Портфель капитана Румба - Крапивин Владислав Петрович (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
Простодушные жители Нукануки были, конечно, опечалены отъездом любимой Тонги. Но восхищение ее мудростью было сильнее печали. И к тому же все радовались за Гвоздика, который просто обмирал от неожиданного счастья.
Отплытие отложили на сутки. Вечером снова устроили праздник. На этот раз Гвоздик резвился вместе со всеми. Он так разошелся, что даже пустился в пляс вместе с Цыцей-игой, которая, конечно, была счастлива (хотя и вздыхала порой по поводу скорого расставания). На другое утро опять состоялись торжественные проводы. Тонга Меа-Маа с двумя рогожными тюками взошла на плот, где для нее срочно построили отдельную каюту.
– Мадам, вы будете украшением нашего общества, – сказал галантный капитан Седерпауэл.
– Да уж само собой, – отозвалась тетушка Тонга и глянула на шкипера Джорджа столь величественно, что он оробел.
Снова били барабаны и звучал граммофонный гимн.
– Гвоздик, приплывай опять! – кричала из толпы Цыца-ига.
– Ладно-о-о!
Грянуло орудие на форте и в ответ, сотрясая плот, бухнула мортира. И самодельный корабль неторопливо двинулся в океан. Теперь уже окончательно.
Шестая часть
ВЕ ПУГОВИЦЫ
1. Гвоздик и звезды. – Мирная жизнь на плоту. – Макарони опять боится. – Стоянка на острове. – Сигнал тревоги.
Вновь наши путешественники оказались в открытом океане. Добрый, спокойный ветер наполнял паруса и двигал самодельное судно к юго-западу. Длинная зыбь приподнимала и опускала плот столь бережливо, что он почти не поскрипывал.
Было новолуние, ночи стояли черные, и небо опять развешивало над Гвоздиком такое количество сверкающих звездных миров, что он замирал. Сядет у входа в тростниковую каюту, положит голову на колени дремлющей Маа и смотрит, смотрит в глубину Вселенной. Она была тысячеэтажная, эта Вселенная – громоздила над мальчиком бесконечные ярусы пространств, усыпанные миллиардами ярких фонариков, каждый из которых был тайной. И все вместе они сливались в одну громадную тайну.
И появились у Гвоздика обычные в таких случаях мысли:
"Почему мир такой бесконечный, а я такой крошечный?"
"А что значит "крошечный" и что значит "бесконечный"? Может быть, разница такая громадная, что она где-то исчезает, не выдержав этой громадности, и тогда получается, что бесконечно маленький и бесконечно большой – одно и то же?"
"Ведь если я живу и вижу эти звезды и эту бескрайность, значит, это не случайно? Не зря же есть на свете "я", Гвоздик… А для чего – я? А для чего вообще все на свете? Откуда взялось?.. Говорят, Бог создал. Ну, ладно. А зачем ? И почему среди всех он создал еще и меня?.."
Гвоздик мысленно проводил между звездами строгие прямые линии, и они образовывали разные фигуры или превращали пространство в грани неохватно великого кристалла. Иногда в этих построениях чудилась какая-то разгадка – словно вот-вот возникнут очертания стройного громадного здания и тогда придет открытие всех тайн… Но веки начинали склеиваться, и Гвоздик засыпал под ласковые прикосновения ладоней и бормотание тетушки Тонги…
Потом наступало утро. Гвоздик с подзорной трубой забирался в наблюдательное гнездо на мачте, чтобы звонко завопить, когда покажется дым или парус. Иногда ему казалось, что и правда возникает на краю океана белое крылышко. Но оно таяло, и горизонт опять делался пустым и ровным, будто край синей чисто вымытой тарелки.
Ну и пусть! В конце концов плот двигался куда положено, и жизнь текла на нем спокойно и беззаботно. Матросы несли по очереди вахту у рулевого весла, чинили одежду, вспоминали прошлые приключения и порой (обычно задумчивым вечером) пели корабельные песни. Начинали чаще всего с "Черного сундучка":
Песня была зловещая, но пели ее весело, и даже Макарони не боялся.
Папаша Юферс целыми днями писал историю плавания и поисков клада – для будущей книги. Запаса бумаги у него не было, но, к счастью, в тетради с рисунками пуговиц оборотные стороны листов оказались чистыми. В углу шалаша, положив тетрадь на бочонок, дядюшка Юферс вдохновенно строчил свое сочинение пером из чайкиного крыла. Делать чернила из сока тропических ягод куси-куси научила его тетушка Тонга.
Он так увлекся своим писательским трудом, что даже перестал волноваться за Гвоздика. А то сперва было: "Не свались с плота, акулам попадешь… Почему ты ничего не ешь?.. Ты не заболел ли опять, а?.."
Впрочем, теперь в этой роли дядю Ю вполне заменяла тетушка Тонга. Тряслась над мальчишкой, как будто он девочка из пансиона, а не юнга, который обошел на паруснике полсвета! Только и слышно было: "Паи-паи, не упади с мачты!.. Паи-паи, выпей кокосового молочка!.. Паи-паи, не дразни акулу, она откусит тебе голову!.."
Дело в том, что треугольные плавники то и дело чертили воду неподалеку от плота. И вот Гвоздик сделал "приманку": стащил у Боба Кривой Пятки старый растоптанный башмак и забрасывал его с кормы на пеньковом шнуре. Ближняя акула обязательно устремлялась к башмаку – наверно, от него аппетитно пахло. Гвоздик быстро тянул приманку, акула мчалась за ней и, бывало, выскакивала головой на плот. Гвоздик замирал от восторга и ужаса, видя костяные пилы зубов, украшавших разинутую пасть. И взвизгивал, отскакивая. Тетушка Тонга, увидев такое, ахала и хватала негодного мальчишку на руки. И несколько раз он даже получил звонкого шлепка. Дрыгал ногами и хохотал.
Он очень любил тетушку Тонгу. Но, чтобы Маа не воспитывала его каждую минуту, придумал хитрость: подговорил негра Харро Бланко научить ее гаданию на картах (тот немного умел, а у матросов была растрепанная колода). Тонга Меа-Маа, как мы знаем, была слегка ведьма и очень увлеклась новым для нее видом колдовства. Она часами теперь сидела над картами, раскладывая головоломные пасьянсы… А кроме того, она приохотилась играть в шахматы с вежливым и хитроумным Сакисаки, который искусно вырезал их из попавших под руку деревяшек.
Шкипер Джордж и Сэм Ошибка каждый раз в полдень с помощью секстана и хронометра определяли место плота в океане и отмечали его на карте. Хорошо, что инструменты и карты во время пожара были не на шхуне, а в шалаше, и уцелели…
Так спокойно прошло десять дней.
На одиннадцатый день обнаружили, что в плоту ослабли стяжки и разболтались несколько бревен. Впрочем, ничего страшного. Тем более, что на горизонте показался островок. Решили высадиться, подремонтировать свой корабль и провести ночь на твердой земле. Для отдыха и разнообразия.
Островок был крошечным атоллом – такое кольцо из коралловых глыб с дюжиной тонких пальм на берегу, с круглой внутренней лагуной ярдов двести шириной и с белым песком на отмелях.
С боковым ветром, работая еще и веслами, въехали в горловину бухты и приткнулись к песку. Починили плот быстро. Гвоздик всласть накупался на отмели, куда не могли сунуться нахальные акулы, погонял среди камней здоровенных сердитых крабов и был доволен жизнью.
Когда среди пальм засветилась половинка молодой луны, развели костер и приготовили ужин. А к полуночи, после бесед и песни о черном сундучке, улеглись – кто на плоту, кто под пальмами.
…Проснулись от частых медных ударов. Это бил в оставшийся от "Дюка" корабельный колокол перепуганный Гвоздик.
– Вставайте! Скорее! Там "Фигурелла"!
Под утренним ветром, изящно накренившись, яхта пиратов – целая и красивая – скользила в лагуну.