А с Алёшкой мы друзья - Мамлин Геннадий Семенович (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗

Как меня не вытряхнуло, не понимаю. Телега прыгала по кочкам и громыхала. Я приподнялся и увидел перед собой мелькающие ноги коня. Потом я увидел вожжи. Они зацепились за край телеги. Я потянул их на себя и увидел, что правая вожжа запуталась у Серко в ногах. Я огляделся. Мы скакали по полю. Слева был лес, справа — река. Я понял, что мне нипочём не остановить этого упрямца, которого почему-то величают мирным домашним животным. Он был ещё хуже необъезженного мустанга: тот бежит сам по себе, а этот тащит за собой телегу, в которой сижу я. Надо было действовать. Я решил повернуть его на дорогу, которая шла вдоль леса. С силой я потянул на себя вожжу, которую держал в левой руке, но упрямец повернул направо, к реке.

Помню, я уже собирался выпрыгнуть из телеги. Не нырять же мне в реку из-за того, что коню вдруг взбрело в голову искупаться вместе с телегой. До берега оставалось каких-нибудь метров сто, и я уже примеривался, в какую сторону лучше сигануть, как на телегу сзади взобрался запыхавшийся Алёша. Он выхватил у меня вожжи и, упёршись о передок телеги, откинулся назад. Лошадь запрокинула голову, остановилась и заржала.

— Ну и конь! — сказал я. — Прямо вулканическое извержение, а не конь. И как это тебе удалось догнать его?

— А я на… пе… ре… рез, — с трудом переводя дыхание, ответил Алёша.

— Я его как только увидел, так и понял, что он не в себе. Я ему кричу: «Но! Но-о!», а он, понимаешь, и слушать не хочет, бежит.

— А ты бы ему, дурья башка, «тпру» попробовал закричать.

— Да?

— Да. Ты уж его прости, только он с детства к этому приучен… Тоже мне конник! «Тпру» от «но» не может отличить. Иди вожжи распутай.

— Ещё лягнёт. Честное слово, ненормальный он. Что я ему вместо «тпру» «но» кричал, это верно. Это я сгоряча перепутал. Только где левая сторона, где правая, я знаю. Я его налево тяну, а он, мастодонт проклятый, направо бежит.

— А жаль, что он тебя в реке не искупал. Лево от права ты, может, и отличишь, а вот поглядеть, куда какая вожжа идёт, на это твоего ума маловато, видать. Видишь, вожжи переплелись? Ты левой рукой какую вожжу тянул? Ясно?.. Иди, говорю, вожжи распутай. Ну?!

Мы ругались совсем недолго. Мы выехали на дорогу и, не спеша поехали к саду. На минуту мне вдруг показалось, что Алёша спас меня и что нас связывает уже не только наша проклятая жизнь вне закона.

И как только мои родители могли подумать, что Алёша пай-мальчик! В эту минуту мне казалось, что он просто необыкновенный, замечательный человек. Вот только не всегда, как говорят взрослые, бывает на высоте положения. Бывает, что ему и удаётся попасть на эту высоту, но долго ему там ни за что не усидеть.

Вот и сейчас, пока я так хорошо думал о нём, он вдруг рассмеялся, хлопнул себя ладонью по лбу и воскликнул:

— Вспомнил! Вспомнил, откуда у меня в рюкзаке оказались эти десять рублей! (Я не сразу сообразил, что он говорит про деньги, которые мы перевели Вениамину Павловичу по телеграфу.) Это же бабушка мне их в платок завернула. «Вот, — говорит, — тебе и Маринке на лагерные расходы». — И он опять рассмеялся: — Подумать только! Собственные деньги — фьють! — «с совершеннейшим к вам почтением»… Идиот!

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Степан Петрович пришёл, как и обещал, часа через четыре. Но мы всё равно не захотели уходить, до того нам понравилось работать в саду. Домой мы опять вернулись только под вечер. Всю дорогу мы по очереди несли мешок яблок, подаренных нам, и очень устали. Алёша сразу бухнулся в кровать, а мне ложиться не хотелось, я устал ничуть не меньше Алёши, но он был спокоен, а я нет. Я сказал совсем неожиданно для себя: — А знаешь, Алёша, удивительные вещи происходят со мной. Если бы мне сказали в Москве, что я свои крючки могу какому-то старичку отдать, не поверил бы ни за что. А тут вот взял и отдал. И даже приятно стало, что вот взял и отдал. Отдал — и не жалко. Почему это, а?..

Но Алёша не ответил мне. Он спал.

Я распахнул дверь, подпрыгнул, повис на притолоке и подтянулся. Когда я спрыгнул на пол, то увидел, что передо мной стоит старшая вожатая. Её появление в комнате казалось мне необъяснимым чудом. Я даже протёр глаза от изумления, а Валентина Степановна протянула ко мне руку, словно предлагая убедиться, что это она.

— Добегался, Корзинкин? Живого человека начинаешь за привидение принимать?.. Петухов!

Не открывая глаз, Алёша приподнялся на локте.

— Бабушка, ну зачем ты разбудила меня?

— И этот уже не может вожатую от бабушки отличить! Петухов!

— А, это вы, Валентина Степановна?

— Да, — с трудом сдерживая гнев, сказала Валентина Степановна, — это я, а не бабушка, которая, я вижу, тебя распустила до того, что ты ложишься в постель, не снимая сандалий. Посмотри на себя!

Алёша спустил с кровати ноги и посмотрел на себя.

— Можно подумать, что ты мешки двухпудовые таскал.

— Приходилось и мешки, — потягиваясь, ответил Алёша. — Мне бы только отоспаться теперь.

— Искупаться бы хорошо, — сказал я, достал из кармана яблоко и откусил кусок.

— Купание придётся вам отложить до лучших времён, — сказала старшая вожатая. Она забрала у меня яблоко, помыла его водой из графина и отдала обратно. — Утром вы соберёте свои вещи и отправитесь в Москву.

— Валентина Степановна!

— Да, в Москву. Я не спрашиваю, где вы были целый день. Очевидно, как и вчера, у вас не хватит мужества ответить. Вы вышли у меня из доверия, Корзинкин и Петухов!

Она направилась к двери и остановилась.

— Вы даже не возражаете? (Мы молчали.) И очень хорошо. А это что?

— Яблоки.

— Целый мешок? Гм. Откуда они у вас?

— Это мы из колхозного сада принесли.

Валентина Степановна схватилась за голову руками.

— Боже мой! И они ещё смеют признаваться, что лазили за яблоками в колхозный сад!.. Утром!.. С первым же поездом!.. В Москву!!!

Вожатая вышла, и Алёша сказал, помолчав:

— На чём и оканчивается наша лагерная жизнь.

— Как это оканчивается? — возмутился я. — Здорово живёшь! 3а что? За то, что мы работали в колхозном саду? За то, что людям помогли? За то, что сам председатель колхоза нас благодарил? Ты чего молчал, когда она подумала про яблоки, будто ворованные, они? Надо было сказать, что нам их выдали вроде как на трудодни.

— Догони и скажи.

— И скажу.

— И скажи. А она спросит: «А с чего это вы вдруг отправились колхозу помогать?»

— А затем, чтобы старик Пеночкин лодку проконопатить успел, — запальчиво ответил я, будто передо мной был не Алёша, а сама старшая вожатая.

— Ах, значит, вы вместо Пеночкина работали в саду? — подражая вожатой, сказал Алёша, подозрительно оглядев меня с головы до ног. — Уважение старости решили оказать? А откуда вы знаете этого старичка?

— А я скажу… скажу…

— Нечего нам больше говорить, — вздохнув, сказал Алёша, — Начнёшь объяснять, так она непременно докопается, что мы в лагерь приехали, убежав из милиции. Нет уж, видно, придётся и в самом деле вещички собирать.

Мы замолчали, и в головы нам полезли всякие горькие мысли. Сейчас нам казалось, нет ничего страшнее возвращения в Москву. Но мы не знали, что самое страшное у нас всё равно ещё впереди.

С огромным листом свёрнутой в трубку бумаги к окну подошла Маринка.

— Эй, мальчики, гвоздиков у вас нет?

— Нет. Уйди.

— А чем же мы тогда стенгазету будем прибивать?

Я очень удивился.

— А нам всё равно, чем вы её будете прибивать.

— Конечно, не всё равно. Здесь и про вас карикатура есть.

— Ну да! — бросился Алёша к окну. — Покажи!

— Дайте гвоздики, тогда покажу.

— Странный ты, Марина, человек. Что тут, столярная мастерская, что ли, у нас?

Алёша протянул к, стенгазете руку, но Марина спрятала её за спину.

— А вы по карманам поищите. У всех мальчишек в карманах винтики или гвоздики есть.

Такая маленькая и такая вредная была эта девчонка. Я даже сплюнул на пол, показывая своё отношение к поведению Маринки.