Чужие ветры. Копье черного принца - Прозоровский Лев Владимирович (книги онлайн TXT) 📗
— Да, я убил Эгле умышленно… Дальше терпеть было нельзя… Или я, или он… Илга сама посоветовала мне убить его, сама вызвала, вернее заманила его на мой выстрел… — Голос Витольда стал тверже. — Так что убийца — она!.. А я — лишь слепое орудие в руках этой женщины, которая хотела меня женить на себе и для достижения этой цели была готова на все… Даже на убийство!
Андрей с трудом дослушал до конца то, что говорил Белевич. Спасла профессиональная выдержка. Временами мучительно хотелось плюнуть в лицо Белевичу, не ударить его, а именно плюнуть. Иным способом не выразишь презрения, которое вызывал этот человек. «Ведь если свести их с Илгой, он действительно будет говорить ей в лицо всякую грязь, гнусную ложь, на которую способен только загнанный в угол трус».
— Предположим, Белевич, что я вам верю, — сухо сказал Андрей. — Но кем же был Эгле в действительности?
— Этого я не знаю, — решительно сказал Белевич. — Вы говорите, что он был шпионом? Возможно! Не спорю! Даже больше — я верю, что он был шпионом, от такого мерзавца именно этого только и можно было ожидать!
— Значит, вы не знали его настоящего имени?
— Клянусь честью, нет!
— Клянетесь честью?
— Да!
— Ну что ж, — спокойно заметил Андрей, из-под опущенных век незаметно наблюдая за арестованным. — Итак, мы запишем в протокол, что вы убили гражданина Эгле из ревности… За такое убийство вам обеспечено двадцать пять лет…
— Почему мне? Почему не ей? — встрепенулся счетовод. Андрей брезгливо отмахнулся.
— Не волнуйтесь, она тоже получит свое… Но дело не в этом! Дело в другом! Вот если б оказалось, что вы убили иностранного шпиона, который приехал вас шантажировать, — все выглядело бы совершенно иначе… Ну, что же вы молчите?
Витольд сидел, обхватив голову руками, и думал. Однажды в детстве он видел, как на тарелку вагонного буфера села пестрая бабочка. Поезд тронулся, буферные тарелки стукнулись одна о другую, и от бабочки осталось только мокрое пятнышко. «Вот так и я сейчас между двумя буферами, как бабочка… Не признаюсь — двадцать пять лет, а признаюсь…» Голова начала дрожать, зубы стучали, как в лихорадке. Страшно!
— Я в последний раз обращаюсь к вам, Белевич! Если вы так упорствуете, значит вы тоже — шпион?
— Нет, нет! — внезапно горячо запротестовал Белевич и замахал руками, как бы отталкивая невидимого противника. — Я — честный… Я хотел быть честным… Я все скажу! Пишите!.. Да, убитый Эгле — вовсе не Эгле! Он — Бруно Струпс!.. Мы познакомились в Любеке, в лагере для перемещенных лиц… Когда все успокоилось, я захотел вернуться на родину… Бруно был командором «группы Ост»… Обращаться к советским властям можно было только через него… Он сказал, что прежде чем вернуться домой, надо записаться в «Союз балтийских патриотов»… Я записался… Оформлял запись неизвестный мне человек в штатском… Он говорил по-английски, Бруно переводил… Когда я поставил свою подпись на какой-то бумаге, Бруно засмеялся и сказал, что с этих пор меня будут звать «Барсуком» и что это — очень подходящее для меня название… Но Бруно всегда любил грубые шутки… Мне тогда это показалось нелепостью, чем-то несерьезным… Потом они мне дали задание.
— Какое?
— Об этом я скажу позже… Я все расскажу… Я согласился принять задание, лишь бы вырваться из их рук… Наконец, меня передали на советский пересыльный пункт… Капитан из контрразведки беседовал со мной, спрашивал, не получил ли я какого-либо задания с «той стороны»?
— И вы ему солгали?
— Да. Я сказал, что ни о каких заданиях не знаю… Проверить мои слова было невозможно, я это прекрасно понимал… Капитан поверил мне, выписал документы, и я вернулся на родину… Я был рад забыть обо всем… Принялся работать честно, добросовестно… Мне казалось, что все прошлое было дурным сном…
— И этот сон длился до тех пор, пока не приехал Струпс? Он разбудил вас?
Белевич понуро молчал.
— Вы подумали, что кличка «Барсук» — это всего лишь упражнение в остроумии… Подумали, что со всем этим так же легко порвать, как уйти из кинотеатра с плохой картины… А?
Белевич молчал.
— Встаньте! — вдруг сказал Андрей. Удивленный Белевич медленно поднялся. Андрей вышел из-за стола, рывком выдвинул два стула на середину комнаты, поставил их рядом, но не вплотную, а сантиметрах в тридцати друг от друга. Сделав это, предложил Белевичу: — Садитесь!
Испуганный, ничего не понимающий Белевич взглянул на Андрея, затем робко сел, каждую секунду ожидая неприятного сюрприза.
— А теперь продолжайте свой рассказ, — невозмутимо предложил Андрей. Витольд заерзал.
— Что, трудно сидеть между двух стульев? — насмешливо спросил Андрей. — А ведь еще не прошло и минуты! Вы же всю свою жизнь хотели провести в таком положении… Встаньте! Теперь вы меня поняли? Поняли, что подобная позиция невозможна? И Струпс приехал к вам для того, чтобы решительно подвинуть на свой стул!.. Рассказывайте дальше. Как у Струпса оказались документы шофера Эгле? Он убил его?
— Этого я не знаю… Он хвастался только, что в первый же день своего приезда встретился в городе с редким дураком, который чем-то помог ему… Я должен сказать, что в инструкциях, которые давал нам «Союз балтийских патриотов»…
— Ах вот как! — словно между прочим, заметил Андрей. — Союз давал вам инструкции?
— Да. В этих инструкциях указывались и способы добывания документов… Один из них — убийство! Причем лицо убитого надо искромсать до неузнаваемости…
— А как же фотокарточка на документе?
— Она очень часто не похожа на владельца.
«Он прав», — подумал Андрей, вспомнив подслеповатого Щипсну и его паспорт.
— …Кроме того, есть еще способ — вытравить красной кровяной солью изображение на фотоснимке в чужом паспорте и поверх наклеить свое… Для этого свои фотоснимки делаются на специальной бумаге, с легко отдирающейся эмульсией. Слегка помочив снимок в теплой воде, вы отдираете эмульсию от подложки и переносите свое изображение на чужую, вытравленную фотографию — пленка плотно облегает все выпуклости печати… ведь на паспортах печати рельефные…
— Вы увлеклись техникой… Мне она знакома. Ближе к сути!
— Ну вот! Как Струпс нашел меня, я не знаю. Когда я впервые увидел его в школе или, вернее, услышал, потому что он пел, выглядывая из окна, нашу лагерную песню о чужих ветрах, я испугался и решил не показывать вида, что знаю этого человека.
— Тогда он сам напомнил вам об этом?
— Да… Он пришел ко мне в контору, передал привет от какого-то дяди из Швеции, хотя в Швеции у меня нет никаких родственников…
— Этот «дядя» нам немного знаком, — улыбнулся Андрей.
— …и дал мне задание… Я должен был, используя служебные возможности, побывать в соседних пограничных районах и узнать, где стоят авиационные части…
— Ну, и вы?..
— Я решительно отказался!.. Заявил Струпсу, что немедленно пойду и выдам его властям.
— Почему же вы не сделали этого?
— Потому что… потому что он, в свою очередь, мог выдать меня. А я к этому времени уже познакомился с Илгой, мы строили планы, нам так хотелось счастья… Я рассказал ей обо всем… И она посоветовала мне убрать его… Он слегка волочился за Илгой… Она использовала это и заманила Струпса в засаду… Вот и все!
— Нет, не все!.. А каким путем Струпс собирался передавать ваши донесения?
— Я… не знаю! — Белевич поднял испуганные глаза. Это не укрылось от Андрея.
— Неправда! Знаете! Вы были связным… Струпс не мог без вас обойтись… Если б мог, прекрасно бы обошелся… Вы знали что-то, чего не знал он… Ну, выкладывайте! Не останавливайтесь на полпути! Запираться поздно.
Совершенно подавленный, счетовод забормотал еле слышно.
— Сведения о размещении авиационных частей я должен был отдать Струпсу… Он бы мое донесение зашифровал и…
— Ну, дальше, дальше! — торопил Андрей.
— …и опять отдал мне… Я должен был отвезти шифровку в город и передать одному человеку.
— Это его адрес вам дали в Любеке?
— Нет, я его знал еще до войны. Он тогда был членом правления акционерного общества «Лейбович», выпускавшего радиоприемники. Меня в Любеке спрашивали о таких людях… Когда я назвал его, они обрадовались… Приказали установить с ним связь, осторожно завести разговор о постройке радиопередатчика и, когда все будет готово, выйти в эфир с позывными «Р-30»… Я как приехал, сразу пошел к этому человеку… Мне казалось, что ни один дурак не согласится на такие условия — ведь станцию сейчас же запеленгуют… А я бы выполнил задание, и совесть моя при этом осталась бы чистой… Гражданин начальник! — выкрикнул вдруг Витольд. — Все это ужаснейшая, глупейшая нелепость!.. Я никогда не был вредителем!.. Никогда не любил ввязываться в политику! Такое дело — не для меня! Я всю жизнь говорил людям: «Оставьте меня в покое! Воюйте, боритесь, доказывайте друг другу что хотите, но не вмешивайте в свои дела меня!»
