Тим Талер, или Проданный смех - Крюс Джеймс (читать книги без регистрации txt) 📗
Тим увидел в окно, что коляска и всадник остановились у подножия лестницы. Господа, очевидно, вели оживлённый разговор.
— А что такое акции с решающим голосом? — спросил Тим.
— В нашем акционерном обществе, господин Талер, есть несколько акций стоимостью примерно в двадцать миллионов португальских эскудо. Те, кто владеет ими, имеют право решающего голоса в правлении общества. Только от них зависят все решения — больше ни от кого.
— И я наследую эти акции, синьор ван дер Толен?
— Часть из них, господин Талер. Остальные принадлежат Селек Баю, мистеру Пенни и мне.
Мистер Пенни, очевидно, и был тот лысый толстяк, который сейчас медленно поднимался вверх по лестнице в сопровождении Треча и Селек Бая.
— И вы хотите купить у меня мои акции с решающим голосом?
— Если бы я и хотел, то всё равно не мог бы этого сделать. Пока вам не исполнится двадцать один год, акциями распоряжается барон. Но когда вы вступите в законное владение наследством, я охотно куплю у вас эти акции. Я предлагаю вам за них уже сейчас любое из предприятий нашей фирмы. Это предприятие будет принадлежать вам даже в том случае, если ваше право на наследство будет по какой-либо причине объявлено недействительным.
Португалец поднялся с качалки. Рот его снова превратился в закрытую пасть акулы. Он сказал на этот раз необычайно много по сравнению с тем, сколько говорил всегда. Теперь очередь была за Тимом. И Тим сказал:
— Я обдумаю ваше предложение, синьор ван дер Толен.
— Пожалуйста, обдумайте его, господин Талер! У вас есть на это ещё три дня.
С этими словами коммерсант вышел из комнаты Тима.
Когда Тим снова глянул в окно, лестница, ведущая к замку, была уже пуста.
Тим остался один. Здесь, в башне замка, сидел мальчик по имени Тим Талер, четырнадцати лет от роду, выросший в узком переулке большого города; мальчик без улыбки, но по власти и богатству — будущий король. Король — конечно, лишь в том случае, если такая корона будет иметь для него какую-нибудь ценность.
Тим до сих пор не имел ещё полного представления о размерах своего богатства. И всё же он знал, что громадная флотилия судов фирмы барона Треча пересекает моря и океаны. Он догадывался, что самые громадные рынки мира, как тот рынок в Афинах, изо дня в день и из года в год умножают его богатства; он представлял себе целую армию директоров, служащих и рабочих — сотни, тысячи, может быть, даже десятки тысяч людей, исполняющих его приказы. Эти картины щекотали самолюбие Тима. Он казался себе похожим на одинокого баварского короля из сказки о котором с таким восторгом рассказывала старенькая учительница в школе на уроке истории. Он мечтал, как проедет в золотой карете, сопровождаемый скачущим на коне Селек Баем, мимо булочной-кондитерской фрау Бебер, на глазах у всего переулка. А соседи будут стоять и смотреть на него, широко раскрыв рты.
На мгновение мальчик в башне забыл о своём потерянном смехе — он мечтал, он придумывал сказку о том, как он стал королём.
Но действительность выглядела по-иному. Действительность звалась маргарином и готовилась вскоре грубо напомнить ему о его потерянном смехе.
Лист двадцать третий
ЗАСЕДАНИЕ
В замке был специальный, обитый панелью зал для заседаний, посредине которого стоял длинный стол с глубокими креслами. Тот, кто входил в этот зал, сразу обращал внимание на картину в тяжёлой золотой раме, висевшую на стене против двери. Это был знаменитый автопортрет великого художника Рембрандта; искусствоведы всего мира считали эту картину пропавшей во время последней войны.
Под портретом во главе стола восседал барон. Слева от него сидели Селек Бай и Тим Талер, справа — мистер Пенни и синьор ван дер Толен. Разговор шёл о «положении на масляном рынке». Из-за Тима все говорили по-немецки, хотя для мистера Пенни это было весьма затруднительно.
В самом начале заседания (такие обсуждения почему-то всегда называют заседаниями, словно самое главное тут — сидеть на стуле), итак, в самом начале заседания мистер Пенни деловито осведомился, будет ли Тим и впредь принимать участие в тайных совещаниях. Селек Бай высказался «за», но остальные господа были решительно «против». Они считали, что мальчик должен участвовать в заседании только сегодня: во-первых, чтобы немного ознакомиться с делами концерна, а во-вторых, поскольку он должен сделать сообщение об употреблении маргарина в своём переулке.
Первым на повестке дня стоял вопрос о точильщиках ножей и ножниц в Афганистане. История эта оказалась довольно странной. Тим понемногу понял следующее: торговая фирма барона Треча раздарила в Афганистане около двух миллионов дешёвых ножей и ножниц. И не столько из чистого человеколюбия, сколько ради того, чтобы подзаработать. Эти ножи и ножницы обошлись компании по сорок пулей (мелких афганских монет) за штуку. Наточить же ножичек стоило пятьдесят пулей (пол-афгани). Поскольку ножи и ножницы были не слишком высокого качества, точить их приходилось, по крайней мере, дважды в год. А все точильщики в Афганистане были служащими фирмы барона, и некий Рамадулла, в недавнем прошлом разбойник с большой дороги, наводивший ужас на всю округу, держал точильщиков в строгой узде. Он снабжал их точильными камнями и клиентами, но требовал с них за это такую часть дохода, чтобы половина всех заработанных денег могла регулярно поступать в распоряжение фирмы. Легко себе представить, что оставалось после этого самим точильщикам.
Поэтому в Афганистане приходилось прилагать большие усилия, чтобы навербовать точильщиков и обеспечить их работой. А в такой бедной стране это невозможно сделать с помощью радио, газет или рекламы. Ведь немногие здесь умеют читать, да и радио почти ни у кого нет. Поэтому пришлось оплатить уличных певцов, которым было поручено распевать по дворам «Песенку точильщика». В этой песенке — господа долго спорили о её словах и мотиве — не восхвалялось, как можно было бы подумать искусство точильщика, а воспевалась его бедность. И всё для того, чтобы заставить население точить ножи и ножницы хотя бы из сострадания. В переводе эта песенка звучала примерно так:
Последняя строфа должна была убедить слушателей, как счастлив точильщик, когда ему приносят ножи и ножницы:
О том, что бедные точильщики отдают почти весь свой заработок Рамадулле, а тот, в свою очередь, переправляет большую часть собранных денег в этот замок, песенка, разумеется, умалчивала.
Тим думал всё это время о старике с глухонемой дочерью, точившем ножи и ножницы в его переулке. Может быть, и этот старик отдаёт большую часть своего заработка какой-нибудь торговой фирме? Его удручала мысль об этом дрянном королевстве, которое он должен унаследовать. И Селек Бай, как видно, угадал его мысли.
— Мне кажется, — сказал он, — что молодой человек не одобряет методов нашей фирмы. Надо думать, он придерживается мнения, что разбойник Рамадулла вовсе не переменил своей профессии, а просто грабит теперь несколько более цивилизованным способом. Должен сказать вам, господа, что я и сам так считаю.