Одноглазый Сильвер, страшный разбойник с острова Фельсланда (Повесть) - Вяли Хейно (книги онлайн txt) 📗
«Любимый!
Снова идет по земле осень, береза роняет золотые блестки на пожелтевшую траву. Полдни, еще солнечные, звенят свежестью и прохладой ледяного кристалла. В ясные ночи сердце сжимается от печальной песни журавлей, летящих своей звездной дорогой. Пересечетесь ли вы, пути птиц и людей? — Отнесите, птицы, мой привет тому, чьи милые строки уже давно не согревали моего сердца, одинокого под холодным осенним солнцем! — кричу я им вслед со слезами. Найдут ли тебя бедные птицы на бурных морских путях, поведают ли о моей тоске?»
Но не печаль и безысходность, звучавшие в этом письме, заставили Хозяина оторвать взгляд от строк. Нет.
Ему почудилось, будто на чердаке он не один, будто следят за ним чьи-то глаза.
Это крайне неприятное чувство.
Зная, что он здесь несомненно один, Хозяин все-таки выпрямился. Прислушался, затаив дыхание, обошел весь чердак и убедился, что, кроме него, как и следовало ожидать, здесь в самом деле не было ни души.
Покачав головой, он вновь склонился над сундуком. Да, на чердаке он был один! Но стоило только опустить глаза на строки письма, как тревожное чувство чьего-то присутствия вновь охватило его.
— Чтоб меня черти съели! — пробормотал Хозяин. — Не суеверен же я!
Он растерянно огляделся. При этом взгляд его скользнул по открытой крышке сундука. Это продолжалось мгновение, какую-то долю секунды, и все-таки Хозяин успел заметить, что щеки женщины с картинки вдруг вспыхнули, блеснули глаза. Хозяин впился взглядом в картинку, затем зажмурил и снова открыл глаза: щеки женщины на картинке действительно порозовели! Но когда через мгновение он снова открыл глаза и изучающе склонился над портретом, от недавнего румянца не осталось и следа: самая обыкновенная карточка, мертвая серая копия когда-то жившего человека.
— Чудно — ведь она в самом деле покраснела?! — пробормотал про себя Хозяин. — Хотя… нет, этого не может быть. Этого никак не может быть… Этого не может быть ни в коем случае!.. Нервы, дорогой мой, нервы у тебя расходились, вот и вся недолга. И все тут!
Но, несмотря на успокоительное объяснение, он сложил письмо, не дочитав, и стал рассеянно листать пачку бумаг. В большинстве своем это были письма. Но были и другие бумаги, какие-то черновики, записи.
Пожалуй, стоило бы просмотреть все это повнимательней, но слишком уж растревожены были мысли Хозяина.
Вот так, рассеянно, и отложил Хозяин пачку писем.
На всякий случай советую вам это запомнить: Хозяин отложил письма.
Вопреки ожиданиям, в сундуке не оказалось ничего необыкновенного. В одном из ящичков Хозяин обнаружил широкую черную ленту. Он рассеянно накрутил ее на палец, так и не придумав, на что ее можно использовать. Рука уже поднялась было выбросить ее, но тут, пробурчав, кому мол эта лента мешает, он снова засунул ее в ящичек. Большее внимание привлекла старая соломенная шляпа. Это была видавшая виды и потерявшая форму шляпа, но Хозяину она пришлась как раз впору. Так что шляпу он решил не снимать, а сундук вытряхнул здесь же, на чердаке.
Потом Хозяин так и эдак прикидывал, на что может сгодиться сундук. Все-таки картинка-призрак здорово выбила его из колеи, так что на ум не пришло ничего фантастического.
— Держать в таком ценном ящике топор и пилу — не дело, — решил наконец Хозяин. — Сложу-ка я для начала сюда бритвенные принадлежности.
За ними надо было спуститься вниз. Но на середине лестницы вспомнилась Марианна.
— И шляпу я тоже буду держать в этом сундуке! — добавил Хозяин и уложил ее в сундук.
Здесь тоже можно было бы поставить точку, и история кончилась бы, если б не произошло, на первый взгляд, несущественное, а на самом деле очень важное событие: у Хозяина на глазу вскочил ячмень!
Ячмень, как, наверное, знает по собственному опыту уважаемый читатель, вещь довольно неприятная. И весьма болезненная, особенно, если ячмень из крупных. А этот ячмень оказался необыкновенно крупным.
Нижнее веко набухло, белок прорезали частые красные жилки, глаз сумасшедшим образом слезился.
Внешне Хозяин переносил свое несчастье стойко, на деле же глаз серьезно его беспокоил. Оставаясь один, он согревал глаз ладонью, щедро полоскал его ромашковым настоем, но пользы от всего этого было мало. Веко стало пунцовым, ячмень все рос и рос.
— Этак ты вовсе без глаза останешься! — забеспокоилась Марианна. — Тебе бы как следует его полечить.
И, чтобы не быть голословной, она смастерила из ваты и марли компресс и с помощью лейкопластыря залепила глаз. Хозяин кротко позволил все это проделать, но с этих пор зачастил на чердак, к зеркальцу, что лежало теперь в матросском сундуке, и каждый раз его мужественный рот кривила гримаса отвращения.
Разумеется, Хозяин вовсе не был кокетлив, но заклеенный глаз далеко не красил его, и это расстраивало Хозяина больше, нежели можно было ожидать.
В очередной раз изучая на полутемном чердаке перед зеркалом свое изображение, Хозяин вдруг вспомнил о черной ленте в матросском сундуке. Лента была немедленно извлечена. И по длине и по ширине она подошла в самый раз, и без долгих раздумий Хозяин повязал ею глаз. Когда он снова глянул в зеркало, оказалось, что черная повязка будто для этого и предназначена. Она подходила великолепно, даже сообщала лицу что-то особенное, значительное.
— Хе, — настоящий пират! — ухмыльнулся Хозяин. С проснувшимся вдруг озорством он схватил лежавшую в сундуке шляпу и нахлобучил ее на голову.
Не успел он еще раз глянуть в зеркало, как услышал сиплое покашливание. Странный это был звук — будто у кого-то набилось в горло пыли и он старается прокашляться.
Хозяин, ничего не понимая, огляделся.
— …р-р-рти! — прохрипело где-то рядом, и — дальше больше, — будто курица захлопала крыльями. А ведь вокруг, по всему северо-восточному побережью острова Фельсланда не встретишь и цыпленка!
— Чер-рти и пр-реисподняя! Чер-рти и пр-реисподняя! — каркающий голос звучал явственно, совсем рядом. — Одноглазый Сильвер-р, пр-ривет!
Победно трепеща крыльями, на левый рукав Хозяина опустился… ядовито-зеленый попугай!
— Плинт, стар-рый Плинт говорит: здор-рово! — проверещал попугай и влюбленно уставился на Хозяина выпученными блестящими глазами. — Чер-рти и пр-реисподняя, Одноглазый Сил-львер-р, стр-рашный пир-рат, здор-рово, чер-рт, здор-рово!
Птица забралась Хозяину на плечо и принялась нежно пощипывать прядь волос за его ухом. Затем нахохлилась и увлеченно занялась собственным туалетом. Ошеломленный Хозяин не мог слова вымолвить. Он воззрился на птицу, как на привидение. Однако на привидение она походила меньше всего: это был самый настоящий из всех настоящих попугаев!
— Чер-рти и пр-реисподняя! — пробормотал Хозяин заимствованные у попугая слова. И тут вдруг ему вспомнилась картина тропического леса на крышке сундука. Джунгли на картинке по-прежнему сияли волшебным зеленым светом, но ядовито-зеленый попугай… От попугая на картинке не осталось и следа. На ветке, где он сидел, теперь цвела — хотите верьте, хотите нет, — роскошная фиолетовая орхидея.
И ни намека на попугая — будто никогда его и не было на этой картинке!
— Черный дьявол и адская сковородка! — пробурчал изумленный Хозяин. — Чтоб тебя черти съели.
— Чер-рти и пр-реисподняя, Одноглазый Сил-львер! — ликовал попугай. — Чер-рти и пр-реисподняя — р-р-рому! — И он залился каркающим хохотом.
Засмеялся и человек. Он разглядывал попугая у себя на руке и хохотал, смотрелся в зеркало — и хохотал, и когда заметил, что на подбородке красуется двухсантиметровая борода, причем он железно помнил, что утром брился, — захохотал еще отчаянней. И чем отчаянней человек хохотал, тем более грубым и сиплым становился его смех. Это был самый сумасшедший в мире хохот — когда двое на полутемном чердаке, человек и попугай, смеялись дуэтом на крышке матросского сундука, а примчавшуюся на чердак Марианну сотрясали судороги ужаса.
