Сестра морского льва - Иванов Юрий Николаевич (книги онлайн полностью TXT) 📗
Из трубы дома струился дым. Дверь распахнулась, Алька, поправляя подоткнутое платье, сбежала с крыльца, Бич, обгоняя ее, с лаем ринулся на Волкова, с разбегу подпрыгнул и чуть-чуть не дотянулся, чтобы лизнуть в лицо.
— Лови меня! — крикнула девочка, набегая. — А-ла-ла-ла-аа-ааа!
Он подхватил ее, закружился на месте и прижался к горячему лицу Альки своим.
— Ну где же ты был? — спросила Алька. — Гляжу-гляжу в окно, а тебя все нет. Ужас как долго ты где-то ходил! Я уж решила: вот сейчас доскребу, домою пол и побегу с Бичом.
— Удрала с лежбища? И опять в одиночку?
— А я кисель из морской капусты сварила… Вку-усный! Я уже Бичу давала попробовать… Бич, правда, вкусный?
— Удрала, значит? Не увиливай, плутовка.
— Ага, удрала. А чего? Перестирала я их всех, перешила, перештопала. И вдруг мне по тебе так скучно стало… — на лице девочки появились розовые пятна. Опустив глаза, она сказала: — Ну, может, и не только по тебе… а и… по Спасенышу, Грууму, Седому! Вот. Зову Лену, а ей никак не уйти: забой.
— Я тоже скучал по тебе, — сказал Волков. — А теперь…
Он сунул руку за ворот рубахи, вынул куклу и повернул ее: синие глаза раскрылись, и кукла вполне отчетливо, правда с небольшой хрипотцой, произнесла: «Ма-амми». Отогрелась, видно.
Ахнув, Алька осторожно взяла куклу и, прижав к себе, провела пальцами по ее хорошенькому, немного поцарапанному личику, поправила ветхое платье и кружева нижней юбочки. Подняв на Волкова повлажневшие глаза, она сказала:
— Я хоть уже и не играю в куклы, но… — она гладила куклу и приговаривала: — Бе-едненькая, где же ты плавала, где же ты потеряла свою ножку? Ну идем в дом, я тебя сейчас накормлю, переодену.
Они пошли к дому. Бич, закручивая хвост баранкой, трусил к крыльцу, возле которого лежали Красотка и Черномордый. Бич и песец показали друг другу зубы и даже поворчали немного, но, видимо, посчитали, что худой мир все же лучше доброй ссоры, и решили не осложнять отношений.
Второй визит Короеда
Алька прибирала в «зале», ползала, скребла ножом пол и распевала песню про «Жанетту», которая поднимала паруса в далеком Кейптауне, а Волков заполнял «Журнал наблюдений». Порой он откладывал перо и прислушивался к голосу Альки: просто поразительно, как все может изменить эта ужасно деятельная девочка. Оказывается, нужно срочно готовить на зиму рыбу, грибы и морошку. И они день за днем устраивали охоту на рыб, затем пластали их, солили и вывешивали вялиться на ветерок, а потом уходили в «тундру» — низменные долины, за грибами. Рябина там растет высотой с авторучку, и из этого «леса» торчат красные шапки подосиновиков.
«Вчера Тупорылый впервые сошел в воду, — записал Волков в журнал. — Он долго плавал, кормился и когда выбрался на берег, то выглядел весьма бодрым. Погибшего кота рачки съели начисто. Приходил на „Кайре“ Ваганов. Погода была тихая, и мы, поставив посудину на якорь, часов десять все вместе возились с двигателем. Машинка теперь тянет что зверь. Да, Ваганов сыграл нам свое новое произведение на трубе, и к сейнеру подплыли десятка три котов. Высунув головы из воды, они очень внимательно слушали нашего странного музыканта…»
— Что-то происходит у бухты Седого, — заглянув к нему, озабоченно сказала Алька. — Выливаю воду кз ведра, и вдруг отчетливо слышу: «Бум!» И птицы — столбом.
Отложив журнал, Волков вышел на крыльцо и посмотрел в сторону бухты Седого. Действительно, будто туча мух кружилась над скалами. Птицы. Спугнул их кто-то. Кто же? И это «бум»?
— Схожу взгляну, что там, — сказал Волков и подумал, что это, наверно, Аркаха с Барсуковым пожаловали.
— Я с тобой.
— Послушай-ка, ребенок, мы уйдем вдвоем, а вдруг Лена придет. А нас нет! — Волков помялся и добавил: — Но если меня минут через сорок не будет — мчись в бухту Седого, хорошо?
— Ладно уж, останусь, — неохотно согласилась девочка. — Тогда пускай и Бич останется, а то мне одной будет скучно.
Одевшись, Волков зарядил винчестер, потом, подумав, мало ли что может вдруг случиться сгоряча, когда в руках оружие, повесил его на гвоздь и вышел из дому.
…Костер горел дымным пламенем, видно, попались смоленые, испачканные палубным варом доски. Аркаха Короед и Барсуков сидели на бревне и ели. Переводя дыхание, Волков осмотрелся: чуть в стороне валялась туша ободранного калана. Кого же они? Волков облизнул сохнущие губы. А может, ну их к черту?.. Барсуков что-то веселое рассказывал Короеду, а тот, сморщившись, как от лимона, хохотал. Вытаскивая из кармана трубку, Волков вышел из-за скалы. Барсуков первым заметил его, толкнул Аркаху в бок кулаком и протянул руку за карабином.
— Не трожь, — сказал Аркаха добродушно, и Барсуков опустил руку. Улыбаясь, Короед крикнул: — Валерка, где ж ты пропадаешь? Петька дудит: давай начнем, трубы, мол, горят, не придет он, а я говорю — такие парни не трусят, придет. Ну, присаживайся, Волк.
— А что с Седым? — спросил Волк, заметив свернутую шкуру самочки.
— Утек, старый хрен. Два раза по нему палили, ну никак его пулей не возьмешь. В общем, рванул. И каланенка-сопляка увел с собой.
— Схватил его за шкирку и под воду, — подтвердил и Петька, вытаскивая из пачки скрюченную сигарету. — На переговоры мы, Волк, пришли. Вот видишь, выпивон приволокли, закусь тоже. Смекаешь?
Доставая из кармана бланк акта и авторучку, Волков подошел к костру и, сев на бревно, начал писать акт. Ухмыльнувшись, Аркаха выкатил щепкой в ладонь пылающий уголек и прикурил.
— Ну вот и порядок, — сказал Волков, — готово. Итак, я пишу о том, что ты, Аркадий… кстати, я так и не знаю твоего отчества. Владимирович, — с готовностью сообщил Аркаха. — Пиши.
— …Владимирович Короедов, зверобой Командорского зверосовхоза, убил в браконьерских целях самку калана, что является нарушением закона о запрете отстрела этих животных. Акт составлен в присутствии… Минутку, как я понял, каланку застрелил ты, Аркаха?
— Ты правильно сообразил: я. Понимаешь, дело к отъезду. А в Петропавловске один мужчина живет, и он, понимаешь, всякие шкурки покупает. И нерповые, и каланьи, и всякие прочие. Хорошие деньги, Волк, платит… Понял-нет?
— …Ну вот, в присутствии свидетеля Барсукова Петра…
— Федоровича, — подсказал Барсуков и спросил: — Ты что это, Волк, всерьез? Давай-ка мы все же побеседуем. Тот дядя ха-арошие деньги отваливает…
— Федоровича. Вот и все. Теперь, как известно, вам обоим требуется подписать акт.
— Давай его, родимого, — сказал Аркаха, протягивая руку. — Ух, какая была бы у меня коллекция, ежели бы я все эти акты собирал! Дай-ка ручку… — Аркаха подписал акт, пододвинул бумагу Барсукову. Тот, удивленно поглядев на приятеля, покрутил пальцем у виска, но Аркаха, ухмыляясь, кивнул, и Петька, пожав плечами, тоже поставил свою подпись. Короед перечитал, шевеля потрескавшимися губами, хмыкнул и, свернув, положил бумагу к себе в карман. Сказал, щуря глаза от дыма: — Ну вот что, Волк, поигрались, и будя. Надо сегодня решить: либо мир, либо война.
— Опомнитесь, мужики. Время изменилось, не сегодня, так завтра, но вам все равно придется подчиниться закону!
— Он чокнутый, — сказал Петька. — Короед, наливай, спеклось все внутрях.
— Закон! Ха! — выкрикнул Аркаха, наливая в стакан. Выпив полный, он налил товарищу, а сам, не закусив, пододвинулся к Волкову. — За-акон! Да мне тьфу на него. Нерпы! Да их год назад колошматили кому не лень на корм норкам. И рубили прямо со шкурами. И вдруг — нельзя! Мол, шкурка у нее ценная, ее за границей всякие там гады толстопузые очень даже покупают. И па-авезли наших нерпочек в Европу! А что же мы с тобой, Барсук, что?
— Вот именно: что? — выкрикнул и Петька. Толстое лицо его от выпитого спирта стало красным. — Уж и нельзя нам теперь две-три шкуренки в Питере толкнуть, а?
— Вот именно, понял-нет? А я-то, кретин, в щель каменную лез. А каменюки так и сыпались! — Прикрыв глаза мятыми веками, Аркаха погрозил Волкову черным, как обугленный корень, пальцем. — Не-ет, Волк, не ты тут хозяин, а мы! Понял-нет?
