Две кругосветки - Ленковская Елена (читать книги онлайн полные версии .txt) 📗
Мориц, удивлённо обвёл глазами собравшихся и кинулся вслед за приятелем, ещё не зная о том, что в его короткое отсутствие тот успел завести себе врагов.
Происшествие, признаться, надолго отбило у Лангсдорфа охоту заниматься русско-японским лексиконом. Он переключился на разглядывание морской воды под микроскопом, и в поисках причины её свечения нашёл, что кроется она вовсе не в трении частиц, как утверждал Тилезиус. В самом деле, в свечении воды не было ничего электрического, в ней плавали особые органические существа. Их малые светящиеся тела занимали учёного теперь целиком и полностью.
А графа Толстого Лангсдорф теперь обходил за три версты.
Толстой же вины за собой не чувствовал. Он оправдался перед возмущённым его выходкой обществом, свалив всё на японского толмача. По словам поручика, всё происшедшее было причиной взаимной неприязни Киселёва и прочих японцев, считавших его предателем, сменившим подданство и веру.
Гвардии поручик Толстой обладал удивительной способностью всегда выходить сухим из воды.
Глава 29. По следам Летучего голландца
История с харакири получила всё-таки своё продолжение, правда не сразу. А пока корабли первой российской кругосветной экспедиции приближались к всегда ветреному и пасмурному мысу Горн. Пассажиры притихли. Интриги замерли, ссоры и неудовольствия друг другом были забыты — всё казалось мелким и ничтожным перед лицом бушевавшей морской стихии.
Граф Толстой, в отличие от своих свитских коллег, качки не страшился и морской болезнью не страдал, поэтому в один из таких бесконечных вечеров, когда корабль, весь содрогаясь и скрипя, переваливался с волны на волну, решил от нечего делать заглянуть в кают-компанию. Демонстрируя хорошие задатки эквилибриста, он добрался туда и обнаружил на диване двух братьев Коцебу.
Толстой в два прыжка достигнул дивана, и завладел вниманием скучающих кадетов, внезапно решив поведать им историю Летучего голландца. Не без тайного умысла, конечно — гвардии поручику всегда нравилось ставить людей в неожиданные ситуации и потом наблюдать, что будет дальше.
Толстой, отдать ему должное, был прекрасным рассказчиком. Не скупясь на цветистые эпитеты, в красках принялся расписывать братьям леденящую душу историю голландского капитана Ван Страатена.
«Он, лихой и опытный моряк, был, однако, упрям, как морской чёрт. Было время, когда вокруг мыса Горн постоянно дуют страшные, необоримые ветры. Много дней и ночей бушевали буря, и корабль не мог обогнуть мыс Горн, как ни старались капитан и его команда. Но Ван Страатен не желал сдаваться.
Команда взбунтовалась, прося шкипера повернуть назад.
Обозлённый Ван Страатен изрыгал проклятия небу. Он рычал, что будет штурмовать мыс Горн, даже если ему придётся плыть до второго пришествия.
И Бог осудил упрямца до скончания веков скитаться по морям и океанам, никогда не приставая к берегу! А если „Летучий голландец“ всё-таки пытается войти в гавань, то что-то немедленно выталкивает его оттуда, как плохо пригнанный клин из пробоины».
Рассказ был окончен.
— Вот к чему ведёт самонадеянность! — подвёл итог Толстой. — Каждый в этих краях, вознамерившийся переупрямить стихию, может услышать страшный голос неба: «Да будет так — плыви вечно!»
Граф умолк, наслаждаясь произведённым эффектом. Кадеты сидели, разинув рты. Каждый из них кое-что слышал о Летучем голландце, но никто не предполагал, что завязка этой леденящей душу истории произошла как раз в тех краях, куда держала путь их «Надежда».
Мыс Горн! Крайняя южная точка архипелага Огненная Земля, омываемая проливом Дрейка. Этот мыс следовало обогнуть всякому, кто намеревался двигаясь из Европы на запад, попасть в Тихий океан.
— Страшно подумать! А вдруг эта участь поджидает всякого, кто рискнёт обогнуть его в сезон бурь? — пробормотал Толстой и испытующе посмотрел на братьев. — Кажется, он начинается в марте?
Мальчики притихли.
— Вот ещё! — несколько неуверенно рискнул возразить Отто. — Крузенштерн знает, что делает! И вообще, кругосветное путешествие может считаться состоявшимся при условии, что судно сумело обогнуть мыс Горн, — добавил он, поджав губы.
— Вот-вот, неуёмные амбиции! А ведь, возможно, мы слишком задержались в Бразилии! — воскликнул Толстой. — А раз так, вдруг всё же прав был наш досточтимый посланник, призывая капитана не рисковать судьбой и двинуться в страну восходящего солнца восточным путём? — И граф, как змей-искуситель, выгнулся над Морицем, глядя на него сверху.
Мориц поднял глаза, передёрнулся, и неожиданно для самого себя громко стукнул зубами.
— А вдруг и нам будет суждено носиться, подобно Летучему Голландцу, взад и вперёд по морям? — не унимался Толстой. — Ночью огни святого Эльма [52] будут дрожать на верхушках наших мачт, а днём лучи солнца просвечивать между рёбрами шпангоутов [53]. Паруса наши всегда будут полны ветром, даже если на море штиль и другие корабли лежат в дрейфе. Встреча с нами будет также неизменно предвещать кораблекрушение! Кто знает, может кораблей вроде Летучего голландца на деле много — бороздят океаны Летучие Терезы, Летучие Паллады, Летучие Адвенчеры…
— А ещё бывают летучие рыбы, — нервно засмеялся Мориц, пытаясь отвлечься от пугающих мыслей.
— Ну, на этих-то мы насмотрелись, — преувеличенно беззаботно отозвался Отто. Он тоже чувствовал себя несколько подавленно. — Ничего особенного! Вполне съедобные, к тому же.
— И летучие юнги! — прошептал Толстой, заговорщически подмигнув Морицу.
Мориц растерянно хихикнул, чувствуя какой-то подвох.
— В которых порой преображаются весьма опасные духи моря… — зловеще продолжил Толстой, оскалившись самой что ни на есть дьявольской ухмылкой. Не похоже было, что граф шутит. Вид у него был самый что ни на есть серьёзный.
В начале плавания по Атлантике Фёдор Толстой — тоже на полном серьёзе — уже подбивал братьев Коцебу стать морскими пиратами, расписывая все прелести каперского ремесла. За что получил потом порицание от случайно прознавшего про то Крузенштерна.
Помня об этом, Мориц открыл рот и задумался, не зная, что ответить на столь странные речи.
— Он не летучий, он плавучий, — пришёл младшему брату на помощь Отто, решив свести всё к шутке.
Но Толстой с жаром продолжал излагать свои странные домыслы.
— Их появление на корабле ведёт к раздорам! — вдохновенно сочинял граф, которого присутствие этого молодого человека на корабле с некоторых пор страшно раздражало. — Ведь досточтимый посланник объявил о своих претензиях на руководство экспедицией не где-нибудь, а на Тенерифе! Всего лишь через несколько дней после появления этого мальчишки на борту начались раздоры и неприятности. Мне, например, Резанов, вообще обещает немедленное разжалование по приезду в Россию. А на деле вот в чём корень наших ссор!
Толстой желчно прищурился.
— Говорят, проклятие может быть снято, если его носителя в лунную ночь незаметно для всех сбросить в воду, — быстро проговорил он, и умолк, сам удивляясь сказанному.
Кадеты в ужасе переглянулись.
— Ну, или на худой конец, надо высадить его на берег, — видя их испуг, гвардии поручик решил немного смягчить приговор. — Только вот не знаю, кому сначала стоит рассказать об этом…
— Лучше никому не надо рассказывать, — попросил Мориц.
— Но тайна может оставаться тайной лишь до поры до времени! — пожал плечами Толстой, и, насвистывая, отправился к себе в каюту.
Руся узнал об этом разговоре не сразу. Братья долго колебались, стоит ли рассказывать ему о странных речах Толстого.
— Просто он хочет отомстить, — сделал вывод Мориц.
— Он не привык прощать обиды, — подтвердил Отто, неприязненно подняв тонкую бровь. — Ну не на дуэли же ему с тобой драться!
52
Огни святого Эльма — электрическое свечение, которое порой окружает высокие заостренные объекты при приближении грозы (от имени святого Эльма (Эразма) — покровителя моряков). Морякам их появление сулило надежду на успех, а во время опасности — и на спасение.
53
Шпангоуты — рёбра судна, к которым крепится его наружная обшивка.