За березовыми книгами - Голицын Сергей Михайлович (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно txt) 📗
– Как – неправильно? Почему – неправильно? – загорячился я.
– Я ничего не знаю. Иван Иванович не посвящает меня в свои ученые дела, – вздохнула равнодушная Роза Петровна.
На этом наш разговор окончился. Я отошел в недоумении.
…Когда через три минуты вышел из кабины Николай Викторович, я его не узнал: глаза – растерянные, загорелое лицо приобрело какой-то землистый оттенок.
– Ира уехала! – гробовым голосом прошептал он.
– Куда уехала?
– К нам. участвовать в нашем походе. Два дня назад уехала. Я сейчас говорил с соседкой. Ира получила телеграмму, мою телеграмму, заплакала, взяла у соседки десять рублей взаймы, попрощалась и…
– Так куда же она уехала? – перебил я.
– Неизвестно! В том-то весь ужас, что неизвестно. Как вы думаете, куда она могла уехать? В какой город?
Я никогда не видел Николая Викторовича таким расстроенным.
– Дорогой мой, – пробовал я его утешить, – успокойтесь, пожалуйста. Найдется ваша Ира.
– Где найдется? – Николай Викторович схватился за голову. – Я сейчас пойду погуляю до вечера, соберусь с мыслями, а вы там с Гришей командуйте.
Нас ждал обед, и все же я не стал удерживать бедного супруга – пусть немного придет в себя. Мы с ним разошлись. Он медленно побрел вдоль речки, я вернулся в школу и объявил всем, что у нашего начальника разболелась голова и он захотел пройтись.
Я сделал Ленечке еще один укол; его рана подсохла, начала затягиваться розовой кожицей, нагноение и опухоль вокруг исчезли. Еще два-три дня, и «воронечник» можно будет снять.
Сейчас Ленечка лежал и блаженствовал: три девочки – Лариса Примерная, Таня и Галя – играли с ним в «картонного футболиста» – настольную игру, принадлежавшую Курбской школе.
Сразу после ужина мы улеглись, но я никак не мог уснуть. Николай Викторович все еще не приходил, и я даже начал беспокоиться.
Выпускной вечер праздновался на втором этаже, как раз над нашими головами. То гремела лихая гармошка и каблуки стучали так, что сыпалась штукатурка, то плакала унылая радиола, и тогда казалось, что потолок стругали рубанками.
Наконец пришел Николай Викторович, засветил карманный фонарик.
– Доктор, вы не спите?
– Нет, а что?
– А то, что трех девочек не хватает. Я их сейчас пересчитал.
– Да не может быть! – Я вскочил, быстро оделся. – Которых девочек?
– Не знаю, они спят все закутанные.
Мы поднялись на второй этаж, звуки вальса доносились из крайнего помещения. В темноте на цыпочках мы подошли к двери, открыли ее и поневоле зажмурились от яркого электрического света.
Несколько юношей в ослепительно белых рубашках, в ярчайших галстуках не очень умело танцевали с нарядными девушками, в том числе и с молоденькой докторшей.
Й среди снежно-белых, цветастых, маркизетовых, штапельных платьев я увидел… Я даже остолбенел… Я увидел Галю, Лиду и Танечку в замызганных шароварах, в продырявленных кедах. В их партнерах я узнал тех самых юношей, что приносили нам баранью ногу. Лида застенчиво положила руку на плечо своему кавалеру, у Танечки прядь волос выбилась на потный лоб, видно, она танцевала уже давно. Галя танцевала опустив глаза, щеки ее раскраснелись от удовольствия.
Минут пять мы стояли и смотрели. Танечка, не замечая нас, превесело болтала со своим кавалером.
– Таня, Лида, Галя! – коротко позвал Николай Викторович.
Они обернулись, увидели нас, побледнели и покорно подошли к нам.
– Марш спать! – беззвучно проговорил Николай Викторович. – Завтра будет «большая» линейка.
Все три девочки пошли по коридору впереди нас, низко наклонив голову. Они шли, как овечки на заклание.
Утром все встали молча. За завтраком тоже удручающе молчали. Никто не смеялся, не рассказывал веселых историй. На Галю, Таню и Лиду избегали смотреть.
Вчера вечером мы договорились: с утра пойдем в ту деревню, где живет Эльвира. Что же будет сначала – эта самая «большая» линейка или пойдем за березовыми книгами?
Николай Викторович подошел ко мне:
– Идите туда, но, простите меня, я с вами не пойду – просто голова кругом идет.
Мы собрались перед школой. Гриша построил всех для переклички. Николай Викторович обернулся к «преступницам».
– А вы… идите в класс – и не выходить никуда! – приказал он.
– Какой позор! – кинула через плечо Лариса Примерная, блеснув очками. Она тоже оставалась, но оставалась ухаживать за Ленечкой.
Не пошли и четверо дежурных. Остальные налегке, без рюкзаков, отправились в путь.
Мальчики шагали и оживленно спорили между собой.
Я не слушал, о чем они говорили, – слишком много мыслей будоражило мою голову. Березовые книги перемешались с переживаниями вокруг Ленечкиного ожога, а таинственное исчезновение жены Николая Викторовича путалось со страшной «большой» линейкой.
– Отправит первым поездом в Москву, – доказывал Вася, – головой ручаюсь – отправит.
– А я бы простил, сперва бы полчаса, не меньше, тряс, а потом простил бы, – убеждал Миша.
– Нарушение дисциплины, какое нарушение дисциплины! – ужасался Гриша, теребя свой безнадежно погибший чубчик.
– Это все Галька подбила, – говорил Вася.
Я узнал, что «большая» линейка созывается во время похода только в случае из ряда вон выходящего безобразия. Тогда Николай Викторович берет в свои руки всю власть, сам командует, сам наказывает.
Так, разговаривая, дошли мы до деревни и всей толпой ввалились в магазин.
Магазин был очень тесный. Тут продавались хлеб, чайники, мыло, духи, сладости, высохшая камса, запыленные стеклянные вазочки. Молодая, очень толстая и очень румяная продавщица в засаленном халате бойко отвешивала одной гражданке селедку.
Она оторвала листок от какой-то книги, завернула селедку.
Я сразу обратил внимание на пожелтевший масляный листок – написано по-славянски, кажется, книга старинная.
Миша дотронулся до моего локтя и показал пальцем.
На одном из оставшихся бумажных листков я увидел все тот же загадочный треугольный штамп:
Продавщица благосклонно обернулась в нашу сторону.
– Покупайте, покупайте! Орешки, драже, мармелад. Выбирайте, выбирайте любые сладости. Сколько свесить?..
– Вы Эльвира Пылаева? – перебил я ее.
– Я, а что? – вздрогнула продавщица.
– Мне про вас недавно ваш бывший сосед рассказывал – Трубка.
– Трубка? – засмеялась продавщица. – Бывало, все со своими внучатами гуляет, во все стороны они его тащат: этот плачет, этот упал, эти подрались… Как же он там поживает? А его Павлина Панфиловна как?
– Оба очень хорошо поживают, – ответил я. – Он говорил, у вас книг много хранится.
– Как же, как же! Два ящика от отца осталось. Но книги совсем незанятные, какие-то старинные, да много обгорелых. Вот уж сколько лет прошло, а я все в них покупателям продукты заворачиваю.
Установилась такая тишина, как перед грозой.
– И много у вас… осталось таких книг? – заикаясь, спросил я Эльвиру.
– Да нет, последняя пачка на исходе. – Она нагнулась и с усилием бросила на прилавок штук пятнадцать перевязанных веревкой книг – рваных и цельных, в переплетах и без переплетов.
Мы бросились их перелистывать. Я ведь не специалист-книжник и потому не знал, насколько редки и ценны были эти книги, но на первой странице каждой из них стоял знакомый нам треугольный штамп.
– Тетенька, ну на что они вам, подарите их нашему школьному музею, – жалостно попросил Миша.
– А я во что буду товар заворачивать? – полусердито, полунасмешливо спросила Эльвира.
Нас выручила покупательница селедок – увидела она умоляющие лица ребят и повернулась к Эльвире:
– Ну отдай им эти бумажки, коль просят.
Та небрежно передернула плечами, подвинула стопку в нашу сторону и сказала:
– Остались, правда, на такой жесткой бумаге – верчу фунтики да только мучаюсь.
