Повести - Голицын Сергей Михайлович (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗
Услышав столь трагический рассказ, я решительно вошел к Розе в комнату. Я врач. Я помогу внезапно захворавшей несчастной соседке. Увидев меня, она болезненно простонала и посмотрела кротким нечеловечески скорбным взглядом. Какой ужас! У нее инфаркт, она сейчас умрет! Я попробовал пульс, приставил стетоскоп к области сердца… Да нет, кажется, к счастью, она совсем здорова.
— Роза Петровна, — сказал я, — успокойтесь, ничего страшного я у вас не нахожу. Вы только напугались. Обещаю вам, что песик никогда не переступит порога вашей комнаты. Умоляю вас, потерпите еще два дня и две ночи. Мы ищем одну очень важную вещь.
Кроткая Роза Петровна смотрела на меня своими невыразимо печальными глазами умирающей газели и покорно кивала головой. Я понимал — она согласилась терпеть всевозможные неудобства, лишь бы не портить добрососедские отношения со мной. Наша «важная» вещь, конечно, ее ни капельки не интересовала.
Плотно пообедав, я улегся отдохнуть. Проснувшись, я узнал, что еще никто не приходил.
Изыскатели, верно, разинув рты, стоят перед очередной клеткой с невиданным заморским зверем. А где Миша? А где Номер Первый с таинственным письмом? Почему его до сих пор нет? Или опять Майкл что-нибудь натворил?
Наконец явились все изыскатели, растрепанные, потные, смеющиеся, с горящими глазами… Следом за ними прибыл и Миша; он благополучно получил пятерку по химии.
Мама с Магдалиной Харитоновной увлеклись беседой о приготовлении различных кушаний.
Миша стал показывать свою коллекцию минералов. Он выдвигал и открывал многочисленные ящички и перечислял замысловатые названия разноцветных образцов, собранных со всего света. Каждый камень лежал в особом гнездышке из ваты, с приложением этикетки с надписью, где и когда он был найден, и его название.
Гордостью Мишиной коллекции была маленькая пробирочка, на дне которой едва виднелись крохотные темные песчинки. Они были из чистого золота, собственноручно намытого Мишей. Да, да, в одном овражке, на дне пересыхающего ручья, недалеко от Москвы, если целый день полоскать в тазике песок, можно намыть крупинки золота.
Мальчики тесным кружком обступили ящики. Им, конечно, было очень интересно смотреть на образцы горных пород, и все же я замечал: то тот, то другой оглядывался на дверь. Я понимал: они тоже нетерпеливо ждали Номера Первого. Куда же он все-таки запропастился? Рабочий день давно кончился.
Я начал серьезно беспокоиться. Хоть бы по телефону позвонил, что ли!
Прошел еще час.
«Могут быть три варианта, — рассуждал я. — Первый: в институте еще и не начали расшифровывать документ и предложили зайти через неделю. Второй: там сказали — так все расплылось, ни одного слова прочесть невозможно. А если третий вариант?…»
Соня увела девочек в ванную. Что они там делали, не знаю, но визжали то ли от холодной, то ли от горячей воды невероятно. Роза Петровна постучалась и вызвала меня в переднюю. Она, видно, собрала свои последние силы, встала с постели и теперь глядела на меня с таким упреком…
— По-моему, они нехорошо себя ведут, — сказала она.
Я понимал состояние бедной Розы Петровны. Но как утихомирить четырнадцать девочек, одновременно залезших в одну ванну?
— Особенно мальчики, — еще глубже вздохнула Роза Петровна.
— Мальчики? — удивился я. — Но ведь они молчат. — Я поспешил в кухню.
Однако, оказывается, куда опаснее и вреднее не те, которые визжат, а те, которые молчат.
Есть такой металл барий, и есть такой металл стронций. Если камень, содержащий барий, поднести к огню, он накаляется и дает пламя ярко-зеленого цвета; если в камне содержится стронций, пламя получается малиновое. Только сперва нужно на эти образцы накапать немножко соляной кислоты. Люди давно пользуются удивительными свойствами этих двух веществ и изготовляют из них осветительные сигнальные ракеты.
И тех и других образцов у Миши было достаточно. Все мальчишки пробрались потихоньку в кухню и на газовой плите одновременно на всех горелках принялись жечь камни.
Зрелище получалось очень красивое и эффектное, приглушенные восклицания время от времени доносились из кухни.
Но Розу Петровну не интересовали зеленые и малиновые вспышки. Она только чувствовала не особенно приятный едкий запах.
Пришлось мне решительно вмешаться и, несмотря на огорченные физиономии мальчиков, опыты категорически запретить.
Наконец раздался звонок. Несколько человек бросились открывать.
Явился он — долгожданный Номер Первый. Его лицо было серьезно, губы сжаты, щеки надуты.
— Принес, — глухо и загадочно сказал он, отирая пот с лица и лысины.
— Где же вы пропадали? — спросил я Номера Первого.
— Утром не застал директора, — лихорадочно дыша, объяснил он, — а противная напудренная секретарша из-за Майкла вообще не хотела со мной разговаривать. Он, видите ли, ее напугал. Только к вечеру мне наконец отдали это письмо, и я побежал к Номеру Шестому — художнику Иллариону, — хотел с ним посоветоваться. Два часа битых прождал я у его порога, так и не дождался. А потом знаете, какие концы по Москве приходится с Майклом делать? Такая несправедливость — собак ни в автобусы, ни в метро не пускают!
— Так расскажите, что же в письме? — не утерпела Люся.
— Пять дней они работали и с большим трудом расшифровали. Мало того, что все расплылось, — почерк оказался исключительно неразборчивый. Автор письма находился в крайнем волнении — так мне объяснили в институте.
— Читайте, читайте! — запросили самые нетерпеливые. Прошмыгнул Тычинка и, ни с кем не здороваясь, потихоньку уселся в уголочке.
Вот уж кого я никак не ожидал увидеть у себя! После нашествия изыскателей, после ужасов, пережитых Розой Петровной, я думал, он три года не будет со мной разговаривать.
Пока Номер Первый полез за платком, пока протер очки, пока платок спрятал, надел очки на нос, прошло еще две томительные минуты. Вот что он нам прочитал:
— Дорогая моя Иринушка, может, не свидимся больше, прощай, буду о тебе помнить и любить тебя вечно. Будь покойна. Вещь спрятана у Прохора. Оставляю тебе кинжал — может, пригодится.
Твой навсегда — Егор. Лета 1838 июля 18-го дня.
Мы долго молчали, ожидая продолжения.
— И все письмо? — спросила Люся.
— Все, — ответил Номер Первый.
Я задумался. Я ровно ничего не понял. Такие запутанные истории встречаются только в очень толстых шпионских романах.
— Под словом «вещь» разумеют любой предмет мужского, женского или среднего рода, — глубокомысленно изрекла Магдалина Харитоновна.
— Эта спрятанная вещь несомненно чрезвычайно ценная, раз о ней вспоминают в минуты расставания навеки, — осторожно заметил Тычинка.
— Это кольцо, — предположила Магдалина Харитоновна.
— Это ружье! — выпалил Витя Перец.
— Нет, это портрет! — Люся порывисто вскочила.
— Прощальное письмо адресовано Ирине Загвоздецкой. Это факт бесспорный. Вспомните альбом. А кто же Егор? Не тот ли ученик академии, которого полковник Загвоздецкий вызывал из Петербурга? — неуверенно высказал свое мнение Номер Первый.
— Ключ в наших руках. Попытаемся начать не с Егора, а с Прохора. — Тычинка порывисто схватил Номера Первого за руку. — Вы живете в Любце всю жизнь. Зачастую из поколения в поколение новорожденных младенцев называют в честь их отцов и дедов. Припомните-ка, не проживает ли в данный момент в Любце какой-либо Прохор или Прохорович?
В это время в дверь постучали. Вошла Роза Петровна. Тычинка сделал нетерпеливый жест ладошкой.
— Ванюшечка, иди ужинать!
— Оставь меня в покое! Не мешай! — гаркнул он. Несчастная ухватилась за косяк двери, собираясь, кажется, упасть в обморок, и молча исчезла.
Я просто опешил: мой милый сосед — аккуратнейший, уравновешенный Тычинка, отказался от ужина в девять тридцать да еще прикрикнул на свою супругу!
— Так не припомните? — Тычинка продолжал теребить Номера Первого.
