Маленький оборвыш - Гринвуд Джеймс (читать книги бесплатно .TXT) 📗
– Ну, что, готов ты, Джимми?
– Готов, благодарю вас.
– У меня было к обеду мясо, – ласковым голосом сказала миссис Уинкшип, взяв меня на руки и усадив в большое кресло перед столом. – Остатки я положила тебе в суп. Кушай, голубчик, да смотри, не оставляй ни кусочка, а в это время и котлеты поспеют.
Долго уговаривать меня было нечего. Суп показался мне изумительно вкусным. Но разве он мог утолить мой волчий голод! Я напал на него как на врага, которого следовало истребить как можно скорее, и пожирал его с такою быстротою, что миссис Уинкшип от изумления сдерживала дыхание.
– Вот до чего дошел! – воскликнула она с глубоким вздохом, когда миска с супом оказалась пустою. – Это ему все равно что глоток воды!
И действительно, все, что я съедал, казалось мне крошечной порцией, но я не сказал этого миссис Уинкшип. Моя деликатность дошла до того, что, когда она у меня спросила, съем ли я еще баранью котлетку, я отвечал: «Пожалуй, только не целую, а маленький кусочек» – хотя мысленно пожирал в это время не только все котлеты, стоявшие в голландской печи, но и толстый кусок хлеба, которым я собирался дочиста подобрать весь жир с блюда. Впрочем, глаза мои оказались жаднее желудка. Съев одну котлету и несколько картофелин, я почувствовал себя совершенно сытым.
– А теперь, – сказала миссис Уинкшип, когда Марта убрала ужин и мы все трое спокойно уселись на диване перед камином, – расскажи нам, Джимми, по порядку все, что с тобой было в это время.
Я охотно исполнил желание миссис Уинкшип.
Я подробно рассказал ей всю свою жизнь с той самой минуты, как бежал из родительского дома и укусил за палец свою мачеху.
Когда я стал говорить о своих приятелях Рипстоне и Моулди и о том, как я принимал участие в их базарных похождениях, миссис Уинкшип разразилась бранью против моей мачехи, которая своей жестокостью чуть не довела меня до тюрьмы.
– Да ведь за кражу на базаре не сажают в тюрьму! – объяснил я ей. – За это сторож сам расправляется. Мне так Моулди говорил.
– Ну, твой Моулди просто дрянной лгунишка, скоро ты сам убедился бы в этом. Хорошо еще, что с тобой сделалась горячка, Джимми, и что она положила конец твоему воровству. Ведь ты больше уже не воровал?
– Нет, никогда! – отвечал я, решив умолчать об ананасе.
Рассказ о моем побеге из работного дома сильно насмешил миссис Уинкшип, а описание бесчестной проделки старьевщиков привело ее в ярость.
– Экие подлецы! – восклицала она. – Если бы я была мужчиной, я бы подкараулила их да задала им такую трепку, что чудо!
– Хорошо, что хуже ничего не было! – произнесла она со вздохом облегчения, когда мой рассказ был кончен. – Конечно, и то худо, что сын моей милой Полли сделался нищим, но могло быть и еще хуже!
– Как нищим? Милостыни я не просил! Когда Марта встретила меня, я пел.
– Ну, это все равно, я в этом разницы никакой не вижу, – решительным голосом отвечала миссис Уинкшип.
– Я не знал, что это все равно, – проговорил я смущенным голосом. – Я не хочу жить нищенством, я готов, пожалуй, бросить те четырнадцать пенсов, которые мне подали. Где они?
– Ты уж лучше и не спрашивай, где они, тебе таких денег не нужно, Джимми. Они сделают добро тому бедняге, которому посланы, тебе не след тратить их на себя. Что она сказала о грязных тряпках, которые ты ей снесла, Марта, вместе с деньгами?
– Она очень обрадовалась. Не знала просто, как и благодарить! Она сейчас же села выкраивать штанишки своему маленькому Билли.
Про какие это грязные тряпки они говорили? Неужели про мою куртку и мои штаны? Пускай себе маленький Билли пользуется и ими, и моими четырнадцатью пенсами! Должно быть, миссис Уинкшип намерена позаботиться о моей одежде. Тот костюм, в который она нарядила меня теперь, был удобен, в нем было очень тепло; однако я не мог показаться в нем на улице. Но, может быть, я ошибаюсь, может быть, они толкуют совсем не о моих вещах. Надобно было поскорее рассеять свои сомнения. Я подумал несколько минут, как бы деликатнее начать разговор, и наконец, заметив на камине большую пуговицу, спросил:
– Нужна вам на что-нибудь эта пуговица?
– Нет, а что?
– Да не худо бы пришить ее к моей куртке, там не было верхней пуговицы.
– Ну, чего еще вспоминать эту грязную ветошь! Ты никогда больше не увидишь ее, Джимми.
– Никогда не увижу? – с испугом воскликнул я. – Как же это можно? Как же я останусь без куртки!
– Не беспокойся об этом, – сказала добрая женщина, гладя меня по голове, – у тебя будет куртка. Хорошо, если бы не было дела труднее, чем раздобыть тебе куртку.
– А что же такое труднее? – спросил я с любопытством. – Разве достать штаны труднее?
Вопрос мой сильно рассмешил старуху.
– Нет, и штаны не беда, Джимми, – сказала она, вдоволь нахохотавшись. – Главная трудность в том, что я с тобой буду делать? Оставить у себя невозможно: ты сам знаешь, какая поднимется суматоха, если тебя найдут здесь!
– Конечно, я не могу здесь оставаться, я сам этого боюсь, – поспешил я ответить.
– Хорошо бы отдать его к кому-нибудь в ученье, – спокойно произнесла Марта, продолжая свою работу.
Она штопала чулки.
– Хорошо-то хорошо! Да к кому отдать?
– Вот я думала… Только вы скажете: какое же это ремесло!..
– Что такое?
– Да отдать бы его в трубочисты к братцу Бельчеру, он ведь держит мальчиков.
– Превосходно! – с восторгом воскликнула миссис Уинкшип. – Вот это дело, так дело! Правда, Джимми?
Я из вежливости ответил:
– Да, конечно!
Но на самом деле я вовсе не разделял восхищения миссис Уинкшип. Конечно, если бы мне предложили сделаться трубочистом в прошлую ночь, когда я, голодный и иззябший, лежал на навозной куче, я, может быть, с радостью согласился бы. Но для мальчика, сытно поужинавшего, сидевшего на мягком диване и одетого в теплую фланель, лазанье по трубам совсем не представлялось приятным занятием.
– Как я рада, что эта мысль пришла тебе в голову, душа моя! – продолжала восхищаться миссис Уинкшип. – Лучше этого ничего и придумать нельзя. Во-первых, это – ремесло, которому научиться легко и которым можно заработать себе деньги, и очень порядочные деньги. Дик Бельчер прежде был такой же бедный мальчик, как Джимми, а теперь он ни в чем не нуждается. Во-вторых, он живет далеко отсюда, и, главное, чистка труб так меняет человека, что родной отец не узнает его, хоть встретится с ним носом к носу. Ну, это дело улажено. Завтра же утром, Марта, поезжай в Кемберуэл и привези с собой Дика Бельчера.
XV
Мой новый хозяин
Благодаря миссис Уинкшип, я мог бы спать в эту ночь очень удобно на мягком диване, под чистой простыней и теплым одеялом. Но на самом деле я долго, очень долго не мог уснуть. Я все думал о той судьбе, какая мне готовилась. И чем больше я думал, тем меньше хотелось мне поступать в ученики к трубочисту.
Я знал одного трубочиста, он жил по соседству с отцом. У него было двое учеников, и жизнь их представлялась нам, мальчикам, настоящим мучением.
Ученики жили у мистера Пайка – так звали нашего трубочиста – очень недолго. «Они беспрестанно менялись, и ни один из них не прожил у него больше года. Обыкновенно они или умирали, или убегали от него. На вид они все казались похожими друг на друга: все были грязные, черные, оборванные, глаза у них мигали и щурились при солнечном свете. У нас, мальчишек, ходили самые ужасные слухи о жестокости мистера Пайка. Мы были уверены, что он приучает своих учеников влезать в трубы так: один конец веревки он привязывает к языку ученика, другой держит в руках, стоя на крыше, и, если ученик лезет недостаточно ловко и проворно, дергает со всех сил веревку.
А если мальчик замешкается в трубе, он зажигает горсть стружек, пересыпанных перцем, в печке, под ним. Раз он послал одного из своих учеников в трубу, и ученик не возвратился к нему.
Мы были вполне убеждены, что мистер Пайк зажег слишком много стружек и зажарил мальчика живьем. Правда, многие видали его недели две спустя в Шордиче и говорили, что он просто-напросто убежал.
