Чудо-камень - Сотников Иван Владимирович (книги бесплатно без регистрации .TXT) 📗
А разгорелся костер — все прильнули к огню. Стали сушиться. Над огнем закипала вода. Был готов картофель для супа, будет и чай с сыром, с копченой колбасой. А поужинали — на душе вовсе повеселело.
Платон Ильич заставил переодеться в сухое, чуть не насильно уложил всех спать. Сам оставался один у костра, и пока приутих дождь, сушил ребячьи костюмы. Справился с ними лишь под утро. Как раз вовремя. Вдруг полил сильный-сильный дождь, и горы загудели глухо и грозно. Дождь был прямой, без ветра, холодный. Горы стали черными. Их не разглядеть даже вблизи. Небо столь хмурое, что в нем никакого просвету. Мгла казалась неумолимой и зловещей. На душе у него сделалось беспокойно, тревожно.
Подбросил в костер еловой суши, навалил сверху хвои. Никакой дождь не забьет. И пошел спать.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
У костра
За рекой Ай высится главный хребет Уралтау. Утро въедалось хмурое, сырое, прохладное. Хоть и перестал дождь, а облака еще низкие, неприветливые. Одни из них неспеша плыли над головой. Другие, зацепившись за гребень горы или же за выступ скалы, подолгу клубились на месте, точно на привязи. А оторвавшись, тоже спешили с Уреньги на Уралтау, чтобы, перевалив через его гребни, оказаться уже в Сибири.
Непогожий Урал, он хмур и неуютен. Кажется, и притулиться негде — все такое неласковое, чужое. То ли дело ясный солнечный Урал! Тогда он радует каждым склоном, каждым гребнем, привечает свежестью леса, прозрачностью вод, ласковым шелкотравьем.
Биктимер проснулся первым, зябко поежился и, завернувшись в тонкое одеяло, из которого, казалось, выветрилось последнее тепло, постарался заснуть снова. Но сон уже не шел, и он с час пролежал с открытыми глазами. О чем только не думалось в такое пасмурное утро. Дел у них уйма. Лишь бы распогодилось. Уже позади суровая Уреньга. Теперь Уралтау. Что откроет он ребятам? Что найдут они на его склонах? Жаль, все нет и нет нефрита. Сколько ни ищут, пока никаких следов. Три года подряд они рыщут по Южному Уралу, чего только ни видели здесь. Их коллекции — лучшие в Уфе. А нефрита все нет и нет.
Затем мысль перекинулась на другое. Камни — это стихия Сеньки. Биктимера влечет другое. Его давно и целиком поглощают математика, химия. Формулы, уравнения. Самые сложные, самые трудные доставляют ему неимоверное наслаждение. Сколько об этом прочитано! Сколько изучено! Даже преподаватель математики дивится его страсти. Биктимер знает больше многих своих сверстников. Математические книги читает как приключенческие повести. За самым трудным уравнением может просидеть всю ночь. Лишь бы решить! Его особенно увлекают поиски путей решения. Порою так повернет дело, что учитель дивится его изобретательности. Говорит, будет из него видный математик, не наче! Может, потому он и такой сдержанный, сосредоточенный. Математика не терпит ни суматошности, ни небрежности. Она требует одного: ищи и дерзай, не страшись никаких трудностей. Он и в дорогу взял одно из запутаннейших уравнений. Надеялся решить, а никак не получается. Днями сидел над ним, вечерами — не выходит и все. Толстую тетрадь исписал, а впустую. Узнал об этом профессор и хотел было помочь. Не согласился. Нет, нужно самому. Профессор, конечно, решит. Важно же, чтобы решил он сам, Биктимер. Ведь в этом и есть вся прелесть. Одолеть неодолимое! Бахтин похвалил. Не отступит от этого — далеко пойдет мальчик. Упорный!
А рассвело — проснулись и ребята, тоже зябко поеживаясь. Не хотелось вставать: холодно еще, сыро, неприютно.
Первым вскочил Сенька:
— А ну, коллективная зарядка!
Выскочили на полянку в трусах. Кожа у всех гусиная. Не отстал и профессор. Тоже в трусах вышел на зарядку. Командовал Сенька. Он постепенно усиливал темп, и ребята стали согреваться. Выбежали девчонки и тоже включились в общий круг.
— Дай-ка я тряхну стариною! — выступил в центр круга Бахтин. — Делай как я! Раз-два, три-четыре! Раз-два, три-четыре! — чеканил он громко. И такое показывал, что у ребят радостно засветились глаза. То очень легко и ловко, то виртуозно и замысловато. Получалось не сразу, а получалось. Профессор показывал, поправлял, настаивал на чистоте и точности движений. Его систему освоили быстро. Очень занятно!
Завтрак готовили коллективно. Ночной костер уцелел. Жару в нем много, и Азату ничего не стоило разбудить жаркое пламя. Сварили кашу с консервами. Скипятили чай. Быстро согрелись и насытились. Настроение сразу стало мажорным.
Юрку Оставили в палатке, а все остальные разбрелись по звездному маршруту. Одни в горы, другие вверх по реке, третьи вниз. У каждой группы — свое задание.
Уреньга не скупилась и охотно открывала ребятам свои сокровища. Чего только ни притащили они к обеду. Долго сидели у костра, разбирая и сортируя камни. Сенька уселся за альбом и делал рисунок за рисунком. На листах альбома стеною вставал суровый Уралтау.
Облака почти рассеялись и умчались за горы, и в небе опять солнце. Урал будто умылся, расправил плечи и от удовольствия загляделся в небо. Лишь местами, прижавшись к реке, он заглядывал в ее воды и не узнавал самого себя.
Последним пришел профессор и притащил такую уйму камней, что не верилось, как их можно столько собрать за полдня.
Девчонки окружили его и стали помогать.
А он сидел, как будда. Плотно сбитый, бритоголовый, с гладкой кожей на лице, с сильными руками и, казалось, совершенно неутомимый. И хоть ему за шестьдесят уже, а выглядит много-много моложе.
— Отчего вы такой сильный и молодой? — не удержавшись, спросила его Альда. — Наверно, и не болели никогда, правда?
— Правда, не болел, — просто ответил Бахтин. — А почему сильный, загадки в том никакой, и тому две причины: во-первых, за последние сорок лет я ни разу не опоздал ни на завтрак, ни на обед, ни на ужин; а во-вторых, всю жизнь любил труд и спорт. Видите, как все просто.
Ребята наперебой спрашивали, какой труд, какой спорт. Рассказывал профессор много. По его мнению, самое ценное, чем располагает человек — это время. Его не так много у человека. Не станешь беречь — растратишь впустую. Убить время легко, а вот занять его делом, день за днем, год за годом — всю жизнь — куда труднее. Тут тебе и сила нужна, и знания, и воля.
— Было у меня два товарища, — говорил ребятам Бахтин. — Один с малых лет все откладывал на завтра, на потом. Казалось, все еще успеется. А время текло и уходило на пустяки. Смотрит, знаний нет — не учился, сил нет — не берег, дела нет — не сумел сильно захотеть. Теперь ему, как и мне, за шестьдесят уже, и ничего в жизни не сделано. А другой вот — кончил институт, а сейчас академик. Знаете, какое горючее нужно, чтоб взлетела ракета в космос? Нужна мощность в миллионы лошадиных сил! Короче, на его горючем летают ракеты. Он создал. А сил у него хоть отбавляй. Покрепче меня будет. Такой времени зря не тратил.
Помолчав, Бахтин сказал:
— Мы часто разбрасываемся, не умеем выбрать главное и сосредоточиться. А ты учись выбирать, за что ни берешься — знай и умей. Тогда всего достигнешь, чего захочешь.
— А правда, вы знаете дыхательную гимнастику йогов? — вдруг спросил Азат.
— Привелось, изучал и знаю. Сам до сих пор Занимаюсь.
— Расскажите, расскажите! — загалдели ребята.
Уговаривать Бахтина не пришлось. Йога — по-санскритски значит «соединение, сосредоточение». Целая древнеиндийская система философии. Ее разработал мудрец Пананджали две тысячи лет назад. Главное в ней — учение о самопознании, которое якобы и достигается сосредоточением. Философия нам не годится. Но йогами разработано множество практических способов достижения этого самопознания: искусный контроль над чувствами, над дыханием. Вот их дыхательная гимнастика и дожила до наших дней. На мой взгляд, есть в ней доброе зерно. Сумеешь применить — сможешь укрепить и здоровье. И Бахтин показал, как он занимается такой гимнастикой. Естественно, сразу раззадорил ребят.
Оказывается, профессор-геолог интересуется и биологией. Особенно питанием человека, борьбой с ранней старостью. Даже труд написал. Правда, в нем много спорного и еще неясного. Нужно искать и искать. Сделал много выводов, которые не укладываются в привычные рамки, кажутся неоправданными и рискованными. Но за ними неутомимые поиски, упорство, смелость ученого. Возможно, не все у него верно. Но придет время — неверное отсеется, а верное утвердится. Очень новое всегда непривычно, и человеческий ум не всегда уживается с ним. Мешает давно привычное.
