно .txt) 📗
– Снежан! – подал голос очнувшийся Листвянко. – Снежан! Скоро каша будет? Пузо ломит…
– Скоро, – ответила Снежана. – Можно уже. Три минуты, а то сыровато, хрустит…
– Я вообще люблю, чтобы хрустело, – сказал Пятахин. – Слышь, Жохова, ты учти…
– Хрусти, Пяташка, мимо, – ответила Жохова.
– Жохова, я твоему папе докладную напишу, – сказал Пятахин. – И пошлю голубиной почтой. Про то, как ты разнуздалась…
Снежана принялась трезвонить поварешкой о котелок, народ лениво потянулся к костру. Снежана накрыла котел крышкой, для того чтобы каша настоялась.
– Ну, давайте пообедаем, что ли, – сказал Жмуркин. – Обед!
Жмуркин дотянулся до рюкзака и вытряхнул из него разноцветные пластмассовые плошки. Жохова вдруг взяла эти самые плошки и принялась их раздавать едокам. Странно тоже, что это с ней…
Мы расселись с мисками вокруг котелка и посмотрели на Снежану голодными сенбернарами, Снежана как-то совсем засмущалась.
– Да ладно, Снежинка, давай, есть охота, – Пятахин почесался. – Раскладывай давай.
Пятахин постучал себя плошкой по голове.
– Немного не совсем получилось, – предупредила Снежана.
– Да ладно, Снежок, на самом деле есть охота, – облизнулся Листвянко.
– Я хочу сказать, что все вышло не совсем так, как ожидалось. – Снежана улыбнулась.
Застенчиво улыбнулась.
Такая улыбка ей вполне себе шла. Даже очень. Я украдкой поглядел на Болена, он вовсю Снежану зарисовывал. Не выпуская из зубов миску.
– Все-таки немного не получилось, – волновала Снежана. – Изюма не было…
И сняла крышку. Кто-то охнул.
Каша была интенсивного фиолетового цвета. С отливом, пожалуй, в черный.
– Ну, – сказал Жмуркин, – это, безусловно, старинный рецепт.
Он покосился на кашу.
– Оригинально, – заметил Пятахин. – Бабушка так тебя и учила варить?
– Я думала… – Снежана потерла нос. – Можжевельник вместо изюма… подойдет…
– Какая-то она… – Листвянко с сомнением понюхал котелок. – Эксклюзивная.
– Снежан, а твои предки случайно не это? – Пятахин сделал замысловатые движения у виска. – С элеватора в сепаратор не падали?
Листвянко предупреждающе кашлянул. Пятахин замолчал. Листвянко отобрал у Снежаны черпак, зачерпнул из котелка побольше, бухнул себе в миску. Попробовал.
Все с интересом на него поглядели.
– А ничего, – сказал Листвянко. – По вкусу совсем не заметно, что сиреневая…
Листвянко съел большую ложку, покивал головой, схватился за горло, покраснел и упал. Вздрыгнул ногами, закатил глаза и принялся извиваться на траве, точно под кожу ему впилась дюжина адских скарабеев.
– Мама… – прошептала Снежана. – Вадик, ты что это…
Листвянко выгнулся особенно сильно, напружил шею и обмяк, замер на траве.
Александра, воспитанная на европейских традициях милосердия, кинулась реанимировать боксера, едва успел перехватить.
– Что с ним? – спросил Жмуркин.
– Сдох, кажется, – с плохо скрытым удовольствием ответил Пятахин. – Снежанка отравила своего чувака, вы видали?
– Вадик, тебе плохо? – перепуганно спросила Снежана.
Листвянко не пошевелился.
– Снежана, ему не плохо – ему конец, – изрек Пятахин. – Надо срочно искусственное дыхание делать.
– Я могу, – вызвался Лаурыч. – Нас на основах безопасности учили…
Листвянко вдруг сел.
– Живой… – с облегчением выдохнула Снежана.
Листвянко поглядел сквозь нее.
– Никого не узнает, – Пятахин помахал перед носом Дубины ладонью. – Выжил, но стал буратиной.
Пятахин вздохнул.
– Мозг умер, все, – сказал он. – Теперь, Снежанка, дружбан у тебя совсем окончательный. Как сказал классик, раньше был и так и сяк – нынче вовсе стал дурак. Ничего, я смогу его заменить.
– Вадик! – воззвала Снежана. – Вадик, очнись!
– Можно массаж сердца… – вспомнил Лаурыч.
– Надо его в землю зарыть, – неожиданно посоветовала Жохова. – Если в человека бьет молния, его всегда закапывают.
– В него разве молния била? – спросил Жмуркин.
– Ну, я не знаю, что тогда…
– При отравлении поможет клизма, – вставил веское медицинское слово Гаджиев. – Клизма или промывание желудка. Или хотя бы рвоту вызвать.
Все снова поглядели на Листвянко. Не знаю, лично мне рвоту у него вызывать не хотелось.
– Может, сам сбацаешь? – Пятахин кивнул на Листвянко. – Папа разве не учил?
– Не, я не умею, – помотал головой Гаджиев. – Я справочник по первой помощи не дочитал даже…
– Его по щекам нахлопать, – сказал Лаурыч. – Я слышал, это помогает…
– Попробуй, – кивнул Пятахин.
Лаурыч наклонился над Листвянко, размахнулся… и тут же свалился, срубленный незаметным ударом чемпиона.
Листвянко поднялся с травы, отряхнулся.
– Это шутка была, – сказал он. – А вы, бараны, купились.
Листвянко расхохотался, Лаурыч отполз в сторонку, поднялся и с улыбкой потрогал челюсть.
– А я сразу понял, что шутка, – заявил Пятахин. – Даже этой кашей нельзя так быстро отравиться. Вот если бы ее сварила Жохова…
– Повеселились, и хватит, давайте есть, – сказал Жмуркин. – Есть охота.
Александра поглядела на меня с вечным своим вопросом.
– Старинные русские рецепты, – объяснил я. – По заветам Арины Родионовны.
– Кто такая Арина Родионовна?
– Это… Короче… Она… Давай есть лучше.
Стали есть.
Можжевеловая каша оказалась совсем недурна на вкус. Подумаешь, сиреневая, так даже интереснее, такая каша-винтаж, я поел не без удовольствия, остальные, кажется, тоже.
После обеда все почувствовали себя окончательно фиолетово, во всяком случае я. Жмуркин объявил сиесту. Я отвалился на травку и снова задремал, и мне приснились какие-то дальние моря и ласковые воды, и пели птички, и пел колокольчик…
Колокольчик на самом деле звонил – это, кажется, Жохова бродила по краям полянки, предупредительно позвякивая в антимедвежью брякалку, подаренную Капанидзе. Душевненько, душевненько. Сиреневая каша, колокольчик, чтобы пугать медведей, балалайки нет, но Гаджиев поет горлом. И я уснул уже по-настоящему, как повелось.
Проснулся, само собой, от криков. Услышал их еще глубоко во сне, кто-то вопил в жгучем ночном кошмаре, преследуемый тиграми и мечтающий жить, кто-то спасался, и мне почему-то тоже надо было спасаться, и я стал спасаться. И кто-то вцепился мне в руку, повис на ней, я обернулся и увидел Александру. Уже не во сне.
– Там Устинья, – сказала Александра. – Ее покусали.
– Тигры?
– Мухи… Веспен… Ж-ж-ж…
– Осы, – догадался я.
– Осы! Искусали!
– Насмерть?
– Нет…
Я увидел Жохову. И Пятахина рядом с ней. Снежана с Листвянко спешили с конца поляны. Жохова выла.
– Жохова! – сказал Пятахин. – Ты стала нравиться мне еще больше. Покусы вам к лицу, сударыня!
– Болван! – воскликнула Жохова. – Меня всю изжалили!
– Я не смеюсь, я серьезно. Кстати, ты в курсе, что осы могут быть ядовиты? У тебя ноги случайно не отнимаются, а?
Жохова прислушалась к себе, посмотрела на ноги.
– Надо срочно высосать яд, – сказал Пятахин. – Куда, говоришь, тебя покусали? Давай, в ушко поцелую…
Жохова издала мучительный звук.
Я потер глаза.
– Устенька, что это с твоим лицом? – заботливо поинтересовалась Снежана. – Никак брови выщипала?
Жохова не ответила, отвернулась и стала что-то шептать и кусать губы.
– У меня крем есть от укусов, – вдруг сказала Снежана уже сочувственно. – Надо намазать, чтобы сошел отек.
Жохова страдальчески простонала.
– Может шок случиться, – сказал Гаджиев. – Анафилактический.
Остальные тоже сходились. Посмотреть на Жохову в анафилактическом шоке.
– Да не надо никакого крема, – отмахнулся Пятахин. – Она это специально.
– В каком смысле? – не понял Листвянко.
– Плоть умерщвляла, – пояснил Пятахин. – Хотела претерпеть за убеждения. Чтобы возвыситься.
Жохова заплакала.
– Идиот, – Снежана поглядела в сторону Пятахина. – Просто сферический. Пошел вон!
