Первое лето - Попов Георгий Леонтьевич (серия книг .TXT) 📗
— Убедительно,— отозвался Мальцев неожиданно бодрым голосом.
— Имейте в виду, искатели-старатели, завтра я разбужу вас рано, чуть свет. Операция предстоит серьезная, и для того, чтобы провести ее успешно, нужна свежая голова.
Но никому из нас не спалось. Я лежал и думал о предстоящей операции. В чем она будет заключаться, я не знал, и сейчас представлял погоню, выстрелы, крики и — как венец всего — связанного по рукам и ногам Федьку.
— А что, Николай Степаныч, не рассказывал вам Федька, что он за хлюст и как попал в тайгу?
— Почему же, рассказывал,— подал голос дядя Коля.
Мы с Димкой все уже слыхали и не однажды, и пропускали слова дяди Коли мимо ушей. А что касается майора Загородько, то от него, казалось, не ускользало ни одно слово. Изредка он прерывал золотоискателя короткими ехидными репликами: «Смотри ты, безобидная овечка! Ну-ну, такого не хочешь, а пожалеешь! Так на себе и тащил, а после и откармливал? Ну, конечно, на чужих харчах человек быстро отъедается!»
— А о том, как бежал из заключения? Ни словечка?
— Из какого заключения?— проговорил дядя Коля усталым голосом.
— Еще бы, прикинуться безобидной овечкой ему было куда выгоднее, чем открываться нараспашку. Поэтому он и замесил ложку правды на бочке лжи. Баранов, действительно, связался с компанией уголовников. Они ничем не брезговали — взламывали квартирные замки, подкарауливали ротозеев темной ночью на тихих улицах, а когда приходилось туго, то запускали руки и в чужие карманы. Однажды, это было года три назад, они залезли к одному старику, пенсионеру, бывшему красному командиру. Тот за топор. Тогда бандиты свалили его с ног и нанесли ему смертельную рану. Федор Баранов свалил, как выяснилось в ходе следствия. Да он и не отпирался. Ну, судили, разумеется, и каждому из этой шайки дали по заслугам. Баранов своё тоже получил, с учетом всех прошлых злодеяний. И отбывал вплоть до того, как началась война. Об этой истории он вам, конечно, ничего не рассказывал?
— Н-нет,— через силу выдавил из себя дядя Коля. Каково-то ему было слышать все это.
— Еще бы, о таких преступлениях не просто помалкивают, о них стараются поскорее забыть. Но вернемся к тому времени, когда началась война. О войне, о том, что фашисты напали подло, из-за угла, говорили все — и те, что жили и честно трудились на воле, и заключенные. Что у каждого из заключенных было на уме, не знаю, я к ним под шапку не заглядывал. Всякие люди были. Вы представляете,— вдруг зашуршал подстилкой и приподнялся, сел, подбирая под себя ноги, майор Загородько,— находились даже такие, и их было немало, которые просились на фронт. Но были, конечно, и как эти трое во главе с Барановым. Решили, видишь ли, воспользоваться случаем, чтобы удрать и концы в воду. Что им фронт, им своя шкура дороже. Побег обнаружили, наладили погоню. Баранова нагнали, он оказал сопротивление и, воспользовавшись ослаблением бдительности одного нашего товарища, хорошего товарища, пустил в ход заранее припасенный железный обрубок. Было это пятого июля в семнадцать ноль-ноль. С тех пор Баранов и двое его приятелей, все матерые преступники, и скрываются от справедливого возмездия. На след Баранова мы напали, будем считать, с вашей помощью. А где двое других — не знаю. Никто не знает. Во всяком случае, мы надеемся, что Баранов поможет нам прояснить обстановку.
За все время, пока майор рассказывал, мы с Димкой не проронили ни слова. Выходит, и тут Федька притворялся, бессовестно лгал — будто слышит о войне впервые... И — надо отдать ему должное — притворялся ловко. Не знаю, как дядя Коля и Димка, а я принимал его слова за чистую монету. Мне только не нравился, да что не нравился — меня просто коробил его злой, ехидный тон, каким он говорил о наших неудачах на фронте, но это уже другое дело.
В избушке было тихо. Все молчали, наверное, думая каждый о своем.
Глава девятая
Наутро мы встали чуть свет, умылись, разожгли костер и вскипятили чай.
После чаепития Коноплин привел лошадей, оседлал их. Лошади отдохнули за ночь и стояли смирно, потряхивая коротко подстриженными гривами. Чалый меринок майора Загородько нетерпеливо чертил землю подкованным копытом.
За чаем майор попросил рассказать о Хвойной, о том, у кого мы ночевали, с кем встречались и какие вели тары-бары. Выхватив из костра чадившую головешку, он попросил дядю Колю нарисовать план деревни. Его особенно интересовали избы, прилегающие к лесу, и бани, которые ставились, как правило, на отшибе, в конце огородов.
— А заимки? Про заимки вы разузнали?
Дядя Коля замялся. На помощь ему пришел Серега:
— Заимок, товарищ майор, здесь много, но поблизости всего две. Одна вот эта, где мы с вами находимся, вторая — ниже по ручью, выходит, южнее...
Деревня Хвойная и ее окрестности, в общем-то, были ясны. Теперь майору хотелось собрать кое-какие сведения о местных жителях. Когда дядя Коля сказал что все здоровые мужики на фронте, майор нахмурился:
— Там люди грудь под пули подставляют, а мы здесь...
О Фросе он расспрашивал с пристрастием:
— Кем работает? Какая из себя? Что говорила?
Выслушав дядю Колю и Серегу, майор Загородько обратился к нам с Димкой:
— Ну, а вы что воды в рот набрали?
Мы с Димкой, действительно, все это время молчали, ловя каждое слово взрослых. В результате у нас сложилось свое мнение, которое Димка и выложил:
— Я думаю, товарищ майор, Федька далеко от деревни не мог уйти. Единственная дорога на станцию, он знает это, перекрыта. Ему остается переждать суматоху в безопасном месте, а потом спокойно двинуться куда надо, то есть к границе.
— Где он, как ты думаешь?
— Не знаю, товарищ майор. Может, и на той заимке, что ниже по ручью.
— А ты, Мальцев? Какие у тебя соображения на этот счет?
— Извините, товарищ майор, я не досказал,— продолжал Димка, не давая Мальцеву раскрыть рта.— Я думаю, надо немедленно идти на ту заимку. И идти в обход деревни, не показываясь на глаза местным жителям, чтобы не вызвать подозрений.
— Мысль заслуживает внимания. Но послушаем, что скажет лейтенант.
— А по-моему, товарищ майор, действовать надо, опираясь на общественность,— заговорил наконец и Мальцев.— Собрать народ, рассказать, что это за фрукт такой — Баранов,— и какую опасность он представляет.
Когда лейтенант умолк, майор обратился к дяде Коле:
— А ты, Николай...
— Степаныч,— по прывычке подсказал дядя Коля.
— А ты какого мнения?
Дядя Коля потеребил рыжую бороденку:
— Что тут сказать... И Митрий правильно говорил, и товарищ лейтенант тоже... А я слушал и думал: где бы ни был сейчас Федька, живым в руки он не дастся. Скажите, товарищ майор, ежели бы, допустим, он явился с повинной и, вдобавок, золото на стол поклал, его послали бы на фронт или нет?
— Нет. На его совести, считай, два убийства. А такие преступления не прощаются.
— Тогда, выходит, все верно...
— Что верно, что ты имеешь в виду?
— Это я разговор один вспомнил. Сидели мы с Федькой ночью у костерка и балакали о жизни. Я говорю — иди, дурень, в милицию, просись на фронт и искупай вину...
— А он?
— А он сначала вроде бы согласился, даже повеселел, спасибо, говорит, за добрый совет. А на другой день, когда мы ушли, забрал добытое нами золото, харчи, какие еще оставались, прихватил двустволку «Заур» и будь здоров. Вот и выходит, что правильно, идти с повинной Федьке было нельзя, и он это знал.
Майор Загородько вскочил в седло и, сдерживая чалого меринка, натянул поводья.
— Теперь слушайте, что скажу я,— заговорил он с высоты своего положения.— Я тоже думаю, что Баранов здесь, в деревне или поблизости. Исходя из этого логического предположения, мы примем за основу такой план. Двое — Мальцев и Коноплин — слетают на заимку, что ниже по ручью, и посмотрят там хорошенько. Двое — Кочемасов и я,— майор глянул на Серегу,— сядут в засаду на тропе недалеко от дома Фроси. Почему именно на этой тропе, я полагаю, разъяснять не надо. Ты, Николай Степаныч, пойдешь с ребятами прямо в деревню. Таиться вам ни к чему, наоборот, желательно, чтобы вы прошлись из конца в конец на виду у всех и пустили слушок, что идет милиция ловить бандита и убийцу. Вопросы есть?
