Тайной владеет пеон - Михайлов Рафаэль Михайлович (читаем книги TXT) 📗
Людям нравится, что он не из пугливых и любит шутку.
— Я тебя видел в полиции, — пускает пробный камень человек с повязкой.
— А я тебя, Антонио, видел на плантации, — серьезно говорит Карлос.
И в наступившей вдруг тишине раздался голос Антонио:
— Пусть меня деревом пришибет, если с нами не Карлос Вельесер! Да ведь ты завяз в болоте!
Его сжимают в объятиях друзья и незнакомые люди. Его имя знают, его помнят. Он попал к пеонам, бежавшим после стачки с плантации. Им сказали, что Кондора уже нет, как нет и отряда. О, Ла Фрутера запомнит эту стачку. Главный капатас едва не убил Антонио. Сборщики растоптали капатаса. Управляющий вызвал войска. Пеоны не стали ждать. Они создали отряд и теперь партизанят.
— Ну что, ты удивлен, дон Карлос? — смеется Антонио.
Да, Карлос удивлен. Зерна, посеянные им и его товарищами по борьбе, быстро дают всходы. Очень быстро! И он думает о том, что Антонио и другие пеоны крепко удивились бы, узнав, что их отряд стихийно пришел на смену расформированному отряду Кондора.
— Зачем ты здесь? Что мы можем для тебя сделать, Карлос?
— Немного проводить. К железной дороге. Вот и всё.
— Переночуешь у нас — на рассвете проводим. Вечером все сидят у очага, и кто-то из бойцов затягивает песню:
Песенка настораживает Карлоса; он подходит к запевале:
— У меня есть знакомая... Она из Пуэрто. Не ее ли песня?
— Не знаю, откуда Росита. Она была у нас.
— Хосе, ты слышишь? — кричит Карлос. — Наша Росита объявилась.
И вместе с десятком голосов он задорно подхватывает:
Пламя очага взметнулось вверх, словно подгоняемое песней Роситы.
12. СЕНЬОР АНТИКВАР ГОТОВИТСЯ К ОТЪЕЗДУ
Чтобы лучше проследить судьбы героев, нам придется обратиться к событиям, которые предшествовали операции «Кондор», и перенестись в столицу Гватемалы.
3 июля 1954 самолет № 349280 американского воздушного флота приземлился на аэродроме гватемальской столицы и доставил республике навязанного ей силой оружия президента Кастильо Армаса и группу его ближайших приспешников. Чтобы кто-либо из них не вздумал дать тягу, офицеров в полете сторожил сам достопочтенный и лисообразный посол Соединенных Штатов — Джон Перифуа.
Кастильо Армас, перетянутый ремнями полковник с нервным взглядом и порывистыми движениями, сошел по трапу на поле аэродрома, казалось, испуганно огляделся и кинулся на землю. Но фоторепортеры замешкались, и Армасу, сдерживая раздражение, пришлось повторить операцию с поцелуем гватемальской земли. После этого он поднялся и, топнув ногой, заявил:
— На этой земле будет порядок.
Так, осквернив ее поцелуем, он тотчас же дал обещание залить ее кровью.
Проскочив в сопровождении конвоя в президентский дворец, Кастильо Армас велел согнать жителей на главной площади столицы и, выйдя на балкон, повторил перед двадцатью пятью тысячами гватемальцев свою угрозу.
Армасовцы старались вовсю. Объявив вне закона профсоюзы, рабочие организации, все партии, кроме партии самого Армаса, разгромив редакции прогрессивных газет и журналов и бросив в тюрьмы несколько тысяч человек, они принялись за составление списков новых жертв.
Этой работой руководил американский посол; она сопровождалась стрельбой из американских автоматов и велась под прикрытием американских бомбардировщиков. На такое дело американская фруктовая компания отпустила миллион долларов.
Но тогдашний государственный секретарь США Джон Фостер Даллес с ликованием заявил пятидесяти корреспондентам газет и журналов: «Положение исправляется самими гватемальцами».
Армасовских солдат и офицеров узнавали сразу. В парках и скверах они стреляли, в кафе напивались до омерзения, в кинозалах свистели и улюлюкали, как только на экране появлялись кадры репортажа из стран народной демократии или Советского Союза. Маленькая регулярная армия страны чувствовала себя оскорбленной бесчинством понаехавших офицеров. В гватемальских домах стали закрывать двери и перед офицерами регулярных частей. Верхушка армии, игнорируемая Армасом, бурлила, кипела, негодовала. Назревал конфликт.
Открытое столкновение между частями армии и армасовскими бандами произошло месяц спустя после торжественного въезда импортного президента в столицу. Началось с небольшого.
Курсант гватемальского Военного училища получил отпуск на день и направлялся к родным. Еще издали он заметил в своем домике распахнутые окна, из них летели подушки, салфетки, книги. Он ворвался в дом и застал армасовцев, учинявших обыск.
Глава семьи стоял со связанными руками и гневно смотрел на сына.
— Как вы могли допустить этих! — презрительно сказал он. — Армией называетесь. Босяки вы, а не армия.
Курсант предложил армасовцам убраться из его дома. Кто-то крикнул: «Тресни его по голове, Хорхе!»
— Меня? Кадрового армейца? — Курсант вынул из кобуры пистолет. — Прочь отсюда, воронье!
В ту же секунду его уложили выстрелом в спину.
Когда весть о гибели товарища дошла до курсантов, весь состав училища взялся за оружие. Армасовцев, разбивших лагерь у больницы имени Рузвельта, в четыре часа утра 2 августа атаковали регулярные части армии. В ход были пущены винтовки, пулеметы, минометы. Армасовцы привыкли впятером избивать одного; здесь же пятеро их бежали от одного курсанта. Они запросили у Армаса подкрепления, репортеры запросили у президента информацию.
— Местный конфликт между подданными, — весело сказал президент. — Сейчас мы это уладим миром.
И он послал самолет забросать бомбами позиции курсантов.
Бомбы не помогли. Батальон «освободителей» укрылся в стенах больницы, а пятьсот армасовских офицеров, которые, по выражению мистера Даллеса, «исправляли положение», увидели, что за спинами нет ни американских орудий, ни солдат, и попросту бежали из столицы. Весь город провожал их свистом.
Двенадцать часов продолжались бои. Повстанцы захватили военную базу, столичный аэропорт, железнодорожную станцию. К «восстанию чести» примкнули гражданские лица, недовольные режимом Армаса. Пресса требовала объяснений. Президенту было не до того: он спешно переодевался в женское платье и, напялив на себя черный платок и четырехугольную юбку, перебежал из правительственного дворца в частную квартиру министра связи. Посол порекомендовал срочно договориться с армией, пока восстание не разрослось. Дон Кастильо пригласил к себе гватемальского архиепископа Росселя Арельяно.
— Реверендо падре, — вежливо начал Армас. — На вас вся надежда. Уговорите своих прихожан прекратить стрельбу. Я готов на все их условия.
— Сын мой, — наставительно ответил архиепископ. — У святой церкви тоже есть свои условия.
— Реверендо падре, повторяю, я готов на все.
Он хотел добавить: «Лишь бы сбросить с себя эти женские доспехи!»
Архиепископ говорил о своем:
— Тайная полиция не проявляет должного уважения к церкви. Несколько наших приходских священников...
— Они будут немедленно освобождены.
— Прибывшие офицеры поминают имя всевышнего в непристойных оборотах речи.
— Я издам специальную инструкцию о поведении офицеров.
— Наконец, наши земельные угодья, сеньор президент, — небрежно заметил архиепископ. — Как ни малы они...
— Они не очень малы, реверендо падре, — встрепенулся президент.
