Властелин Окси-мира - Бахтамов Рафаил (читать книги онлайн бесплатно серию книг .TXT) 📗
Чего я только не пробовал! Пытался увеличить изоляцию – приток тепла снаружи снижался, зато возрастал вес изоляции. Уменьшал изоляцию – увеличивался приток.
Можно было, конечно, снизить срок действия костюма до часа или увеличить его вес до 20 килограммов. Но и то и другое одинаково запрещалось условиями конкурса.
Только теперь я вспомнил разговор, который слышал в Москве, в Министерстве угольной промышленности. Беседовали двое – начальник отдела министерства и приезжий инженер из Кузбасса.
– Мы поручили разработку костюма лаборатории, – говорил начальник. – Они возились год и вернули задание. Не вышло.
– Плохо, – заметил инженер. – Костюм нужен.
– Именно, – согласился начальник. – Поэтому мы обратились в высшую инстанцию – в Институт холода Академии наук СССР.
– Серьёзное учреждение. – Это было сказано с уважением.
– Безусловно. Они дали нам развёрнутое заключение с расчётами и анализом. Если сформулировать ответ коротко, он звучит так: «Невозможно». После этого, вы понимаете, у нас не было выхода. Или, точнее, остался единственный выход: объявить конкурс…
– Невозможно, – сказал я Гене.
Гена посмотрел на меня мутным взглядом и вяло махнул рукой. Ему было не до конкурса – глаза ввалились, на лбу крупные капли пота. Грипп крепко вцепился в него.
– Че-пу-ха, – с трудом выговорил он. – Ерунда и чушь. Вся история техники состоит из сплошных «невозможно». Невозможно было разжечь костёр. Построить пароход. И паровоз, конечно, тоже невозможно. И радио. И самолёт. И телевизор. Альберт Эйнштейн сказал… точно я сейчас не помню, но приблизительно: «Все знают, что это невозможно. Потом приходит человек, который этого не знает. Он-то и делает изобретение…»
ТРИ ПУТИ ЧЕРЕЗ НЕВОЗМОЖНОЕ
Есть три пути через невозможное. Не так уж мало, если вспомнить, что оно невозможное.
Первый путь – медленный и долгий. Кажется, задача неразрешима. Но шаг за шагом (вернее, миллиметр за миллиметром) идёт вперёд наука. Развивается техника – появляются новые материалы, машины, способы. И вдруг (конечно, это происходит не вдруг) люди обнаруживают, что та, старая задача вовсе не так уж сложна. Теперь для её решения есть все условия. Эти условия возникали постепенно из небольших, невидимых для глаза изменений. Миллиметры стали метрами.
Так медленно и постепенно, без заметных «рывков», человечество преодолело многие барьеры невозможного. Не отдельные эффектные «броски в будущее», а прежде всего общее развитие науки и техники сделали возможным появление телевизора, атомных электростанций, спутников…
Второй путь через невозможное – открытие, то есть установление чего-то ранее неизвестного человечеству: законов, свойств, явлений окружающего нас материального мира. Тут все (кроме, разумеется, самого открытия) просто и понятно. В XVIII веке заглянуть «внутрь» человека было невозможно – все это знали. Но когда Рентген открыл лучи высокой «проходимости», просвечивание стало обычной технической задачей. Требовалось создать аппарат, приспособить плёнку и тому подобное – однако в принципе задача была решена.
Новые знания – новые возможности, это естественно. Но изобретение, как правило, строится на старых знаниях, опирается на то, что известно любому специалисту. И всё-таки именно с помощью изобретений человек чаще всего преодолевает барьер невозможного.
Кажется невероятным: все знают и… считают невозможным. Это странное и прискорбное явление я назвал бы инерцией мысли. Люди (а специалисты особенно!), постоянно имея дело с определёнными вещами, привыкают к ним и начинают думать, что эти вещи единственно «разумные». Нужно огромное внутреннее усилие, революция в сознании, чтобы взглянуть на мир по-другому, увидеть его в новом, непривычном свете. Этот оригинальный, неожиданный угол зрения и даёт изобретение – машину или способ, в которых старые знания используются по-новому.
Можно ли, например, кислород из одного баллона целиком перевести в другой без применения технических средств (насосов, компрессоров и прочего)? Специалист скажет, что нет. Если соединить баллоны, то в пустой баллон перейдёт только часть газа. И всё-таки сделать это можно. Нужно просто налить в пустой баллон воду и поднять его повыше. Кислород и вода «поменяются местами», сделав то, что казалось невозможным.
… Гена поправился, и мы принялись за холодильный костюм всерьёз. Теперь мы представляли трудность задачи и решили работать отдельно – пусть вместо одной дороги у нас будут две.
Честно говоря, я не очень верил в успех. Уж если Институт холода Академии наук… Но у мыслей своя логика. Начав думать, я уже не мог остановиться – на занятиях в аспирантуре, в кино, за обедом я непрерывно «тасовал» калории тепла, килограммы фреона, миллиметры изоляции. Возмущался: почему из 30 килограммов, которые может нести человек, на холодильный костюм дают 8 или 10?
И всякий раз возмущение гасло. Чтобы дышать в атмосфере горящей шахты, нужен респиратор. Для работы горноспасателю необходимы инструменты. Стена!
Однако выхода не было, и я понемногу начал думать о подкопе. Нельзя ли снизить вес инструментов или респиратора и получить для костюма ещё хоть 2 – 3 килограмма? Сомнительно: снаряжение горноспасателя отрабатывалось годами. И главное, 2 – 3 килограмма ничего не решат. Вот если бы…
Сначала я отбросил эту мысль, она показалась мне слишком дерзкой. Но мысль вернулась. Она приходила всё чаще. И наконец я сдался. Путь был один – выбросить респиратор. Создать комбинированный костюм, в котором и дыхание и охлаждение будут осуществляться одним веществом.
Разумеется, это мог быть только кислород – ничто другое для дыхания не годится. Но какой? Я подумал о перекиси. Однако перекись разлагается с выделением тепла, тепла же и так больше чем достаточно. Газообразный кислород? Нет. Даже сильно охлаждённый, он сможет поглотить очень мало тепла. К тому же тяжёлые и громоздкие баллоны… Значит…
Я наклонился к Гене (разговор происходил в библиотеке) и сказал тихо:
– Жидкий кислород.
Он пожал плечами, словно это само собой разумелось.
– Ясно.
Мы вышли в коридор, и тут обнаружилось, что это вовсе не само собой. Напротив, весьма сомнительно. Жидкий кислород был чем-то экзотическим, вроде тысячелетнего баобаба или дикой собаки динго. Никто из нас его не видел. Не знал, где его получают и можно ли его достать. И как с ним работать, если он исчезает, а то и просто взрывается…
– Идея заслуживает внимания, – сказал Д.Д. – Прямо-таки хорошо.
– В таком случае кислород будет, – заверил Смолин. – Только смотрите…
Взрываться нам не хотелось. Особенно в исторический момент, когда Д.Д. – может быть, впервые в жизни – сказал «хорошо».
ОПЫТ № 16: «ПАЛЕЦ ГЕНЫ»
Эта холодная книга (описанные в ней события происходят при температуре на 200 градусов ниже комнатной) читается горячо. Её автор – Жорж Клод – один из тех, кто первый поверил в жидкий воздух («Жидкий воздух» – название книги). Изучал его свойства. Ставил эксперименты. Спорил. Доказывал. Хоронил друзей (опыт не удался). Получив в физиономию заряд мелко разбитого стекла, писал: «отделался сравнительно благополучно». Создавал машины, приборы, аппараты. И под грохот взрывов вывел жидкий воздух в люди!
Недавно я перечёл эту книгу. Смеялся (много весёлого), грустил, вспоминая, сколько лет прошло с тех пор, как я её читал впервые, размышлял, что всё стареет – вот и машины, изобретённые Клодом, сейчас увидишь только в музее… И всё время меня не покидало ощущение, что я коснулся самых истоков науки, присутствовал при величайшем событии – её рождении. С таким чувством читаешь Эйнштейна и Павлова, «корабельных дел академика» Крылова, одного из создателей теории сорбции (поглощения газов твёрдыми телами) шотландца Макбена…
О достижениях науки пишут в учебниках. Это, конечно, необходимо. Но если вы хотите ощутить трепет, если вас интересует «душа» науки, читайте тех, кто науку строил. Читайте первооткрывателей!
