Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья (ил. И.Кускова) - Яхнина Евгения Иосифовна (книги хорошего качества txt) 📗
Увидев, что и в самой крепости у него нет опоры, де Лоне заметался. Он решил, что одних пуль, которыми поливали осаждающих, недостаточно, и распорядился сбрасывать на них ещё и камни. Большой булыжник разбил зубец нижней башни. Осколки, большие и маленькие, посыпались на землю. Стоявшему подле Жака крупному коренастому человеку осколок угодил в голову. Тот, охнув, свалился наземь. Более мелкий осколок попал Жаку в правую ступню. От нестерпимой боли Жак едва не потерял сознания и на мгновение закрыл глаза. Шарль пришёл ему на помощь.
— Обопрись на меня, да сильней! — И Шарль поддержал Жака, скрючившегося от боли.
— Пока могу, буду идти сам! — совладав с собой, сказал Жак. — Вот посмотри на Эли!
Эли действительно мог служить примером мужества и неустрашимости. Лицо почернело от порохового дыма, пот струился ручьями, из раны на левом плече сочилась кровь. Но он не выпускал из рук ружья и продолжал стрелять.
Инвалиды первые произнесли слово: «Капитуляция!» Тогда де Лоне с мрачным видом медленными шагами поднялся на платформу Башни Свободы. Солдаты, полагавшие, что он пожелал удостовериться, насколько справедливы их донесения о положении дел, ждали его возвращения очень терпеливо. Но они ошибались: у коменданта было на уме другое: он захватил на ходу зажжённый фитиль и направился к отделению башни, где хранился порох, с тем, чтобы взорвать Бастилию. Но у пороховой камеры стоял часовой — солдат Ферран. Он отгадал намерение коменданта и, решившись помешать ему, загородил собой вход.
Напрасно де Лоне кричал, требовал, приказывал, Ферран не двинулся с места. А потом стремительно вырвал из рук коменданта фитиль, затоптал его и прогнал де Лоне, угрожая ему штыком. Так Ферран спас не только осаждавших Бастилию, но и значительную часть города, которая неминуемо взлетела бы на воздух вместе с крепостью.
— Вы хотели взорвать Бастилию! — крикнул с ненавистью один из инвалидов.
— Да, я предпочитаю погибнуть здесь, в Бастилии, смертью солдата! — ответил де Лоне.
— Это смерть не солдата, это смерть труса и убийцы! Ведь вместе с Бастилией взлетят на воздух ближайшие кварталы, а с ними погибнут десятки тысяч невинных людей.
— Ну и пусть гибнут! По крайней мере, я отомщу этой сволочи!
— Для вас это сволочь, а для нас французы! — кричали инвалиды, обступившие де Лоне со всех сторон. — Мы не дадим взорвать крепость! Мы хотим сдаться!..
— А я приказываю вам драться до конца!
— Мы отказываемся!
— Солдаты! — выйдя из себя, обратился де Лоне к швейцарцам.
Они зашевелились было, но инвалиды с таким грозным видом двинулись на них, что те отступили.
Поняв, что всё потеряно, де Лоне начал умолять инвалидов, чтобы они дали ему бочонок пороха: если ему помешали взорвать крепость, он взорвёт самого себя.
— Нет! — отвечали инвалиды. — Прикажите бить отбой! Сдавайтесь восставшим! Выбросим белое знамя!
— У меня нет белого знамени! — ответил де Лоне.
— Дайте платок!
Один из инвалидов взял белый платок коменданта и, прикрепив его к ружью, взбежал на башню в сопровождении барабанщика, который три раза прошёл по стенам крепости, не переставая бить отбой. Между тем одно из ядер, пущенных осаждающими, сбило цепи второго подъёмного моста. Мост опустился. Но подход к нему был загорожен двумя горевшими телегами с соломой. Завеса дыма мешала видеть, что делается за мостом.
Жак, а за ним несколько человек бросились в пламя, раскидали куски горящих телег и затушили их ногами. Проход освободился. Эли, Жак, Шарль, за ними другие бросились вперёд, отворили ворота и первые вошли в знаменитый внутренний двор Бастилии, освещённый кровавым заревом пожара.
Инвалиды выстроились вправо от входа и сложили оружие вдоль стены. Швейцарцы, стоявшие прямо напротив входа, сделали то же самое, но инвалиды были французами, и их возгласы и выражение лиц говорили об их радости по поводу победы народа. Швейцарцы же, ещё чёрные от пороха, хранили мрачное, недружелюбное молчание.
Несколько человек устремились к де Лоне с криком:
— Смерть ему!..
Но Эли удержал их.
— Не троньте его! Пусть коменданта судит народ! Это будет наш справедливый суд!
Де Лоне и его помощников окружили и повели по улицам Парижа. Народ восторженно встречал тех, кто сокрушил Бастилию, а теперь конвоировал де Лоне.
— Бастилия взята!
— Бастилии больше нет! — кричали те, кто ещё не остыл от боя за овладение ненавистной крепостью.
— Бастилии больше нет! — вторили те, кто сейчас приветствовал победителей.
Комендант шёл под усиленным конвоем с опущенной головой, стараясь не прислушиваться к возгласам возмущённых парижан. А они кричали:
— Ага! Настал твой черёд! Пусть тебе придётся позавидовать жребию тех, кого ты сгноил в Бастилии! Пусть их участь покажется тебе желанной! Проклятый убийца! Сгинь вместе со своей Бастилией!..
Несмотря на все старания конвойных, коменданта не удалось довести до Ратуши. Весь гнев парижан против королевского деспотизма, против его оплота — Бастилии, против того, кто непосредственно осуществлял страшные приказы, вырвался сейчас наружу. Несколько человек бросились на де Лоне. Попытки конвойных их остановить не увенчались успехом, и к дверям Ратуши народ доставил лишь голову де Лоне, водружённую на пику.
Глава двадцать девятая
Узники Бастилии
Бастилия взята, но победители не расходились.
Скорей освободить узников! Проверить склады! Захватить архивы!..
— Какая подлость! Взгляни! — Жак схватил Шарля за рукав и показал ему на страшную скульптуру, которая неизменпо должна была стоять перед глазами заключённых во время их кратких прогулок на тюремном дворе.
Она изображала двух рабов, согбенных под тяжестью собственных цепей; цепи обвивали им шею, руки и ноги, змеились вокруг туловища. На спинах рабов покоился циферблат больших часов, оковы ползли вокруг всего корпуса, соединяясь и образуя огромный узел на переднем плане. Лица были искажены страданиями, на них был написан ужас, безнадёжность: они рабы и никуда не уйдут от своих цепей.
— Как ненавистны были заключённым эти часы!.. — вырвалось у Жака. — Ну-ка, приятель, одолжи мне твой лом! — обратился он к стоявшему рядом каретнику.
Тот окинул взглядом прихрамывающего юношу, встретился с его сверкающими гневом глазами и отдал ему лом.
— Раз! — замахнулся Жак, и одна из фигур раскололась пополам.
— Стой!.. — крикнул Шарль и остановил руку Жака, которую тот снова занёс. — Запомните все, что в тюремный двор Бастилии мы вошли ровно в четыре с половиной часа!.. Видишь? — И он показал на ещё сохранившийся циферблат и двигавшуюся по нему стрелку. — А теперь продолжай!
Под крики одобрения другие довершили начатое Жаком дело, и вскоре на земле валялись лишь обломки того, что было страшной эмблемой Бастилии.
— Уничтожайте бумаги! Те бумаги, что хранил комендант! Вот страшные свидетели страшных дел!..
Этот голос шёл из канцелярии, окна которой выходили на тот же тюремный двор. И те, у кого ещё не остыла жажда всё крушить, всё уничтожать, бросились в канцелярию.
Здесь на полках были аккуратно расставлены ящики, в которых таились судьбы сидевших в камерах людей. Десятки рук потянулись к ящикам, стали выворачивать их, выбрасывать хранившиеся там документы. Клочья бумаги и куски картона закружились в воздухе, разлетелись по двору крепости, забелели во рвах.
— Друзья! Подождите! Опомнитесь! Нам ещё ох как пригодятся эти бумаги! Ведь это живые обвинители тюремщиков! — послышался голос Адора. — К сожалению, кто-то постарался уничтожить до нас часть бумаг. Соберём же оставшиеся и отнесём их в Ратушу. Там их разберут!
Жак нисколько не удивился, услышав голос Адора. Он был уверен, что адвокат должен находиться здесь, у стен Бастилии, где решалась судьба Парижа, всей Франции… И как же он был ему сейчас рад!
Те, кто только что готовы были всё истребить и предать огню, остановились, прислушиваясь к словам Адора.
