На берегу Севана (др. изд.) - Ананян Вахтанг Степанович (книга жизни txt) 📗
— Потому, — спокойно ответил Армен, — что эти птицы добывают себе пищу из воды, из ила: червей, рыб, лягушек. Будь у них клювы и ноги короткие, они бы с голоду подохли.
— Ах ты, мой ученый! Откуда же ты так много знаешь? Только охотник, что всю жизнь проводит в лесу и в поле, и может знать об этом.
— Обо всем этом давно рассказал Дарвин, он жизнь животных изучал, — ответил за товарища Камо.
— Как я, должно быть. Каждый раз, как пойду на охоту, чьи-нибудь привычки узнаю — то волка, то лисы…
«Дарвин этот, конечно, охотник, и говорить нечего», — подумал старик. Но он не собирался складывать оружие перед Дарвином, каким бы охотником тот ни был. Не может же быть, чтобы кто-нибудь был более сведущ в делах природы, чем известный во всем горном крае охотник Асатур!
— Дарвин — одно, а ты — другое, — улыбаясь, сказал Армен. — То, чему учит Дарвин, имеет мировое значение. Он был человеком большого ума.
— Да-а?… Большого, говоришь, ума был человек этот ваш Дарвин? — обиделся дед. — Значит, у нас нет ума?… Ну, раз он такой умный, я ему один простой вопрос задам. Пускай ответит! Новорожденный детеныш дикого барана весит около семи фунтов. Сколько веса в новорожденном медвежонке?
— Тридцать! — не подумав, поторопился сказать Грикор. Старик ядовито засмеялся.
— Чего ты смеешься? Разве медведь раз в пять не больше барана?
— В том-то и дело, что в пять раз больше. А вот его детеныш в пять раз меньше бараньего — не больше крысы… Вот она, загадка природы! Пусть-ка ваш Дарвин скажет, почему новорожденный медвежонок такой маленький. И еще: почему детеныш дикого барана, не пройдет и двух часов как родился, уже бегает, да так, что ты его и не поймаешь?… А детеныш медведя, этого огромного зверя, по целым неделям в берлоге отлеживается, пока не вырастет: ни бегать не умеет, ни от врага прятаться.
Армен был несколько смущен.
— Как так? — спросил он. — У такого большого и сильного животного — маленький и слабый детеныш?… Почему?
— Это тебе не плов, легко не разжуешь, — ответил старик. — Да, мои ученые сынки, природа обо всех своих питомцах думает: от комара до медведя. Если у дикой овцы детеныш родится слабым, его тотчас же съедят лисы, волки. У матери этого ребенка нет оружия, нечем защитить его. Даже рогов нет. А медвежонку чего бояться? И в берлоге он, и кто посмеет его тронуть при такой грозной мамаше? А ну, сунься!
— О том же и Дарвин говорит, дедушка, — сказал, подмигнув товарищам, Грикор.
Дед часто говорил такое, чему не всегда можно было верить, но всегда говорил занимательно.
— Да? — изумился дед. — Ну, значит, Дарвин ходил по нашим дорожкам… А все же знай, что мы и без Дарвина все это видели и понимали.
Дед немного помолчал, потом добавил:
— Если твой Дарвин хочет узнать все тайны природы, он должен позвать к себе охотников и спросить: «А ну, скажите, что интересного вы видели в полях и лесах?» Одному человеку всех дел природы не обнять…
— Ну, вашими спорами сыт не будешь, — вмешался Грикор. — Давайте лучше разведем костер: глядите-ка, какой к нам летит шашлык, — показал он на пролетавшую над ними стаю уток и начал проворно собирать хворост.
— Ты что, дурень, вздумал огонь разводить в такой солнечный, райский день? — спросил дед.
— Охота жареной утятины поесть, дедушка, — сказал Грикор и, сделав умильное лицо, добавил: — В память своего кума Мукела пристрелил бы ты утку, а, дедушка?
— Птицы, сынок, сейчас несутся, убивать нельзя.
— Селезня убей, селезня можно. Вон селезень, дедушка, роется в водорослях, — показал Грикор на утку с зеленой бархатной шеей.
— Стреляй, дедушка, стреляй! — настаивал и Камо, охваченный волнением.
— Настоящий охотник сначала поднимет птицу на крыло и только тогда стреляет, — поучал старик. — Убить — дело нехитрое. Надо знать, как убить! Надо уметь сбить птицу на лету — вот так, как председатель нашего колхоза Баграт одной пулей сбил фашистский самолет. — Показывая на летящих уток, дед продолжал: — На таком расстоянии надо метить в кончик клюва; пока дробь долетит до цели, утка передвинется вперед, тогда заряд и попадет ей в сердце. Во всем нужен расчет… У человека в вашем телячьем возрасте не хватает выдержки, вот он и стреляет в птиц, когда они летят кучей. «Авось в одну и попаду». Это не дело. Как бы много ни было, все же надо в одну птицу целить и твердо знать, что эта одна — твоя. А если, на твое счастье, заряд попадет и в соседнюю птицу, того лучше!
Тут, как нарочно, несколько уток поднялось из-за камней.
Дед Асатур быстро вскинул ружье и выстрелил. Два селезня с шумом шлепнулись в озеро. Вслед за звучным всплеском воды из-за камышового островка невдалеке от берега донесся детский крик.
— : Кто это там? — в изумлении прислушались ребята.
Камо отвязал стоявший у берега рыбачий челнок, прыгнул в него и заработал веслами.
— Камо, внучек, вернись! Куда ты? — закричал ему вслед дед Асатур. — К самому вишапу угодишь! Сколько лет живу, дальше этого места еще не был.
Но Камо, не обращая внимания на протесты деда, усиленно греб.
Девочка в камышах
Когда лодка обогнула островок, мальчик от удивления широко открыл глаза.
В большом корыте, мирно колыхавшемся на водах озера, сидела девочка. Увидев Камо, она взяла со дна корыта убитого селезня и, высоко подняв его над головой, сказала, смеясь:
— Вот она, твоя утка. Из воды вытащила!
— А другая?
— Другую собака выловила. Вон погляди…
И в самом деле, с уткой в зубах на берег выбирался Чамбар. С собаки ручьями стекала вода, и она шумно отряхивалась.
Камо узнал девочку:
— Это ты, Асмик? А ну, гони-ка сюда твой пароход!
Вместо весел у Асмик БЫЛА одна только деревянная лопата. Ловко действуя ею, девочка подвела свое корыто к островку и выскочила на берег.
Прикрыв ладонью глаза от солнца, она с любопытством смотрела на мальчика.
— Ты что кричала? — спросил Камо, выбираясь из лодки на островок.
— Испугалась… После твоего выстрела две утки ка-ак шлепнутся около меня в воду! Показалось — прямо с неба… Одна чуть мне на голову не свалилась… А теперь мне уже не
страшно. — И девочка весело засмеялась, сверкнув мелкими жемчужинками зубов. В ее глазах вспыхнули веселые искорки. — А где же твое ружье? — спросила она, но, не ожидая ответа, обернулась к озеру и восхищенно всплеснула руками: — Какое чудесное наше Гилли, какой свежий здесь воздух! Я тут с самой зари…
Вручив утку хозяину, деду Асатуру, Чамбар вернулся на островок и, став перед Асмик, тревожно повизгивал, всем своди видом показывая, что ему что-то от нее нужно.
— Просит, чтобы ты ему отдала утку, — объяснил Камо.
— Утку?… Нет, Чамбар, не отдам, это моя добыча! — засмеялась Асмик, прижимая к себе птицу. — Ну на, на, так и быть, возьми… Не обижайся.
Схватив утку, Чамбар, как и с первой, поплыл к деду.
— Ну, теперь едем на берег, а то дедушка подумает, что я к белому буйволу угодил…
Когда они вышли из лодки, старый охотник изумленно посмотрел на Асмик:
— Как тебя сюда занесло, дочка? Что ты тут делала?
— Яйца собирала.
— Какие яйца?
— Гусиные, утиные, черных курочек… все, какие попадутся!
Дед и мальчики смотрели на нее с любопытством: «Вот так странная девочка! Ни буйвола, ни дэва, ни вишапа не боится».
— Я собираю, а Сэто швыряет камнями и разбивает… — с обидой в голосе добавила Асмик.
— Где он?… Вот я ему сейчас задам! — встрепенулся старик и схватился за покрытую серебром рукоять кинжала.
— Вон там, в камышах, прячется, — указала девочка в сторону узкой протоки.
Дед Асатур погрозил кулаком и крикнул:
— Эй, отстань от этого ребенка, а не то, клянусь своей бородой, мокрое место от тебя оставлю!
Из камышовых зарослей выскочил подросток и пустился наутек.
— Ишь ты какой! — не мог успокоиться дед. — Весь в свою мамашу: яблоко от яблони недалеко падает.
