Давно закончилась осада… - Крапивин Владислав Петрович (прочитать книгу .TXT) 📗
– Если позволите, я скажу названия…
– Ступай к доске!
Мальчик вышел и, глядя не на рисунок, а на свои аккуратные (как у Коли) сапожки, рассказал негромко, но не сбиваясь, что мачты называются «фок-мачта», «грот-мачта» и «бизань-мачта», ежели рассматривать их с носа до кормы.
– Продолжения мачт именуются стеньгами, брам-стеньгами и бом-брам-стеньгами. На носу же – бушприт с утле?гарем и бом-утле?гарем…
– Весьма, весьма недурно отвечаешь, голубчик! Надобно только говорить побойчее. Чего смущаться, ежели знаешь так досконально… Как твоя фамилия?
– Славутский…
Наставник поводил обкуренным пальцем по списку.
– Славутский… Евгений… Садись, Евгений. Молодец… Теперь слушайте все. На сегодня дела наши кончены до следующей недели, тем более что праздник. В понедельник принесите с собой тетради, посмотрим, каковы у вас дела в письме. Теперь же ступайте по домам… Тихо, тихо! Я сказал «ступайте», а не бегите, как с горящего парохода!.. Экая неотесанная команда…
Вначале школу хотели устроить на Корабельной стороне, в нескольких уцелевших помещениях Ушаковских казарм, вблизи от доков. Хорошо, конечно, что рядом с кипучей корабельной жизнью. Но тогда ученикам, жившим в городской части (а таких было большинство), пришлось бы всякий раз дважды на дню огибать Южную бухту или переправляться через нее на яликах. Была даже мысль выделить для этого специальный баркас. Но потом подыскали здание у городского берега Южной бухты, примерно на полпути от конторы РОПИТа до Пересыпи. Это был одноэтажный, загнутый буквой «Г» дом с двумя пристройками. Его отремонтировали грубовато, но прочно. Места хватило для классов и для мастерских.
Коле и его приятелям, чтобы добраться от школы до дома, надо было пересечь городской холм, спуститься до Морской (разрушенной столь же сильно, как и Екатерининская), затем по разбитым каменным трапам опять подняться в гору и сойти с ее пологого гребня на склон, обращенный к Карантинной бухте и Херсонесу. Путь не столь уж длинный, но и не короткий. Где-то около получаса.
Коля, проявив отчаянное упорство, добился от Татьяны Фаддеевны слова, что она не станет встречать его.
– Довольно, что проводите один раз утром, если уж так вам хочется. А потом я буду ходить один… То есть не один, а с мальчиками, не бойтесь!
– Но ты должен обещать, что не станешь лазать по развалинам и задерживаться.
Коля, однако, задержался. Они с Фролом уговорились подождать Федюню, в классе которого еще не кончились занятия.
Другие мальчишки тоже не спешили домой. Кто-то бегал друг за дружкой по длинному, изогнутому углом коридору, другие, только что познакомившись, сидели в обнимку на широких ракушечных подоконниках. В одном закутке завязалась дружеская потасовка. К Коле никто не подходил, даже Фрол был в сторонке, беседуя с каким-то рослым парнишкой (кажется, соседом по парте). Коля повел плечами – от тревожного ощущения своей ненужности. Вспомнился коридор кадетского корпуса в тот первый, такой несчастливый день… К счастью, Коля увидел Славутского. Он тоже был один. Беспокойно оглядывался, словно поджидал кого-то. Самое время было подойти: «Женя, вы так славно рассказали о рангоуте. Вы, верно, немало читали про корабли?»
Но Колю опередил кудлатый широколицый мальчишка – с пухлыми губами и скучающим взглядом. Один из тех, кто был усажен Трофимом Гавриловичем на задние парты. Подошел к Славутскому, слегка загребая сапогами.
– Эй, адмирал… Ты шибко грамотный в морских науках, да?
Славутский быстро стал спиною к стене, между окнами. Вскинул светло-синие глаза. На чистом, словно только что умытом лице – досада и опаска. Сказал негромко:
– Что тебе надо?
Кудлатый обрадовался:
– А мне «ништо»! Это тебе «што»!.. Чей «гудзик»? – И ухватил пуговицу на Жениной суконной курточке.
«Всё как тогда!» – ахнуло внутри у Коли.
Но такое «тогда» не должно повторяться! Ни с кем!.. И трусить дважды – это слишком! Для того он разве ехал сюда за тыщи верст!
Коля сам не понял, как оказался рядом со Славутским. Но ни тот, ни обидчик, его, кажется, не заметили.
– Отстань. Я знаю эту шутку, – не опуская глаз и по-прежнему тихо сказал кудлатому Славутский.
– Ха! Он всё знает! – Кудлатый радостно оглянулся на любопытных, что стояли уже за его спиной. И снова Славутскому: – Ты про этот гудзик знаешь… А про этот? – И хвать за другую пуговицу.
– Оставь! – деревянным голосом произнес Коля. – Он тебя не трогал!
– А?.. Ы-ы… – Толстые губы кудлатого разъехались. – Еще один адмирал…
Он совсем не похож был ни на лощеного Нельского, ни на его приятелей – этакий подмастерье в подпоясанной холщовой рубахе, с разлапистым носом и торчащими скулами. Вроде бы и не злое лицо, но… Все равно он «из них»! Потому что, несмотря на улыбку, в жидко-серых глазах не было ни капельки доброго. Только холодный интерес и удовольствие от того, что можно измываться безнаказанно.
– Оставь… ты… – сипловато повторил Коля.
– А вот не оставлю! – заулыбался тот пуще. – Хочешь смазь? – И растопыренными пальцами потянулся к Колиному лицу. Словно хотел собрать его в горсть!
Отвращение тряхнуло Колю крупным ознобом. И он вкатил негодяю звонкую пощечину!.. То есть хотел вкатить. Ладонью. Но пальцы сами собой сжались, кулак свистнул мимо щеки и костяшками смазал по губам. Кудлатый тут же прижал к ним ладонь. Замигал. Отодвинул руку от лица, глянул – на ладони красно. И с губ закапало. Кудлатый замигал сильнее и… тихонько завыл.
Коля тоже мигал.
И конечно же, как в тот раз, в корпусе, явилось начальство. Усатый Трофим Гаврилович.
– Э, да тут, я вижу, кровопролитие! Для знакомства, что ли? Кто зачинщик?
Все молчали. Кудлатый перестал подвывать и снова ладонью прикрывал рот. На рубахе темнели капли.
– Ну так я повторно спрашиваю: кто зачинщик? – сказал Трофим Гаврилович, не повышая голоса. Обежал глазами каждого и безошибочно остановил взгляд на Коле.
– Это ты его припечатал?
– Я, – сумрачно отозвался Коля, вытирая о штаны костяшки. И начал мысленно прощаться с ремесленной школой.
– Кажется, Лазунов твоя фамилия?
– Да…
– Но он не зачинщик! – воскликнул Славутский. Однако даже восклицание его было столь негромким, что наставник не обратил внимания. Или не успел обратить. Потому что за его плечом возникла раздвоенная борода директора.
– Что здесь за событие, господа?
– Да вот, изволите видеть, Владимир Несторович, первое налаживание содружества, – почтительно усмехнулся Трофим Гаврилович. – Никак у нынешних юношей не обходится без того, чтобы юшку пустить из носа…
– Вот как… И кто же положил сей почин? – Директор скрестил на мундире руки. Он теперь казался очень высоким. И смотрел со своей высоты, как Господь Саваоф с облаков, слегка досадующий, что вынужден разбираться в мелкой людской суете. Глаза у него были синие. Как у Славутского, только темнее. Коля глянул в них и опустил голову.
– Выходит, что я…
– Но он вовсе не зачинщик, господин директор! – прорезался высокий решительный голос. Надо же! Это Фрол! – Лазунов только вступился за невиноватого! Вот он… – Фрол подбородком показал на кудлатого, – полез к слабому, за то и получил!
– Вот оно что… Получил, судя по всему, за дело… – Директор всех обвел взглядом. – Отправляйтесь по домам, петухи. И впредь обходитесь без «юшки», иначе накажу примерно… А ты… а вы, Лазунов, ступайте за мной, продолжим разговор…
Директор пошел по коридору, и Коля – сбивчивыми шагами – за ним. После поворота, когда в коридоре стало безлюдно, Владимир Несторович остановился.
– Ну-с, молодой человек… как же это вы? В первый день…
Коле бы объяснить все как было, а он стоял и глядел на носки своих сапожек. Все слова потерялись.
– Вы вовсе не похожи на драчуна…
– Я и не хотел… А он…
– Ну, ладно. Ладно… Однако же можно было и словами…
– А я сперва словами! А потом…
