Ыых покидает пещеру - Белов Лев (книги без регистрации бесплатно полностью txt) 📗
Вовка посмотрел на нее очень грустными глазами, но тут же улыбнулся.
— Я мог бы еще один такой понести, — сказал пошатываясь, и еле выдавил — Свободно!
— Послушай, Вовка, — вдруг изменила тему разгову ра Сверчкова, — почему у тебя глаза разного цвета?
Видно, этот вопрос интересовал Галку давно, и только теперь она осмелилась задать его Тутареву.
— Сам не пойму, — вздохнул мальчик. — Спрашива. у мамы, она ничего не могла сказать, а бабушка, та… — Он чмокнул губами и снова вздохнул.
— Ну, а бабушка?
— Бабушка? — нахмурился Вовка. — Бабушка сказала… «бог шельму метит». Она у нас вообще немного религиозная. Сама понимаешь, родилась-то еще в девятнадцатом веке, когда все в церковь ходили.
Теперь они шли намного медленнее — сказывалась усталость.
Было бы, пожалуй, бессердечно отнимать у читателя время описанием того, как герои, словно сговорившись, заявили о желании перекусить и тут же, опять-таки словно сговорившись, плюхнулись на траву и стали извлекать из рюкзаков съестные припасы. Ведь обычно на описание подобной процедуры уходит гораздо больше минут, нежели на самую процедуру, тем более, что проголодавшиеся герои, как правило, едят гораздо быстрее, чем пишет позавтракавший автор.
Поэтому мы опускаем сцену уничтожения некоторой части продуктов Г. Сверчковой и В. Тутаревым и предупреждаем, что далеко не всякий раз, когда кто-нибудь из персонажей нашей повести захочет удовлетворить свой аппетит, мы тут же станем изображать эту не всегда изящную сцену. В конце концов, быть может, нам не очень хочется упоминать о том, что в момент поедания пищи Вовка издает звуки, именуемые чавканьем и строго осуждаемые на любом дипломатическом обеде, хотя Галка, наоборот, ест так, что даже сидящий с нею рядом человек может подумать, будто она только подносит ко рту пищу, после чего та непостижимым образом исчезает, как на иллюзионном представлении.
— Послушай, Тутарев, — сказала Галка, когда с едой было покончено, а рюкзаки взвалены на спины, — почему ты ешь, как дикарь?
— Л ты видела, как едят дикари?
— Предполагаю. Доведется встретить Снежного человека — приглядись, как он ест. И сравни с собой.
Вовка решил перевести разговор на другую тему.
— Ты занимаешься радиоделом? — спросил он., — Нет. А ты?
— С третьего класса. Любой приемник разберу и соберу. Даже телевизор могу починить!
— Вы, мальчишки, способнее нас, — вздохнула Сверчкова.
— А как же иначе, — гордо произнес Вовка, обрадованный неожиданным признанием спутницы. — Мы же сильный пол!
— Только слабо учитесь, — усмехнулась Галка.
Так шли они, переговариваясь и подзадоривая друг друга, карабкаясь по тропинке, заваленной мелким щебнем, и осторожно спускаясь с осыпающихся круч, прыгая через сухие толстые ветки и кое-где попадавшиеся лужицы. Они успели вспомнить о том, каким скучным был сбор, посвященный уходу за ногтями, как по просьбе ребят приехавшая к ним в гости балерина трижды танцевала «Кубинскую партизанку», как однажды в плове оказался маленький соменок. Вспомнили они о легенде про Жестокий цветок, которую им рассказывал знаменитый альпинист Владимир Исидорович Карцев. Это была удивительная сказка о цветке, который приносил смерть любому, кто сорвет его, но который мог накормить целую толпу людей, если смельчак, принесший его с вершины горы, жертвовал своей жизнью.
Вовка остановился около большого многоугольного камня, почти сплошь покрытого толстым слоем зеленова то-бурого моха, и задумчиво посмотрел на Галку.
— Как ты думаешь, нам еще придется подниматься?
— Не знаю. Но отсюда я пошла бы сейчас вон к той арче.
Вовка проследил за направлением руки Сверчковой и остановил свой взгляд на довольно высоком дереве, видневшемся шагах в пятидесяти.
— А почему именно туда?
— Сама не знаю. Просто, по-моему, надо идти туда. Понимаешь, мне что-то подсказывает. У тебя так бывает?
— Конечно! Мне всегда кто-то или что-то подсказывает, знаешь, словно шепчет. И я слушаюсь. Просто интересно!
Они пошли в сторону высокой арчи, взявшись за руки и весело переглядываясь. До дерева оставалось не более десяти шагов, когда ребята, едва ступив на кучу сухих веток и листьев, вдруг ощутили, что проваливаются в какую-то яму. Падение было таким неожиданным, что они сначала даже не успели испугаться.
Быть может, они летели несколько секунд.
Возможно, что это длилось минуту.
Не исключено, что падение продолжалось час.
И абсолютно нечего возразить, если выяснится, что время их стремительного движения в пустоте следует измерять годами.
Но так или иначе когда Вовка и Галка, исцарапанные, потрясенные, поняли, что наверх им уже не выбраться, на глазах у них появились слезы. И именно в этот момент они вспомнили, что где-то там, неизвестно, в какой стороне, их ожидают родители, друзья и товарищи.
Каким образом они остались живы, до сих пор никто объяснить не может, хотя этим вопросом интересовались не только врачи, но и ученые, посвятившие себя изучению законов механики.
Во всяком случае, именно этому обстоятельству мы обязаны тем, что у нас имеются совершенно достоверные сведения об удивительных событиях, которые теперь кое-кому кажутся самой невероятной легендой.
Глава пятая,
в которой ребята втискиваются в туннель и продолжают путь дальше
— Ты что-нибудь видишь?
— Нет, Галочка.
— Как ты сказал?
Вовка промолчал, уловив нескрываемое удивление в словах Сверчковой. Он и сам не мог понять, как это у него так вышло, что он назвал ее не Галкой, не Галей, не Галиной, а именно Галочкой, с той лаской, которой он никогда не переваривал слушая других.
Сейчас, в полной темноте и полнейшей неизвестности, он раздумывал не о том, куда они попали и что будет с ними, а о том, как у него повернулся язык назвать Сверчкову Галочкой, что могла бы позволить себе разве лишь какая-нибудь несчастная нонпарель.
Причиной неожиданно прорвавшейся ласки было сознание абсолютной оторванности от внешнего мира и страх перед будущим. Теперь, когда он знал, что рядом нет ни мамы, ни папы, ни бабушки, всю нежность, которую он к ним тайно питал, ему невольно пришлось перенести на свою единственную спутницу.
— У тебя ничего не болит?
— Не знаю.
— Как это — «не знаю»? Ты что, ничего не чувствуешь?
— Нет.
— Вот это здорово! А мне… Ой! Будто со спины шкуру содрали, а по лицу прошлись горячим утюгом».
— Мне тоже… Ой!
— Тоже? Почему ж ты сказала, что ничего не чувст вуешь?
— Показалось. Ой! Вовочка, помоги снять рюкзак. Жжет сзади. И пить хочется.
— Ты эти нежности брось, — уже сурово промолвил мальчик. — Называй меня Вовкой. А пить и мне охота.
Он помог ей освободиться от рюкзака, тяжело вздыхая каждый раз, как она вскрикивала от боли, и стараясь сам не стонать. Затем с трудом стянул лямки с себя и положил рюкзак на что-то мягкое — не то мох, не то траву.
— Интересно, куда мы провалились? А, Вовка?
— Откуда я знаю?
Послышалось всхлипывание. Оно продолжалось недолго, потому что Галка вспомнила известную пословицу о слезах, которыми горю помочь нельзя, и умолкла.
— Что ж мы сидим? — сказала она. — Давай куда-нибудь двигаться. Иди за мною!
— Почему я за тобою, а не ты за мною?
— Чудак, я же шефствую, а не ты.
— Иди-ка ты со своим шефством!
Они попробовали 'карабкаться вверх. Однако быстро поняли бесцельность своих усилий и поползли наугад, волоча рюкзаки и время от времени останавливаясь, чтоб передохнуть. То и дело раздавались стоны, которых теперь уже никто не стеснялся.
Хотелось пить, но никакой надежды удовлетворить жажду не было, и они с пересохшими ртами едва продвигались вперед. Впрочем, невозможно было определить, в какую сторону они направлялись, — вперед или назад: темнота исключала возможность ориентироваться. Положение казалось 'безвыходным. О фонарике от страха забыли. О спичках тоже…
