Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья (ил. И.Кускова) - Яхнина Евгения Иосифовна (книги хорошего качества txt) 📗
Жак дёшево отделался. После того как его ушибло камнем, он только слегка прихрамывал, что не мешало ему свободно передвигаться. Узнав о постановлении, он вместе с Шарлем и десятками других парижан отправился на площадь. Вооружённые ломами и лопатами, они с песнями и шутками крушили развалины крепости.
Жак был немало удивлён, увидев среди зевак знакомую фигуру господина Горана. Ну уж он-то совсем не был похож на ротозея. Как же он здесь очутился? Увидев Жака, господин Горан с ним предупредительно раскланялся: ведь теперь в Сент-Антуанском квартале стало известно, что Жак был в числе тех, кто брал Бастилию.
— Каким ветром вас сюда занесло, господин Горан? — с любопытством спросил Жак.
Он опёрся о лопату, на лбу и щеках блестели капли пота, ворот синей рабочей блузы был широко распахнут. Ветерок играл его длинными волосами. Утомительная работа не казалась трудной в этот радостный для парижан день.
— А я, мой юный друг, высматриваю, какие из камешков или железных украшений смогут пригодиться впоследствии. Пройдёт немного времени, от Бастилии не останется и следа, и каждому будет приятно получить на память вот, например, такую вещицу.
Горан сначала подтолкнул ногой, а затем и поднял кусок разбитого бронзового канделябра.
— Обточить, подправить, вставить свечу — и получится чудесный подсвечник! А главную ценность ему придаст надпись: «Сделан из канделябра, найденного при разрушении Бастилии».
Жак искренне рассмеялся. Каков коммерсант! Ни самому Жаку, да, пожалуй, никому из его товарищей не пришло бы в голову назавтра после разрушения крепости пытаться сохранить на память что-нибудь из её обломков. «Ну, за таким мужем Жанетта не пропадёт!»
Однако желание смеяться тотчас исчезло у Жака. Ему вспомнились слова художника, который умер за то, чтобы Бастилию срыли с лица земли. Его последним желанием было, чтобы люди всей Франции топтали ногами камни, из которых была сложена Бастилия. А Горан даже из этих камней хочет извлечь наживу.
Между тем Горан, несколько задетый смехом Жака, продолжал:
— Вы, молодые люди, всегда считаете себя умнее других, а ещё посмотрим, кто окажется прав.
Жак молчал. Почувствовав в его молчании скрытое неодобрение, Горан решил переменить тему:
— Мне пришла в голову хорошая мысль. Ведь, когда сроют Бастилию, в Париже станет одной площадью больше. Что, если на этой площади воздвигнуть колонну. А на ней написать: «Королю Людовику XVI, восстановившему свободу для народа!» Каково?! Я думаю обратиться с этим предложением в Постоянный комитет.
— Что ж, предложите! — сдержанно ответил Жак.
Он и не заметил, как к нему подошёл Леблан, высокий мужчина в рабочей блузе и картузе. Жак видел за эти дни многих дравшихся вместе с ним у стен Бастилии, но Леблана запомнил особенно хорошо. Ведь это он первый назвал его Жаком Отважным.
— Я тебя искал, а ты вот где! — сказал Леблан. — Ну-ка, отойдём с тобой в сторонку, чтобы не мешать другим работать. Только я позабыл, ты Жак или Жан? Скажи, ведь это ты первый догадался взобраться на крышу дома парикмахера, вооружиться топором и сбивать засовы с моста?..
— Я…
— Это ты разобрал горящие телеги? Ты разбил знаменитые часы, которые неотступно напоминали узникам об их участи? — И, обращаясь не столько к Жаку, сколько к стоявшим кругом людям, продолжал: — Благодаря тебе мы смогли прорваться во двор Бастилии. Это был ты?
— Я… — Жак всё ещё не понимал, к чему он клонит. — Да ведь пушечное ядро сбило цепь второго моста, а без второго мы не справились бы!
— Всё равно! Ты заслужил, чтобы твоё имя было запечатлено на веки веков среди имён людей, сокрушивших Бастилию!
Тут уже Жак ничего не ответил.
— Получай! И отправляйся с этой вот бумажкой в Сент-Антуанскую мэрию. Там спросишь гражданина Прево?.
Всё ещё не понимая, к чему идёт дело, Жак взял из рук Леблана листок бумаги, на котором неуверенным, почти детским почерком было выведено: «Податель сей бумаги отличился при взятии Бастилии своей отвагой!» Следовал перечень заслуг Жака, причём не было забыто, что он «пролил кровь, атакуя Бастилию».
Жака удивило, что в бумаге было упомянуто всё, кроме его имени и фамилии. Он уже готов был сказать, что Шарль неотступно следовал за ним, не трусил и шёл прямо в огонь… Хотел сказать, но вдруг как будто что-то сообразил и улыбнулся. Он неумело поблагодарил Леблана и снова взялся за лопату. Шарль посмотрел на друга и подозрительно спросил:
— Чего это от тебя понадобилось Леблану?
— Да так, пустое, — ответил Жак.
Только когда стемнело и каменщик Палуа?, которого Постоянный комитет пригласил руководить работой по расчистке двора Бастилии, объявил, что пора расходиться, Жак сказал другу:
— Идём!
Но, к удивлению Шарля, направились они не домой.
По шумным, всё ещё не успокоившимся улицам друзья шли, почти не разговаривая. В ряду других двух и трёхэтажных строений стояло здание Сент-Антуанской мэрии.
Они вошли в мэрию, спросили гражданина Прево. Слово «гражданин» было ещё внове. Оно впервые прозвучало на заседании Национального собрания 19 июня и так потрясло присутствовавших, что газета «Народный трибун» тут же отметила: «19 июня 1789 года мы получили из уст Национального собрания имя “граждане”! Да будет благословен месяц июнь!»
Шарль ничего не спрашивал и терпеливо ждал, пока Жак не объяснит ему, зачем они сюда пришли.
Гражданин Прево, старичок в чёрном сюртуке, с батистовым белым жабо и в седом парике, сидел за столом и разговаривал со стоявшей перед ним женщиной. Хотя Жаку она была видна со спины, он догадался, что женщина молодая.
Прево говорил глухим, старческим голосом:
— Жермини Леблюе, вы занесены в число победителей, победительниц, — тут же поправился Прево, — Бастилии…
— Благодарю вас! — с чувством ответила женщина и обернулась.
Жак узнал в ней сестру Жерома, Жермини. Она тоже узнала Жака и улыбнулась.
— Рискуя жизнью, вы, Жермини, спасали раненых, вытаскивали их из-под обломков Бастилии. Об этом свидетельствуют двадцать граждан. Вот их подписи! — Прево ткнул пальцем в лежавшую перед ним бумагу, пестревшую фамилиями, написанными разными почерками. — Благодарное потомство не забудет вас!
— Право, я не заслужила такой чести… — конфузясь, говорила Жермини.
А Прево между тем взял из рук Жака листок, вытащил из огромного футляра очки, надел их и прочитал:
— Так! Так! Сколько же тебе лет, разрушитель Бастилии? — улыбнувшись неожиданно доброй улыбкой, спросил он.
— Семнадцать!
— Что ж, это хорошо! В семнадцать лет ты показал себя храбрецом, не испугался пуль, бесстрашно дрался, да ещё сделал то, чего не догадались сделать другие, постарше тебя.
Юноша слушал молча.
— Ты вполне заслужил, чтобы твоё имя было записано среди имён первых завоевателей Бастилии. Так как же тебя зовут?
— Шарль Гошар! — произнёс без запинки Жак.
Шарль оцепенел от неожиданности, а потом крикнул:
— Ты с ума… — но не успел докончить. Пальцы Жака так впились в его руку, что он чуть не взвыл от боли.
— Шарль Гошар, твоё имя будет внесено в список, куда наряду с твоим будут записаны имена лучших из лучших! — многозначительно сказал старичок.
А стоявший рядом с Прево человек в адвокатской мантии добавил:
— Поздравляю тебя, Шарль Гошар!
Жак торжественно поклонился, как подобало в такую минуту, и потащил за собой упиравшегося Шарля.
— Что ты наделал! Что ты наделал! — жалобно сказал Шарль, когда они вышли на улицу. — Ведь это непоправимо!
А Жак между тем почувствовал себя так, словно у него с души упал наконец тяжёлый камень. Неужели же он заколебался в какую-то минуту? Нет! Он твёрдо знает, что слава для него не так важна, как сознание, что он доволен собой, — ведь он сделал то, что должен был сделать.
— Ну вот и хорошо! Теперь у Виолетты не будет оснований раздумывать! — Жак рассмеялся и дружески хлопнул Шарля по плечу. — Да чего ты сомневаешься? Разве мы не сражались вместе рука об руку? Разве ты хоть раз отступил? Просто мне повезло — я попал в число отмеченных счастливцев, а ты нет. Ведь нельзя же было в самом деле всех упомнить и всех наградить!
