Выстрел - Рыбаков Анатолий Наумович (читать полную версию книги txt) 📗
– Я не верю, что Витька убил папу, не верю… – сказала Люда. Я думаю, что нас хотели ограбить, проследили, как мы уехали на дачу, забрались в квартиру, но папа неожиданно вернулся с дороги.
– Да? Почему?
– Вспомнил, что ему надо написать докладную записку. Конечно, это очень странно, я до сих пор ломаю над этим голову.
– Действительно, странно, – сказал Миша.
– Вообще много непонятного… Например, о пропаже портфеля я узнала после того, как убили папу.
– Тебе не говорили? Скрывали? Целую неделю?
– Да.
– Почему?
– Мама говорит: не хотели волновать меня… Я в это не слишком верю.
– И Андрей тоже не знал?
– Андрей знал, они спрашивали у него, где портфель.
– Значит, только от тебя скрывали?
Люда пристально посмотрела на Мишу:
– Что ты хочешь этим сказать?
– Просто констатирую это обстоятельство.
Но для самого Миши это обстоятельство было ясным: Зимин не доверял Люде из за Навроцкого.
Может ли Миша сейчас доверять Люде? А если она передаст Навроцкому?.. После того, что случилось, сомнительно. А впрочем… Пусть думает в другой раз, с кем шататься по ресторанам!
– Я хочу, чтобы ты на всякий случай знала: в портфеле действительно были документы на брак. Но этот брак был отпущен твоему знакомому, Валентину Валентиновичу…
Миша подробно, обстоятельно рассказал Люде об эпизоде с вагоном.
– Кстати, – безжалостно заключил Миша, – когда вы с Юрой танцевали в ресторане, Валентин Валентинович разговаривал с Красавцевым, а потом Красавцев передал документы Николаю Львовичу в проходной, когда Николай Львович шел домой. Николай Львович не хотел брать, Красавцев навязал их ему.
Люда ошеломленно смотрела на Мишу.
– Но когда пропал портфель, Валентин Валентинович был с нами в театре…
– Был… А когда убили Николая Львовича, был со мной в цирке… Я его не обвиняю, я просто рассказываю тебе некоторые обстоятельства.
Люда широко раскрытыми глазами смотрела на Мишу. Потом закрыла лицо руками.
– Ну, ты чего…
– Это я убила папу. – Она отняла руки, глаза ее были сухие и красные. – Я привела этого человека в наш дом.
«Что то не так получается у меня с этой семьей, – подумал Миша. – То злюсь на них, то жалею».
– Я ведь не сказал ничего утвердительного, просто пытаюсь связать между собой некоторые факты.
– Это я убила папу, – повторила Люда, – я привела этого человека в дом. Папа говорил, что он ему не нравится, не хотел видеть его в нашем доме. Теперь я понимаю почему: он знал, он предчувствовал… Боже мой… Это я, я, я… Все я… Виновата одна я. Ведь когда он пришел к нам перед театром, я сразу поняла, что он такое: все врет, ни одного слова правды, я все почувствовала, но у меня не хватило духа отказаться, не идти в театр, мне было стыдно перед папой, перед мамой… Боже мой, боже мой, что я наделала…
Она раскачивалась, закрыв глаза. Миша впервые видел такое отчаяние, не знал, что ему делать, как успокоить.
– Нет никаких доказательств, что это сделал Навроцкий, – сказал он.
– Ты напрасно себя казнишь. Наоборот, все доказательства в его пользу, ты сама их приводила. Кроме того, убив твоего отца, они не взяли документов – значит, дело не в документах и, следовательно, не в Навроцком. Просто я так же, как и ты, не верю, что Витька убийца.
Она сидела молча, смотрела в одну точку, потом сказала:
– Я убью этого мерзавца.
– Перестань! – сказал Миша. – Не бросайся из одной крайности в другую. Идет следствие, оно все выяснит. Единственное, что от тебя требуется, – не выдавай Навроцкому своих подозрений. Обещаешь?
– Я с ним больше не вижусь, – ответила Люда.
28
Славкина квартира, раньше такая радостная, выглядела теперь скучной и запущенной. Пыльные ковры на полу, подгоревший абажур над столом, на диване в беспорядке маленькие подушки. И только рояль в углу такой же чистый и блестящий, как и раньше, и тот же перед ним вращающийся стул.
Дверь в спальню была открыта, там мелькнула фигура Константина Алексеевича в заношенном халате. Небритый, осунувшийся, мешки под глазами, он не вышел и не поздоровался.
Славка отнесся к этому спокойно, привык к странностям отца или не хотел, обращая внимание, подчеркивать их.
– Я не допускаю мысли, что Витька убил Зимина, – сказал Миша. – Обыскан весь чердак, перебрана каждая щепка – оружия нет. Проник в квартиру? Как? В окно? На виду у всего дома? Через дверь? Ни ключей, ни отмычек у Витьки не нашли. Дверь открыл Андрей? Андрей участвовал в убийстве отца? И главное – мотивы преступления? Ограбление? Почему унес только портфель? Документы? Зачем они Витьке?
– Я тоже не верю, что Витька убил Зимина, – сказал Славка.
– А я верю! – объявил Генка. – Кто такой Витька Буров? Начинающий бандит, подчеркиваю – начинающий. Он первый раз забирается ночью в чужую квартиру, волнуется, видит портфель, думает, в нем что то ценное, хватает, убегает. Проходит неделя, никто портфеля не ищет, все тихо. Прекрасно! Витька идет опять, дорожка знакомая, но там неожиданно хозяин… Витька со страху стреляет, ему уже не до барахла, удирает, закидывает куда то пистоль, забирается на чердак в свою конуру и притворяется, что дрыхнет.
– Если бы у Витьки был револьвер, он обязательно показал бы его ребятам, – возразил Славка.
– Может быть, и показал! А они скрывают. Главное – откуда на чердаке взялся портфель?
– Да, – сказал Миша, – портфель – единственная улика против Витьки. Но в портфеле были документы на брак; они нужны не Витьке, а Красавцеву, Панфилову и Навроцкому.
– А может быть, по их поручению Витька и сделал это? – предположил Генка.
– У него были плохие отношения с Навроцким, – возразил Миша.
– Для видимости можно и по мордасам лупить друг друга. Кто, если не Витька? Навроцкий? Когда украли портфель, он был с Зиминым в театре, когда убили Зимина – с тобой в цирке. Если он и взял портфель, если и убил Зимина, то Витькиными руками, а сам устроил себе алиби: сначала Художественный театр, потом цирк.
– Вы оба горячитесь, а зря, – сказал Славка. – Один твердит – Витька, другой – Навроцкий. Ну, а сам Зимин? Почему он скрыл пропажу портфеля с документами? Боялся, видите ли, подвести Андрея? Что грозило малолетнему Андрею? Ровным счетом ничего. Больше того! Несмотря на пропажу первых документов, Николай Львович взял домой вторую пачку документов, отправил на дачу жену и дочь, а сам с дороги неожиданно вернулся домой. Зачем? Вспомнил о докладной записке? Ерунда! Николай Львович не тот человек, чтобы забыть о докладной записке. Он вернулся не случайно, вернулся специально, намеренно, поехал на дачу, чтобы убрать из дому Ольгу Дмитриевну и Люду, а сам вернулся. Зачем? Почему?
– Что ты долдонишь: почему, почему? – заметил Генка. – Сам скажи – почему?
– Можно предположить только одно, – сказал Славка. – Зимин должен был встретиться с кем то у себя дома. Встретились, повздорили, они его убили. Но заметьте, документов не взяли. Значит, не в них дело.
– То есть Навроцкий ни при чем, это ты хочешь сказать? – спросил Миша.
– Да, возможно, дело не в Навроцком, не в Витьке, а в ком то третьем. Зимина могли вовлечь в какую то аферу, запутать. Он, допустим, захотел выйти из игры, и его убили, опасаясь разоблачений.
– Зимин был нечестный человек?
– Честный. Может быть, даже сверхчестный. И в этом, может быть, все дело: он в чем то запутался или его запутали.
– Выходит, никому нельзя верить?
Славка качнул головой:
– Просто я больше вижу, больше слышу. Я уже говорил: изнанка жизни. Вы ее не видите, я вижу. Сам подумай: зачем Навроцкому с Красавцевым убивать Зимина? Из за документов? Красавцев мог с этими документами сделать на фабрике что угодно. Эти документы в его руках. Они отлично понимают, что за убийство вышка! Нет, это не Навроцкий, не Красавцев, это другие люди, которых, может быть, никто, кроме самого Зимина, не знает. И именно потому, что никто, кроме Зимина не знает, они и пошли на такое дело.
