Будьте бдительны! Сборник рассказов - Верещагин Олег Николаевич (библиотека книг txt) 📗
- Но ведь этот Бадри ещё и намёки делал, - генерал заглянул в бумагу. - "Осман гомик, иди суда, кито дабэжыт дават буду за так, не высо дыварнага брадачый е…" - генерал поперхнулся.
- Горячая кровь, - вздохнул Киров. - Честное слово, я на эти крики и прибежал… Сррразу пресёк.
1. Этнические болгары, во времена владычества османов принявшие мусульманство суннитского толка.
- И ещё, - Ромашов склонил голову на плечо. - Снайпер вашей роты Боже Васоевич, числящийся погибшим уже тому как две недели, гуляет по тылам врага в компании каких-то несовершеннолетних, которые имеют непонятные дела с моим начальником разведки. Я в эти дела не вмешиваюсь, но вы бы не могли мне объяснить, капитан, почему ваш человек вместо пребывания на позициях занялся индивидуальной партизанской войной?
- После того, как выдернешь эту проволоку - обратно вставить уже нельзя. Подшипник блокирует отверстие, дальше только взрыв при нажатии. Понял?
Вовка шмыгнул носом, вытер его рукавом куртки и кивнул:
- Понял. Боже, - он поднял глаза на черногорца, - а вот это что?
- Рубашка, - Боже подкинул на ладони туго свёрнутую проволочную спираль, надкусанную плоскогубцами. Это на гранату. Вот так. Видишь?
С утра светило яркое солнце, и постоянные обитатели "Факела" - Вовка Гоблин и Вовка Просто, Дю, Машута, Змейс, Леди Ди, Тугрик, Лавэ, Лёшка, Тонна, да и сам Серёжка - извели Боже своим нытьём, в результате чего он скрепя сердце решил провести лекцию снаружи - конечно, выставив часовых. И в самом деле - сентябрь, сколько ещё осталось погожих дней?
- А ты сколько таких наделал? - спросил Змейс, валявшийся рядом на куске пенки. - Кла-а-ассс - идёт мутант, ногой дёрг, чик, щёлк - он думает, что ещё типа упасть или там отскочить успеет, а тут сразу - бумц! И лохмотья по стенам.
- Ещё четыре штуки, - ответил Боже. - Ставьте с умом.
- Тогда Тугрику не давайте, - сказал Лёшка, самый мелкий в компании (ему недавно исполнилось девять лет). Смуглый (и от того не такой грязный, как остальные) Тугрик потянулся было отвесить обнаглевшему мальку щелбан, но узрел солидный кулак Тонны, колючий взгляд Серёжки - и увял, что-то пробормотав - угрожающе, но под нос.
- Дадим Просто, Дю и две Машуте, - подал голос Серёжка, щурившийся на солнце, как котёнок - как будто и не он только что заморозил взглядом Тугрика. - Маш, слышишь?
- Слышу, - кивнул послушно похожая даже сейчас на куколку одиннадцатилетняя девочка. - Только можно я не буду около украинского штаба ставить? Там правда хорошие люди. Никогда не лезут и всегда по-доброму. Серёжка, можно?
- Не ставь, - хмуро ответил Серёжка.
- Я поставлю, - спокойно вызвался Дю - высокий, похожий на мальчишку-викинга из книжки, парень 13-14 лет.
- Нет, - отрезал Серёжка. - Никто там ставить не будет.
- Ясно, - так же спокойно сказал Дю.
Полусидя около стены, Боже смотрел в снятый сепаратор глушителя, как в подзорную трубу.
- Что видишь? - поинтересовался Серёжка, усаживаясь рядом со скрещенными ногами и подбрасывая футбольный мяч - когда-то чёрно-белый, а теперь чёрно-серый или даже чёрно-чёрный. Боже пожал плечами. - Конца войны не видно?
- "Сибиряки" идут, - сообщил черногорец, опуская "трубу". - Играть будете?
- Конечно, - Серёжка плавным движением встал, одновременно подбросив и снова поймав мяч. - Слушай, чего ты с нами не играешь? У вас же хороший клуб. Этот. Црвена Звезда.
- Црвена Застава, - поправил Боже. - И не у нас, а у сербов. Не, неохота.
- Как хочешь, - Серёжка пару раз стукнул мяч коленом, свистнул и пошёл навстречу спускающимся по проходу между разрушенных трибун ребятам с улицы Героев-Сибиряков. Это могло показаться диким, но вот уже несколько недель в полуразрушенном "Факеле" уцелевшие мальчишки и девчонки собирались по вечерам - гонять мяч. Настолько диким, что, когда Серёжка первый раз сообщил вечером, что идёт играть в футбол, Боже - тогда ещё не вполне оправившийся от контузии - думал, что ослышался.
А сейчас он сидел и думал, как это странно и смешно: сидеть во вражеском тылу на разваленном стадионе посреди разрушенного трёхмесячными боями города посреди сентябрьского вечера и смотреть, как полтора десятка оборванных мальчишек сговариваются, делятся на команды, канаются на палке… Он заученными, непроизвольно-быстрыми движениями собрал "винторез" и, поднявшись на ноги, неспешно пошёл наверх - туда, откуда было видно окрестности. По опыту черногорец знал, что в такие минуты ставить "на часы" кого-то из мальчишек бесполезно: они всё равно будет смотреть на поле, пока наступающая темнота позволяет различить мяч в ногах и над головами игроков.
Позади кто-то крикнул звонко:
- Игра! - и Боже, услышав тугой удар хорошо накачанного мяча под чьей-то ногой, на миг обернулся, чтобы увидеть, как Серёжка принимает пас головой и посылает мяч дальше - к импровизированным вражеским воротам, под правую ногу Змейса.
Боже положил винтовку на колено и устроился за каменным зубцом парапета.
Очередной вечерний матч начался.
Машуту нашёл Тугрик. Когда Серёжка прибежал из развалин, где наблюдал за позициями только что переброшенного сюда молдавского батальона, опробуя новую трофейную стереотрубу, то почти все уже собрались вокруг лежащего на земле тела девочки. Стояли молча, только Тугрик сидел рядом и плакал, размазывая по лицу грязь.
Серёжка остановился, словно с разбегу налетев на каменную стену. Нет, он и раньше видел такое, он не раз видел такое, но… но привыкнуть к этому было нельзя. Вернее, он больше всего боялся привыкнуть к этому, потому что это означало бы, что он уже не вполне человек. А оставаться человеком - это единственное, что ему оставалось, если можно так сказать. Он не хотел становиться таким, как Дю - способный взять из рук человека банку консервов и, когда тот повернётся спиной, всадить под лопатку тонкий заточенный штырь, до этого скрывавшийся в шве рукава - такой фокус бывшее "юное дарование воронежской сцены", "золотой голос" Коля Дюкин проделал уже раз двадцать, не меньше.
