Тайник комиссара - Имшенецкий Вячеслав Андреевич (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
Мулеков посмотрел на наручные часы:
— Как продукт будет готов, тронемся в путь. Надо торопиться. Страна ждать не может. Я и так много проплутал. Дорогу совсем забыл.
Глава 17
Мулеков, просунув руку под плиту, пощупал горячее мясо, выдернул кусочек, откусил, по-крысиному задвигал челюстью.
— Мясо, ребятишечки, готово! Можно мешочки загружать да и в путь-дорогу трогаться.
Из своего аккуратного рюкзака он выложил на траву прибор, похожий на фотографический аппарат, только с наушниками, клеенчатый сверток, застегнутый ремешком с эмблемой: летящий большекрылый змей… «Оболочка там от шара», — догадался Петька. В кожаном круглом, как бутылка, футляре оказался маленький, окрашенный серебряной краской баллончик. На нем тоже стояла эмблема: Змей Горыныч с открытой зубатой пастью. Из левого кармана рюкзака Мулеков вытащил желтую, всю в дырах, самодельную карту, развернул.
— Этой карте, ребята, цены нет, ей памятник нужно поставить, она вывела меня на верный путь. — Мулеков сморщил губы: — Не она, конечно, а ее хитрая шифровка. Видите надпись СЛУ. Что это такое? — Хорей развел коротенькими руками. — Сам черт не разберет, а я вот, старый геолог, разобрался. И еще одной вещице я поставлю памятник. — Он вытащил из рюкзака сверток и развернул материю.
Петька чуть не вскрикнул. Это была тетрадь Петькиного отца. В нее отец когда-то тщательно записывал все известия об исчезнувшем отряде Быль-Былинского. К счастью для Петьки, да и для всего его отряда, что он не назвал своей фамилии Мулекову. Потому что на обложке тетради стояла отчетливая роспись Петькиного отца. Хорек погладил тетрадь сморщенной ладошкой.
— Случайно ее забрали у одного бандита. В сговоре был с моим проводником. Ишь, роспись свою поставил «Жмыхин»!
Тимка заметил, как гневно сошлись брови у Петьки, как он полез рукой в карман, но Таня, как бы нечаянно прикоснулась к нему и сказала:
— Петька, почему в твоей фамилии пишется буква «и», а не «е», Витров, лучше было бы Ветров, а то Витров.
Петька мгновенно понял, что чуть не совершил свою последнюю в жизни ошибку. Как бы нехотя он ответил:
— А у тебя-то фамилия — Котельникова, подумаешь, котелок какой-то!
— Не придирайся ко мне, — миролюбиво сказала Таня, — фамилию не я придумала, а кто-то в далекой древности.
Разложив копченое мясо, Мулеков тяжелый рюкзак взял себе на плечи, а легкий мешок, с веревочными лямками дал Петьке и Тимке.
— Несите по очереди. А ты, Танюшечка, неси баллончик и свою игрушку, — он рукой показал на арбалет. — Баллончик неси осторожней, ударишь — нас всех поднимет к небесам. Ясно? Ну, с богом тронулись!
Мулеков шел быстро. Даже на подъемах не сбавлял шага. Он ловко проскакивал между колючими елками, уклонялся от торчащих сухих коряжин, прыгал с кочки на кочку, как молодой козел. Когда Петька, выливая воду из ичига, отстал, Таня тихо его спросила:
— Может, баллон или оболочку «нечаянно» уронить где-нибудь в ущелье?
— Не надо. Как же золото доставать будем?
— Петька, у него пистолет и кинжал!
— Ничего, справимся, будь только осторожней!
Тропа пошла круто в гору и превратилась в настоящую дорогу, как будто здесь прошла целая лавина диких лошадей. Трава была выбита, и глина слегка пылила под ногами ребят.
— Откуда дорога взялась? — спросила Таня.
— Не дорога это, а звериная тропа. Здесь, — Хорек маленькой рукой показал куда-то в небо, — будет горный перевал. Прямо в облаках шагать будем. Тут, ребятишечки, звери и переходят из одной горной системы в другую. Ночью опасно — затопчут, а если хищники будут — сожрут, костей не оставят.
Вскоре идти стало так трудно, что ребята останавливались через каждые два-три метра. На ровную площадку перевала, где влажным туманом стояли облака, Мулеков поднялся первым. Он сел на камень и спокойно ждал, когда к нему докарабкаются Тимка, Петька и Таня. Он не пытался им помочь. Только когда Таня, оступившись, едва не полетела вниз, Хорек ласково сказал:
— Танюшечка, осторожнее надо, свалишься туда, — он показал на дно ущелья. — Что мы будем делать без баллончика? — Когда Таня выбралась к нему, он забрал у нее свою «сумочку», надел себе на правое плечо. — Тут ему будет спокойнее.
Он поправил лямку рюкзака, пощупал за пазухой пистолет и, не глядя на ребят, быстро полез вверх на седловину хребта.
— Мы еще не отдохнули, подождите, пожалуйста, — попросила Таня.
— Все скоро отдохнете, — прокричал он в ответ откуда-то из тумана.
Тимка забеспокоился.
— Пойдемте, а то удерет от нас.
— Не удерет, мы ему зачем-то нужны. — Петька посмотрел на темные камни; вдруг схватил мешок и бросился вперед: — Ребята, быстро за мной. Он нарочно ушел, чтобы там без нас по рации поговорить.
Туман немного рассеялся и внизу можно было рассмотреть тайгу. Она была так далека, что отсюда казалась мягкой зеленой ватой. Петька первым увидел Хорька. Он сидел, прижавшись к скале спиной, склоняясь над своим рюкзаком. На рюкзаке стоял маленький приборчик, похожий на фотоаппарат. Тонкий, словно бы шелковый шнур тянулся от аппарата к наушникам, которые были на голове Мулекова. Почти касаясь сухими губами мягкой металлической сеточки на аппарате, он монотонно повторял: «Цунами, Цунами, я — Прозелит, отвечайте». Таинственный Цунами, по-видимому, молчал, потому что Хорек переключал какой-то рычажок и повторял это же на другом языке: «Ахтунг, ахтунг! Их бин Прозелит, антвортен, антвортен! Цунами — антвортен!».
Ребята, затаив дыхание, наблюдали за шпионом. Вот он посмотрел на часы, плюнул, рывком снял наушники и сразу услышал шорох за спиной. Быстро схватил с земли парабеллум. Но, увидав три детских головы, засунул пистолет за пазуху и сказал:
— Добрались, ребятишечки. А я здесь пытался с Москвой связаться, доложить, как у нас идут дела. Просили меня регулярно докладывать, но я сегодня опоздал. В случае чего, подмогу пришлют.
— В тайге-то они нас как отыщут? — спросил Тимка, слегка толкнув локтем Петьку.
— Они, парень, не пешком пойдут, а самолетом и, где я им укажу, сядут на поляну или спрыгнут на парашютах. Ясно?
Мулеков выдал ребятам по кусочку копченой козлятины и по четырехугольному прянику, которые он называл галетами.
— Слышал? — шепнул Тимка. — Значит, как найдет золото, он вызовет самолет, наверно, с Японии, погрузит драгоценности — и поминай, как звали.
— Ничего, — ответил Петька, — у самой пещеры мы сломаем его рацию. Я придумал как.
Мулеков застегнул рюкзак, забросил его на спину:
— Пойдемте дальше. Время — деньги, как говорят хорошие люди, а у нас время — золото.
На другой стороне хребта, как только они спустились ниже облаков, их встретил нудный дождь. Мулеков хмурился, внимательно рассматривал с высоты горные цепи, далекие хребты и заснеженные вершины каких-то гор, едва блестевших на горизонте. Он явно заволновался и приказал ребятам отсюда, с головокружительной высоты, смотреть вниз, и искать небольшое озеро. Сам. Хорек оставив рюкзак возле ребят, спускался несколько раз вниз, уходил в стороны, но озера, о котором он столько говорил, не было. От этого озера он знал дорогу к пещере наизусть. Но оно теперь куда-то исчезло. То самое озеро, где когда-то Быль-Былинский обнаружил пещеру, в которой ночевал отряд вместе с лошадьми.
— Проклятье! — прошипел, запыхавшись Мулеков. Упершись ладошками в камень, он по-кошачьи запрыгнул к ребятам на площадку. — Проклятье! — повторил он. — Пойдемте к перевалу, выше облаков поднимемся, мокнуть не будем. Переночуем на перевале, а завтра отыщем озеро. Будь оно трижды проклято!
На перевале, как только они поднялись выше облаков, дождь прекратился. Собрав в кучу сухие стебли и куски коры, занесенные сюда ветром, зажгли костер. Мулеков распорядился ложиться спать. Петька лег так, чтобы видеть Мулекова, но Хорек в эту ночь, видно, не собирался выходить в эфир. Подогнув под себя руки и ноги, как делают хищные зверьки, он сразу заснул.
