Скифы в остроконечных шапках - Фингарет Самуэлла Иосифовна (серии книг читать онлайн бесплатно полностью txt) 📗

«Как я раньше не догадался! — думал Арзак. — Все оказалось просто, помощь духов не требуется. Три полосы: две железные, одна стальная. Железо — мягкое, гибкое, сталь — твердая, острая. Вот и вся тайна. Но вдруг я ошибся, вдруг все обернется иначе? Недаром металл в родстве с луной и также изменчив. Он может из жидкого превращаться в твердый, может делаться тусклым, как осенний туман, может блестеть, словно вода на солнце».

Старик перестал стучать, пластины зарыл в уголь, молоток и клещи опустил в чан с водой. Остывший металл должен был раскалиться, нагревшиеся инструменты остыть.

Так повторялось несколько раз. Молоток бил, и красные брызги окалины летели по сторонам, Потом молоток охлаждался; потом снова бил, лепя металл, словно вязкую глину. Раскаленные полосы под ударами сваривались. Клинок принимал нужную форму.

«Что же с того, что металл в родстве с луной? — Мысли Арзака продолжали свой ход, глаза неотрывно следили за молотком. — Луна — на небе, металл — на земле. Человек вызнал все его свойства, научился плавить и закалять, отливать в форме, чеканить, приваривать. Металл укрощен человеком, как заарканенный конь, он вместе с нами работает, вместе бьется против врагов».

В руках Старика появилось зубило. Приставляя его к краям, Старик отбил всю рванину, появившуюся при ковке. Это было последнее. Инструменты со стуком упали на дно чана с водой. Сделалось тихо.

Огонь в горне сник, быстрые язычки свернулись и спрятались в уголь. Луна поднялась еще выше и метнула на наковальню яркий сноп голубых лучей.

Светясь огнем и луной, вобрав в себя силу кузнечного молота, на ровной и щербинах плите лежал новый, только что сотворенный, нетупеющий, самозатачивающийся акинак.

После шума огня, после стука и грохота наступившая тишина оглушала. Арзаку стало казаться, что он слышит легкую поступь звезд, едва приметно перемещавшихся в небе.

— Понял? — разорвав тишину, спросил Старик.

— Понял, — ответил Арзак. — Железные полосы сверху и снизу сжимают стальную, сталь оказывается в середине, все сваривается. Когда клинком станут пользоваться, железо начнет постепенно снашиваться, но акинак все равно не затупится. Лезвием ему будет служить полоса твердой, остро отточенной стали.

— Акинак твой, — сказал Старик. — Подними его кверху — луна остудит, опусти в землю — земля окалину снимет.

Арзак засмеялся от счастья. Он готов был схватить клинок руками, Старик вовремя войлоком конец обмотал.

— Смотри, луна! Смотрите, звезды! Звезда Миррина, смотри на мой акинак! Я знаю, как он был сделан, я сделаю нетупеющий клинок сам! кричал Арзак. Подняв лезвие над головой, он крутил его и крутился с ним вместе, потом с размаху вонзил лезвие в землю.

— Одного я не понял, — сказал он, вытаскивая клинок.

— Говори.

— Почему наваривать железо на сталь можно только при полной луне, остальные чем хуже? Почему при солнце нельзя?

Старик посмотрел на Арзака потемневшими глазами.

— Оставайся и думай, если не понял.

Старик ушел, и радость бесшумно ушла за ним следом. Арзак привалился к горбатому камню, на котором обычно сидел Старик. Зажатый в руке клинок перестал быть раскрытой тайной. «Я никогда не сделаюсь мастером, — подумал Арзак, и досада на самого себя заставила его до боли прикусить губу. Филл говорит, что художник должен видеть скрытое: то, что в земле, в воде и за облаками. Я не вижу. Я смотрю на луну и вижу, как она меняет свой цвет, вижу пантеру, свернувшуюся кольцом, но почему акинак нужно делать при полной луне — этого не вижу. Раньше я думал, что Старик при луне заговаривает железо тайными словами. Теперь я узнал, что тайна клинка это полоска стали, проступающая между железом. Почему же луна непременно должна быть полной?»

Подумав о Филле, Арзак неожиданно вспомнил, как тот закричал, когда над сатархом взметнулся нож: «Не убивай! Ты художник!» Не убивай… художник… Мысли Арзака получили новое направление.

Весь остаток ночи со стороны кузни неслось негромкое постукивание и скрежет ножа о металл. На рассвете, когда Старик покинул кибитку и направился к горну, чтобы заняться горшком с наконечниками, Арзак протянул ему меч. Это был не клинок, каким оставил его Старик, а законченный боевой акинак — отточенный, заглаженный, с желобком посередине, вправленный в рукоять.

— Я работал и думал, как ты велел, — сказал Арзак. — Я понял. Двадцать восемь дней — смена луны. Ты работаешь каждый день, не пропуская ни одного. Двадцать семь дней ты делаешь чаши, гривны, котлы и бляшки. Середину луны ты отдаешь оружию: ночью делаешь акинак, утром наконечники. Ты поступаешь так для того, чтобы мира было много, а войны совсем мало, чтобы люди не убивали друг дуга. Когда я стану настоящим мастером, я буду поступать, как ты. Я хочу быть похожим на тебя, Гнур.

Арзак впервые назвал Старика по имени, как называла его Миррина, и ему показалось, что Старик улыбнулся. Или, может быть, солнечный луч скользнул по суровому лицу, смягчив его обычное выражение. Солнце всходило. Горячий блеск заливал степь.

От автора