В ночь большого прилива (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗
Мы в знакомом месте перебрались через стену. Сразу обняло нас море голубоватой травы. Над ней струился солнечный воздух. Трещали кузнечики.
— Мы уйдем к рыбакам, — сказал неожиданно Братик. — Будем там жить. Теперь можно.
— А Мастер? — спросил Валерка.
— Мы будем его навещать.
Валерка кивнул.
— Люди починят дамбы, отстроят пристани и корабли. Вы станете моряками, — сказал я.
— Да, — согласился ясноглазый мой братик.
Некоторое время мы шли просто так, ни о чем не говорили. Мы держались за руки.
У Василька на раненом плече сидел крупный голубой кузнечик. Он совсем по-человечьи поглядывал на нас крошечными черными глазками.
— Кто такой Володька? — вдруг спросил Братик.
Я вздрогнул.
— Ты ночью звал его, — объяснил Братик. — Он кто?
— Просто мальчик, — сказал я. — Вроде тебя.
И тут я увидел, что мы идем прямо к одинокой старой башне. Я оглянулся. Город белел у горизонта. А башня была рядом.
— Что? Уже? — с печалью спросил я у Валерки.
Он слегка улыбнулся:
— Нет еще, нет...
Мы поднялись на балкон, но не стали входить в дверь, а по ржавым скобам забрались на самый верх башни. Это была круглая площадка. За много лет ветер нанес сюда землю, и теперь здесь росла трава. Не такая как в степи, а невысокая, с мелкими желтыми цветами.
— Полежим, — сказал Валерка.
Мы легли на животы и стали смотреть в проем между зубцами.
— Там океан, — сказал мне Братик. — Видишь?
Я разглядел у горизонта темную полоску. В это время пришел ветер и принес запах моря.
Я перевернулся на спину. Валерка и Братик тоже. Я лежал между ними и держал их за руки.
Небо над нами было очень синим, резким, и я закрыл глаза. И почувствовал вдруг, что в руках моих ничего нет, а под лопатками доски.
17
Я лежал на плотике. Ко мне шумно плыл от острова Володька. Он явно был намерен опять окатить меня брызгами.
Я пружинисто вскочил. Я все сразу понял, но не чувствовал ни горечи, ни печали. Валерка и Братик, словно по-прежнему были со мной. Я снова стал большим, но мальчишечья легкость и упругость звенели во мне.
— Без диверсий, — весело сказал я Володьке.
Он, фыркая, выбрался на плотик, а я показал ему язык и вскинул руки, чтобы прыгнуть и скользнуть вдоль воды.
— Ой... — сказал Володька.
— Что?
Он мокрым пальцем коснулся моих ребер.
— Это у тебя откуда?
На коже у меня был заросший рубец в виде вытянутой буквы "S"... Я закрыл глаза и постоял несколько секунд, заново переживая все, что было... Или не было? Потом посмотрел опять. Шрам оказался на месте. Он даже болел чуть-чуть, хотя выглядел старым.
— Это давно, Володька, — тихо произнес я. — Это когда мне было двенадцать лет.
— Что ты морочишь голову? — жалобно сказал он. — Мы позавчера купались, и у тебя ничего не было.
— Это случилось, когда мне было двенадцать лет, — повторил я. И от мгновенного толчка радости рассмеялся совсем как мальчишка. Я прыгнул, уплыл на глубину и долго плавал в зеленоватой толще воды. Потом вернулся к Володьке.
Он сидел, обхватив колени, и вопросительно смотрел на меня янтарными своими глазищами. О шраме он больше не спрашивал. Заговорил про другое:
— Куда ты уходил?
Я сел рядом на теплые доски.
— Уходил? Когда?
— Ну, недавно, пока я был на острове? Целых два часа гулял где-то и ничего не сказал.
Я молча смотрел на Володьку.
Он обиженно заморгал. Это было уже всерьез.
— Ну что ты... — сказал я. — Ну, уходил. Было одно срочное дело. Я расскажу.
Он кивнул, дотянулся до валявшейся обгорелой спички, начал тонким угольком царапать доски. Затем, поглядывая исподлобья, спросил:
— А меня возьмешь?
— Куда?
— Туда... Если опять будет срочное дело?
Я слегка вздрогнул. Володька рисовал на доске угловатую спираль. Потом он вздохнул, улыбнулся и разрубил ее решительной чертой.
ВЕЧНЫЙ ЖЕМЧУГ
1
Три дня мы с Варей жили у ее родителей в Старокаменке. Потом Варя осталась, а я на такси вернулся в город.
Колеса машины шумно шипели на сыром асфальте и с размаху вспарывали мелкие лужи. К ветровому стеклу прилип кленовый лист. Когда машина проносилась мимо фонарей, лист просвечивал, как тонкая ребячья ладошка.
Было поздно. Я безнадежно опаздывал в театр на совещание. Вопрос обсуждался важный: об открытии нового сезона, и я заранее представил, каким взглядом встретит меня наша грозная директриса Августа Кузьминична. Поэтому решил не заезжать домой и сразу ехать в ТЮЗ.
Машина проскочила мимо нашего переулка с одинокой лампочкой на углу. Очень быстро. И я не понял в первый миг, отчего появилась тревога. Сначала это было смутное ощущение какого-то неблагополучия. Потом оно перешло в острое беспокойство...
Еще несколько секунд я убеждал себя, что мне просто от усталости привиделась за искрящейся сеткой дождя тощая мальчишечья фигурка с поникшими плечами. Потом сказал водителю:
— Простите, я забыл. Надо вернуться, заехать...
Шофер притормозил и заворчал, что на узкой улице не развернешься и надо было думать раньше...
Я чертыхнулся про себя, торопливо расплатился и зашагал назад.
Дождь был не очень холодный, зато нудный какой-то. Сеял и сеял. С кленов падали в лужи большие капли. Я придумывал самые искренние извинения, которые скажу Августе Кузьминичне, и ругал себя за разболтанные нервы.
Но, оказывается, ругал зря.
Он, в самом деле, стоял на углу, у столба с лампочкой. Прижимал к животу большого рыжего кота Митьку и пытался прикрыть его от дождя промокшим подолом рубашки-распашонки. Митька не ценил такой заботы. Время от времени он принимался дергать задними лапами и нервно колотил хозяина облипшим хвостом по мокрым ногам.
— Ты сумасшедший, — сказал я, накрывая их обоих плащом. — Ты что здесь делаешь?
Он заулыбался, весь потянулся ко мне и вдруг смутился:
— Митьку искал... На улице дождь, а он все бегает...
— У Митьки-то шкура, а у тебя... Совсем раздетый! Вот угодишь в больницу перед самым началом учебы!
— Да не холодно, — пробормотал он и вздрогнул под плащом. Потом тихонько сказал: — Хорошо, что ты приехал.
— Еще бы! Иначе тебя пришлось бы над печкой сушить... Митьку искал! Нашел ведь, так зачем еще торчишь под дождем?
Он опустил голову.
— Я ждал.
— Кого ждал?
— Ну... может, мама приедет.
— Разве она уехала?
— Ага, утром. В Лесногорск к тете Тане.
— Тогда какой же смысл ждать? Разве она успеет за день?
Он коротко глянул на меня и опять опустил голову.
— Ну... может, успеет...
Снова шевельнулось колючее беспокойство. Я наклонился.
— Послушай, а почему ты не ждешь дома? Володька, что случилось?
Он поднял лицо, усыпанное блестящим дождевым бисером. Если речь шла о серьезных вещах, Володька не лукавил. Он вздохнул и сказал, не отводя глаз:
— Я там почему-то боюсь.
Каждый человек чего-нибудь боится. Так уж устроены люди. Володька боялся всякой мелкой живности: тараканов, мохнатых ночных бабочек, гусениц, оводов и даже ящериц. Боялся одно время хулигана Ваську Лупникова по кличке Пузырь. Боялся, что станут смеяться над его дружбой с Женей Девяткиной (хотя никто не смеялся). Но никогда в жизни ему не было страшно дома. Он с пяти лет был самостоятельным человеком и даже ночевал один, когда мама его уходила на ночные дежурства в больницу.
— Ты не заболел? — осторожно спросил я.
Он энергично помотал головой. Лоб у него был холодный.
— Так что же случилось, Володька?
Он виновато пожал плечами.
— Пошли, — решительно сказал я.
Дома я сразу же погнал Володьку под горячий душ. Пока он плескался в ванной, я устроил мокрого Митьку у электрокамина и осмотрелся. Все было привычно и знакомо. Что могло напугать Володьку в этой комнате?
