Человек дейтерия - Раин Олег (книги хорошего качества .txt) 📗
— Ты же художник, вот и эксплуатируй свои возможности! Быстро — не значит, неряшливо. Наоборот!..
И это нелогичное «наоборот» выводило Гришу из себя. Потому что «быстро» у всех означало «плохо». У всех, кроме Степы. И Гриша изо всех сил старался. Это походило на ведущего и ведомого в спортивном забеге. Степа вел, а Гриша тянулся за ним, чувствуя, что пусть не просто, но что-то у него начинает получаться. Обычно, когда заканчивали с домашними заданиями, он успевал форменным образом взмокнуть, и впору было снова отправляться в ванную, дабы принять душ.
Поначалу его мучила загадка, когда же сам Степа успевает все делать — читать, работать, учиться, и только позже до него дошло: Степа не тратил времени попусту. Ни единой минуточки. И дело тут было не в характере, не в железной воле, — иначе он просто не умел. Если спал, то спал, если ел, то ел, а уж выкладывался на работе как никто другой. Потому, может, и дала слабину в нем единственная не задействованная пружинка: Степа никогда и ни во что не играл. У него и игрушек никогда не водилось. Поэтому в дневные часы, когда родители были на работе и никто не мог видеть ребят, они опускались на четвереньки и принимались играть. В пластмассовых и оловянных солдатиков, в пушечки и кораблики, в бумажные самолеты.
Сюжет обычно предлагал Гриша, Степа лишь выбирал за кого играть, а далее на час-полтора друзья забывали про все на свете. То есть Гриша не выныривал бы из таких омутов вовсе, а вот у Степы неизменно срабатывал внутренний будильник. И когда он говорил: «Все», Гриша не пытался спорить. Знал, что бесполезно.
А еще…
Еще со Степой можно было разговаривать. Практически обо всем. О девочках, о силе, о будущей профессии. И это тоже было непривычно. Степа не смеялся над Гришиными вопросами, не издевался над фантазиями. Кое-что даже называл интересным, чем повергал собеседника в полное изумление. Так, рассуждения о разнице между фасом и профилем он оценил поднятым большим пальцем.
— Круто!
— Правда?
— Конечно, неужели сам допер?
Гришка розовел от смущения.
— Но это же ясно. Смотришь на кого-нибудь спереди — один человек. А заходишь сбоку — совсем другой. Причем профиль — это его будущее, а точнее то, каким он хотел бы стать. Ну а фас — то, что есть на самом деле.
— Бррр! — Степа даже головой помотал. — И кто же я в профиль?
— Я ведь рисовал, помнишь? В профиль ты — воин.
— Ладно, это годится, а в фас?
— В фас — ты Степа. Просто Степа.
— Просто Степа? — Степан рассмеялся. — Да уж, комплимент. Просто Гриша и просто Степа. Хотя… Может, не так уж плохо быть просто тем, кем тебя назвали родители.
— Не знаю. Я бы не хотел быть просто Гришей.
— Ага, простой, как три рубля, — кивнул Степа. — И кем бы ты хотел быть?
— Ну, не знаю… Но хотелось бы как-то отличаться…
— Как-то — это чем?
— Еще не выбрал, — вздохнул Гриша. — Спортом, может, заняться, бицепсы с трицепсами нарастить.
— Да уж, великая цель! — усмешливо похвалил Степа.
— А что? Лишние бицепсы никогда не помешают… — возражал Гриша. — Еще бы здорово тачку покруче. И «харлей» в гараже.
— Дурачок! — ласково протянул Степа. И даже пальцем постучал себя по голове. — Да разве твои рисунки не круче любой тачки с бицепсами? Мышцы любой дурень накачает, и тачку купить — не проблема. Вон сколько этого лома по улицам разъезжает. Я на трамвае быстрее в любую точку города доберусь, чем ты на машине. Так что делай то, что получается, и не забивай голову чепухой.
— Ты, действительно, так считаешь?
— Даже не сомневайся.
— Да я как-то и не очень… — Гришка вновь смутился. Чтобы перевести разговор в другое русло, несмело поинтересовался: — А с отцом у тебя как? По-прежнему — в больнице?
Степа ответил не сразу, даже на секунду отвернулся.
— Лежит, куда ему теперь. Парализованному… — последнее слово Степе далось с трудом. Он и плечиками своими недетскими передернул неловко, и впервые Грише захотелось погладить своего могучего друга по спине.
— Что-то с лечением не ладится? — спросил он осторожно.
— Да какое там лечение! — Степа вздохнул. — Не в лечении тут дело.
— А в чем?
— Операция, Гриш, нужна. И операция непростая.
— Операция? — у Гришки даже в животе что-то поджалось.
— Ага. При этом никаких гарантий никто не дает, — Степа взглянул на друга в упор. — Такие вот у нас дела, братишка. Как говорится, хотелось бы похвастать, да нечем…
Никаких гарантий не давали и в школе. Хорошо, конечно, иметь за плечами друга вроде Степы, но, увы, Степа учился в «семерке», а Гриша всю свою сознательную и не очень жизнь ходил в гимназию номер девятнадцать. Всего-то два квартала друг от друга, но даже эти два схожих мира соприкасались друг с дружкой, как две соседние галактики. Каких-то специальных советов Гриша не спрашивал, но Степа и сам все понимал прекрасно.
— Хочешь, чтобы на тебе ездили, — продолжай в том же духе, — напутствовал он друга. — А думаешь стать человеком, сжимай зубы и цепляйся за ветки.
И Гриша потихоньку цеплялся.
— Только сам! — убеждал Степа. — Меня рядом не будет.
— А если побьют?
— Тебя и без того били, разве не так?
Крыть было нечем, логика Степы казалась убийственной.
— Бьют всех, — говорил его новый товарищ, — да только проигрывают все по-разному: одни — позорно, другие — достойно.
— Как-то не очень понятно.
— А ты напряги извилины. Если человек в поражении остается человеком, значит, это уже победа…
И снова Грише вспоминался фильм про Одиссея. Тот самый, в котором Циклоп интересовался именем главного чувака. А хитрюга Одиссей ему и впарил: зови, мол, меня «Господин Никто». То есть даже без «господина» — просто «никто», и все. Ерунда вроде, а сработало в яблочко. Когда дружки Одиссея вышибли незадачливому Циклопу глаз, тот кинулся звать на помощь братьев. Только фиг кто ему помог, потому что на вопрос: «Кто тебя, братец, обидел?» бедолага наивно голосил, что «никто». Короче, развел Одиссей Циклопа. Должен был по всем статьям проиграть, а вместо этого вышел в дамки. Но вот подражать хитромудрому победителю Гришке почему-то не хотелось. Хоть и был он как раз этим самым «господином Никто». Он и место свое в классе знал. Если болтали кружком в коридоре, то иерархия наблюдалась стабильная: в центре Дон с Лешим — вроде центрового ядра из протона и нейтрона, а далее по орбитам электрончики поменьше — Костяй с Макарычем, Димон с Москитом, Корыч, Тихман и прочая шелупень. Где-то среди периферийной пыли как раз и полагалась находиться Григорию. Он и находился — без писка и ропота. Степа, когда узнал об этих незримых орбитах, хохотал во весь голос. И предложил на выбор варианты: либо отрываться от ядра вовсе — на второй космической, либо идти на таран.
— Может, просто на сближение?
— Просто сближения не получится.
— Почему?
— А вот попробуй — сам увидишь, — Степа прозорливо улыбался. — Это ваше ядро вступит с тобой в контакт, и тогда либо придется линять, либо произойдет ядерная реакция.
Гриша ощутил растерянность.
— Что же делать?
— Что-нибудь такое, чего от тебя никто не ждет. Ну а что именно, это уж сам соображай. Работай своим прищуром!..
Но Гришка так и не сообразил, а потому рисковать и экспериментировать не стал. Конечно, после строительства башни многое изменилось: Грише и руку многие подавали, бывало, спрашивали о том о сем, однако место свое он все-таки знал прекрасно. Даже когда раскрасавица Алка попробовала выспросить у него о Степе, Гриша стушевался и намолол какой-то ерунды. Потому что был совершенно не готов к подобным разговорам. Потому что откровенно робел и стеснялся. За себя и Степину деревню, за десятки иных пустяков, которые трудно было подать в симпатичном виде. То есть этого он не умел, а главное — не догадывался, что подобного умения от него никто и не ждет. Конечно, появись Степан в классе, все бы разительным образом переменилось, но Степы не было, и Гриша продолжал жить, как получалось. И даже по-прежнему брал с собой в школу оловянного часового, хотя в спасительную роль его верил все меньше. Спасал не солдатик, спасало что-то иное…
