Дневник Джанни Урагани - Бертелли Луиджи "Вамба" (книги онлайн бесплатно серия txt) 📗
Но хоть холст заслонял мне обзор, слышать он мне не мешал; и я услышал голоса синьора Станислао и синьоры Джелтруде, хотя отдельных слов разобрать не мог.
Только одну фразу я расслышал отчётливо, её директриса выпалила с особенной горячностью:
– Вы болван и помрёте болваном! Эти гнусные мальчишки и так питаются чересчур роскошно! А я, кстати, заключила контракт с приказчиком маркиза Бабби на 30 центнеров картофеля…
C кем так разговаривает синьора Джелтруде? Второй голос несомненно принадлежит её мужу; но не может же синьор Станислао, с его суровой военной выправкой, позволять синьоре Джелтруде так с ним обращаться…
Так как речь шла про картофель, я решил, что директриса разговаривала с поваром.
Тито Бароццо, которому я всё рассказал, сказал на это:
– Как знать! Впрочем, это дело десятое. Главное, что в ближайшем будущем на несчастных воспитанников свалятся 30 центнеров картошки, то есть 3000 кг, то есть 115 кг на каждый желудок за вычетом, само собой, директорских желудков и кухонной прислуги, у которых свой особый рацион!
Сегодня на большой перемене состоялось заседание тайного общества, и я рассказал всем про дыру в шкафчике, и все мне аплодировали и говорили, что этот наблюдательный пункт имеет стратегическое значение и может сослужить хорошую службу, правда, сначала нужно разведать, что это за комната, из который доносятся голоса директора и директрисы.
С этим вызвался разобраться Карло Пецци: дядя у него инженер, так что он кое-что понимает в устройстве домов.
5 февраля
Сегодня утром, когда я шёл по коридору, что ведёт в рисовальный класс, со мной поравнялся Марио Микелоцци и шепнул:
– Один за всех!
– Все за одного! – ответил я.
– Сбегай в чулан с керосиновыми лампами, он открыт. За дверью стоит бутылка с керосином, накрытая полотенцем: возьми её, отнеси в дортуар и спрячь под кровать. Маурицио дель Понте будет стоять на шухере: как услышишь «Кальпурний», бросай бутыль и беги.
Так я и сделал, и всё прошло как по маслу.
Сегодня на перемене Карло Пецци провёл тщательное исследование, пытаясь выяснить, какая комната находится за моим шкафчиком. Помогали ему не столько познания в области строительства, сколько беседы с каменщиками, которые всё ещё подновляли тут и там стены пансиона.
Микелоцци сказал мне:
– Вечером будь наготове: когда все уснут, мы займёмся рисом… вот смеху-то будет!
6 февраля
Будильник вот-вот прозвенит, мой дорогой дневник, а мне столько всего надо записать.
Прежде всего радостная весть: воспитанники пансиона Пьерпаоли долго ещё не будут есть рисовый суп!
Вчера, когда все заснули, я был начеку и услышал, как кто-то слабо, но настойчиво скребётся в дверь дортуара, как настоящий жук-точильщик. Это был условный сигнал: Микелоцци скребётся в дверь – значит, пора выносить бутыль с керосином.
В коридоре Микелоцци взял у меня бутыль, пожал мне руку и шепнул прямо в ухо:
– Прижмись к стене и следуй за мной…
Какое волнующее приключение: красться тёмными коридорами, прислушиваясь к каждому шороху и едва дыша…
Когда мы вышли из какого-то узкого-преузкого коридора, стало чуть светлее, и мы увидели прямо перед собой потайную дверь.
– Склад! – шепнул Микелоцци. – Вот ключ… Вообще, он от кабинета физики, но и к этой двери отлично подходит… Аккуратно…
Я взял ключ, осторожно вставил его в скважину и медленно повернул… Дверца открылась, и мы вошли.
Склад освещался слабым светом из открытого окошка напротив двери, на самом верху; в этом неверном свете мы увидели вдоль стены вереницу мешков с чем-то белым…
Я сунул туда руку: это был рис, этот ненавистный рис, который в пансионе Пьерпаоли готовили на обед и ужин, каждый день, кроме пятницы и воскресенья…
– Помоги! – прошептал Микелоцци.
Я помог ему поднять бутыль, и – раз! – мы залили керосином все тюки.
– Готово! – сказал мой товарищ, поставив бутыль на пол и направляясь к двери. – Теперь они могут распрощаться со своим запасом риса.
Я ничего не ответил. Я углядел мешок сушёного инжира и набил им рот и карманы.
Заперев за собой дверь, мы крадучись вернулись той же дорогой и перед моим дортуаром распрощались.
– Всё прошло как по маслу! – вполголоса сказал Микелоцци. – Мы сделали великое дело для наших товарищей. Теперь я отнесу на место ключ от кабинета физики, и в кровать… Один за всех!
– Все за одного! – мы пожали друг другу руки.
Я на цыпочках отправился в кровать, но меня так взбудоражила эта рискованная ночная вылазка, что я никак не мог заснуть.
В конце концов, я решил пока заняться своим наблюдательным пунктом; условный сигнал Микелоцци навёл меня на мысль попробовать так же проскрести дырку в картине, заслонявшей весь обзор.
Но для начала я решил увеличить отверстие. Осторожно расковыряв раствор вокруг кирпича, я расшатал его так сильно, что смог вынуть совсем.
Теперь получилось самое настоящее окошко, которое я мог открывать и закрывать, когда вздумается.
Осталось только продырявить полотно, которое висело перед ним. Я принялся ритмично скрести его ногтями и долотом, подражая звуку жука-точильщика. «Если кто-нибудь услышит, – размышлял я, – решит, что это скребётся точильщик, так что я могу спокойно работать, пока не добьюсь цели».
Наконец я нащупал пальцем дырочку… Но в комнате, которая стала объектом такого кропотливого исследования Маурицио дель Понте, была кромешная темнота.
Тогда – делать нечего – я улёгся в кровать, довольный проделанной работой.
Уж в чём, в чём, а в лени, в этом источнике грехов, меня не упрекнёшь… И я заснул, безмятежно предвкушая во сне, сколько удивительных открытий принесёт мне мой наблюдательный пункт, который стоил мне столько трудов и бессонных ночей…
Жду не дождусь вечера!
Ура-ура!..
Сегодня за обедом наконец-то был новый суп!.. Нам достался великолепный томатный суп-пюре, увидев который, 26 ртов воспитанников пансиона Пьерпаоли дружно расплылись в радостной улыбке…
Мы, члены тайного общества, переглядывались и многозначительно улыбались, ведь нам известна тайна этой нежданной перемены.
Жаль, мы не видели, какая сцена разыгралась в кладовке!
Синьора Джелтруде, как дикий зверь, кружила вокруг стола с налитыми кровью глазами, подозрительно зыркая по сторонам…
Мы с Марио были счастливы, что нам удалось-таки поменять меню. Вспоминая нашу ночную отважную экспедицию, опасности, которые мы так хладнокровно встречали, я почувствовал себя героем одной из тех славных кампаний, которые найдутся в истории любого народа. Участвовать в них наверняка было жутко интересно (а вот читать об этом в учебнике и зубрить все даты – скука страшная).
И у нас была славная, хоть и стремительная кампания, и в ней тоже самые смелые и самоотверженные рисковали жизнью ради общего блага!
В мировой истории есть масса примеров того, как народу надоедает питаться одним рисовым супом, и начинаются протесты и тайные заговоры, и тогда на сцену выходят всякие Микелоцци и Стоппани, которые готовы на всё, лишь бы в меню появился томатный суп-пюре…
Что поделаешь, если народ не ведает, кто поменял суп? С нас хватит знания о том, чтo мы сделали ради всеобщего счастья.
Зато остальные члены тайного общества устроили мне и Микелоцци настоящие овации, а Тито Бароццо, пожимая нам руки, сказал:
– Молодцы! Мы именуем вас нашими почётными керосинщиками!
Потом Маурицио дель Понте сделал очень важное сообщение:
– Я нашёл комнату, в стене которой наш славный Стоппани проделал своё окно, и оно ещё сослужит нам бесценную службу. Рабочие сейчас ремонтируют в ней пол, поэтому я смог туда пробраться. Это специальная приёмная, в которой синьор Станислао и синьора Джелтруде принимают только самых близких и почётных посетителей. Справа она сообщается с кабинетом директора, а слева – со спальней директора и его супруги. А картина, которая заслоняет нашему Стоппани этот важный вражеский объект, – это портрет маслом профессора Пьерпаоло Пьерпаоли, почтенного основателя пансиона и дяди синьоры Джелтруде, которой он перешёл по наследству.
