По следам М.Р. - Раевский Борис Маркович (читать книгу онлайн бесплатно без .TXT) 📗
— Путаешь, — сказал Генька, выслушав ее торопливый, бессвязный рассказ.
— Вполне, — подтвердил Витя.
— Ну, честное пионерское! Все в точности, — обиделась Оля.
— Так он что — псих?
Оля пожала плечами:
— Нет, вроде бы не похож…
— А чего же он?
Оля опять пожала плечами.
Они дошли до остановки, сели в автобус.
— А может, это не тот? Не сын? — спросил Генька
— Сын, сын! — сказала Оля. — Точно!
Она и сама не знала почему, но была твердо уверена, что это именно сын Рокотова, а не однофамилец.
Ребята задумались. Автобус плавно катился по асфальту.
— Странно, — пробормотал Генька. — Тут что-то не так…
Через несколько дней Геньку позвали к директору школы.
«Что стряслось?» — волновался он, спускаясь в первый этаж.
— Ну-с, командир особого звена, получай пакеты, — сказал директор и передал ему два заклеенных конверта.
На первом, вместо обратного адреса, чернел штемпель: «Центральный исторический архив. Москва». На втором тянулись ровные фиолетовые строчки. Буквы были крупные, аккуратные, «с нажимом».
«Девчонка писала», — решил Генька.
У него хватило выдержки не вскрыть письма, пока он не разыскал Витю и Олю. Только тогда он осторожно оторвал кромку первого конверта и вытащил маленькую тонкую бумажку. На ней было напечатано всего три строчки: московский архив сообщал, что никаких материалов о Михаиле Рокотове там не имеется.
— Амба, — грустно сказал Витя и тихонько свистнул.
Оля заглянула в конверт: нет ли там еще чего-нибудь? Нет, пусто.
Генька вскрыл второй конверт. Там лежал двойной тетрадочный лист.
— Здравствуйте, дорогие далекие ленинградцы! — прочитал Генька.
Это было письмо от читинских пионеров. Они обещали во что бы то ни стало выполнить просьбу особого звена.
Письмо было длинное и подпись тоже длинная:
«С пионерским приветом. По поручению пионеров гор. Читы, ученик 7-го «а» класса 12-ой школы А. Дыркин».
— С пионерским приветом… это они умеют, — проворчал Витя. — А названия тюрьмы… все еще не узнали. Эх вы, Дыркины…
Учитель, когда Генька и Оля рассказали ему о старике Рокотове, долго потирал переносицу.
— Странно… Даже очень…
— А скажи, — после долгого раздумья обратился он к Оле, — со стариком кто-нибудь живет? Или он один?
Оля наморщила лоб:
— В комнате больше никого не было. Но, по-моему, на спинке одного стула висело женское платье. — Она зажмурила глаза, стараясь представить себе комнату старика. — Да, точно. Пестрое платье из крепдешина, или марикена, или крепа…
— Или файдешина, или мадаполама, или габардина! — язвительно вставил Генька. — Девчонка девчонкой и останется!..
Оля смутилась. Ребята вечно подтрунивали над ее любовью к тряпкам.
— Ты не прав, Башмаков, — неожиданно вступился за Олю Николай Филимонович. — В данном случае как раз важно, какое это платье. Если пестрое, из легкого модного шелка, значит, в доме, вероятно, есть молодая женщина. Не жена старика, а скорее всего — его дочь, внучка Михаила Рокотова.
— Это легко выяснить… — пробормотал Генька.
— Да. Надо снова сходить к старику. Но вечером, попозднее. Женщина к тому времени придет с работы. Лучше поговорить со стариком в ее присутствии. Ясно?
Генька кивнул, хотя не понимал, зачем это.
— Старик, кажется, чем-то травмирован, не хочет говорить об отце, — пояснил учитель. — А женщина, может быть, расскажет. И, если надо, успокоит старика…
Николай Филимонович опять задумался.
— И говорить с ним надо тоньше, осторожнее. Ты, Оля, о дневнике ему сказала?
— Нет.
— Напрасно. Он же, вероятно, даже не знает, как погиб его отец…
— Наверняка! — воскликнул Генька. — Откуда ему знать?
— Вот-вот! И покажите ему копию. Особенно ту запись, где Рокотов вспоминает о сыне.
— Верно! — радостно воскликнул Генька. — Сегодня же сбегаю.
— Сходите вместе с Олей, — посоветовал Николай Филимонович. — Все-таки Олю старик уже знает.
В восемь часов вечера Генька и Оля снова поехали в знакомый дом у Пяти Углов.
Погодка стояла самая «ленинградская». Уже казалось, началась зима, не раз выпадал снег, но вдруг всё повернуло вспять, и снова наступила осень.
По небу медленно плыли огромные, хмурые, тяжелые, как баржи, тучи. Они двигались так низко, что, казалось, вот-вот зацепятся за кресты телевизионных антенн. Редкие крупные дождевые капли звонко щелкали по газете, в которую Генька завернул тетрадку — копию дневника.
— Уговор, — в автобусе сказал Генька. — Прикуси язычок. Командовать парадом буду я.
— Пожалуйста! — Оля была даже рада. Разговор со стариком предстоял трудный. Пусть Генька попарится!
На звонок им открыла женщина лет тридцати пяти — сорока в цветистом шелковом платье. Оля незаметно дернула Геньку за рукав. Платье — то самое, которое висело на спинке стула!
— Мы к Рокотову, к Владимиру Михайловичу Рокотову, — пробормотал Генька и сам удивился: голос вдруг охрип и звучал, как чужой.
Женщина подняла брови, но ничего не сказала и провела ребят в уже знакомую Оле комнату.
Старик сидел у стола и, опустив очки на самый кончик носа, читал газету. Казалось, очки он носит просто так, а смотрит поверх стекол. Увидев Олю, старик засуетился.
— Вот, опять, — он беспокойно повернулся к женщине. — Настя, это та самая девочка…
— Не волнуйся, папа, — сказала женщина и ласково положила руку ему на плечо.
Генька солидно откашлялся и сказал:
— Мы — следопыты. Мы изучаем революционеров…
— Мой отец не предатель! — вдруг тонким голосом выкрикнул старик. — Он не мог поступить подло!
Пораженный, Генька умолк.
— Успокойся, папа, — заботливо сказала женщина и опять положила руку ему на плечо. Казалось, этим жестом она успокаивает его.
Постепенно Генька оправился. Он решил продолжать свою речь, строго держась того плана, который наметил еще дома. А на странные слова старика не обращать внимания.
Генька стал рассказывать, как археологи нашли в Забайкалье таинственный дневник. Старик и его дочь внимательно слушали. Видя, что его больше не перебивают, мальчик увлекся и даже художественно описал пещеру, обвал в горах и похороны останков неизвестного. Старик и дочь по-прежнему молча слушали. Воспаленные глаза старика часто-часто моргали. Ладонью он оттопырил свое большое ухо.
— И вот к нам попал этот дневник, — сказал Генька и, развернув газету, достал мятую тетрадку. — Сперва мы не знали, кто его писал. Потом выяснили — Михаил Рокотов…
Генька посмотрел на старика. Тот так крепко прикусил нижнюю губу, что она даже побелела.
— Тут есть одна запись, — заторопился Генька и прочитал: — «18 февраля. Сегодня моему Вовке стукнуло ровно четыре. Помнит ли он меня? Нет, конечно. Видел всего два раза, да и то сквозь решетку…».
— О-о! — застонал старик, схватив тетрадь. Шепотом, глотая целые слоги, прочитал:
— …Моему Вовке стукнуло… О-о! — он возбужденно вскочил. — Я же говорил! Я всегда твердил! Не был он предателем! Нет! А тот «кожаный» не верил!
Генька и Оля непонимающе переглядывались. Дочь помогла старику лечь на диван, дала ему какие-то капли, укрыла большим шерстяным платком. Старик затих.
Дочь приложила палец к губам. Ребята кивнули. Они сидели молча. Вскоре старик повернулся на бок и стал мерно, как младенец, посапывать. Женщина подала рукой знак, и ребята вслед за нею на цыпочках вышли в коридор.
— Пойдемте на улицу, — сказала она. — Там будет удобнее.
Промозглый ветер и мелкий, как пыль, дождь встретили их на Загородном. Во мраке фонари мутнели, как расплывчатые оранжевые пятна, и свет их отражался в мокром асфальте. Но ребята не обращали внимания на ненастье. Долго бродили они в тот вечер с Настасьей Владимировной. Неожиданные вещи открылись им.
