Четверо из России - Клепов Василий Степанович (мир бесплатных книг txt) 📗
Так ничего и не добившись при допросе, Клюге отобрал из поляков тринадцать человек и приказал гестаповцам увести их. Оглядев собравшихся, подло захохотал:
– Возьмите еще этого, – кивнул на Сигизмунда. – А то получилось несчастливое число!
И бедный Сигизмунд отправился вместе со всеми только потому, что число тринадцать показалось несчастливым лейтенанту Клюге!
СКВО!
М. Исаковский. «Рассказ о кольцевой почте»
Итак, фрау Бреннер за поджог фогелевского гумна приговорена к пяти годам тюрьмы. Ее дом и все имущество присуждены потерпевшей – Марте фон Фогель.
Об этом, громко мыча и плюясь, поведал нам Отто. Из его суматошного мычанья можно было понять, что старый немец не одобряет настоящего поджигателя. Ведь из-за него пострадала невинная женщина!
Я взглянул на Левку. Бедный поджигатель сидел бледный и все время порывался что-то сказать. Боясь, как бы Большое Ухо не выдал себя, я втихомолку показал ему кулак, что должно было означать: «Молчи!»
В эту ночь Левка долго не мог уснуть. Поджигая скирды с хлебом, он думал лишь о том, чтобы отомстить немцам за наступление под Курском. У него не было даже мысли, что кого-то могут обвинить в поджоге. И вот нашли виновника! И кого? Несчастную фрау Бреннер!
Ночью я слышал, как Левка бредит:
– Я не хотел, фрау Бреннер! Чесслово, не хотел!
Надо же было так случиться, что утром Камелькранц погнал нас убирать картошку с полосы фрау Бреннер! Мы и вообще-то работали кое-как, а тут просто лопата не лезла в землю. Управляющий носился с нагайкой по полю и хлестал ею направо и налево. Особенно доставалось Левке.
С самого утра Большое Ухо притворился больным. Схватившись за живот, со стоном катался по земле:
– Живот! Ой, животик мой!
– У, русский лодырь! – приговаривал Камелькранц, охаживая Левку плетью. – Унтерменш! Я тебе покажу «жифот»!
Левка встал и начал работать, но тут же сломал черенок у лопаты. Пришлось идти к телеге, чтобы насадить новый. Через несколько минут мы увидели, как Левка бежит, зажав левой ладонью правую руку, из которой хлещет кровь.
– Господин Камелькранц, разрешите доложить… Руку порезал.
– Что-о? – заорал горбун, но увидел, как льется кровь, тихо прошипел: – Это что такое?
– Лопату на черенок насаживал. И… хотел заострить черенок, а поранился, – Левка сморщился от боли.
Управляющий поднял его руку вверх и, видя, что кровь не унимается, выругался:
– Сам резался, сам и бинтуй. Докторов тут для вас нету!
Мы подбежали к Левке с ведерком воды и начали поливать ему на руку.
Черт возьми! Вот так поранился! Пока на землю лилась вода, смешанная с кровью, Левка морщился и шипел. Кое-как мы перетянули ему руку грязной тряпкой, чтобы остановить кровь, усадили раненого в тень.
Я ухитрился сбегать к телегам. Там я нашел топор. Левка тяпнул им так сильно, что чуть не отрубил себе палец. На ободке телеги отчетливо видны были даже следы двух ударов…
Когда я подошел к Левке, он, чувствуя, что я все знаю, бледно улыбнулся.
Вечером в амбаре, оставшись наедине, мы с Димкой устроили тарарам:
– Ты что же, Левка? Что за манера рубить себе пальцы?
– Членовредительством занимаешься? – грозно прошептал Димка.
– Я им гумно сжег? Сжег! – отозвался Левка. – Так пусть сажают меня. А за что же они фрау Бреннер посадили? Не буду убирать для них ее картошку!
– А если завтра тебя снова погонят в поле? – спросил Димка. – Ты опять руки рубить будешь?
– Не погонят, – вяло возразил Левка.
Но на следующее утро пришлось поджигателю идти вместе со всеми на полоску госпожи Бреннер. Когда, наконец, закончился этот ужасный день (ужасный потому, что рука у Левки распухла и болела), мы, приблизившись к дому, увидели коляску баронессы. Фрау Марта только что сошла с повозки и направилась к крыльцу. За фрау следовала девчонка с небольшим узелком в руках. Но это была уже не Лиза. Чем-то знакомым повеяло на меня от маленькой, худенькой фигурки, бойкой походки и огненно-красных волос. Мне вспомнилась Золотая Долина и рыжая девочка, которую мы посылали в город продавать золото.
– Ребята, а ведь это Белка! – оказал я.
– Какая же Белка? – проворчал Левка. – Нюра была толстенькая, как пончик…
И все же я с нетерпением ждал, когда девчонка выйдет во двор. Сердце подсказывало мне, что приехала наша скво!
Девочка появилась во время ужина с той же корзиной, какую носила Лиза. Она! Только до чего же худая и изможденная! Когда я встретился с Белкой взглядом, та чуть не выронила корзинку, вспыхнула вся, сморщилась, и огромные васильки на ее лице радостно раскрылись.
С крыльца за работой новой прислуги наблюдала хозяйка, и Белка так и не решилась сказать нам хоть слово. Во время ужина поляки только и смотрели на нашу скво. Да и как было не смотреть? При одном лишь взгляде на живое, приветливое личико все словно светлели. А когда девочка смотрела на кого-нибудь своими синими глазищами, человек даже жмурился, как от солнышка.
– Ты откуда? – спросил Белку по-немецки Заремба.
Она улыбнулась и пожала плечами, давая понять, что не знает немецкого языка.
– Ты русская? – спросил я.
Белка живо смекнула, что я не хочу выдавать нашего знакомства:
– Конечно, русская! А вы тоже русские?
Она так ловко разыграла сцену нового знакомства, что я невольно залюбовался нашей скво.
«Ты молодец, Белка! – говорил я ей взглядом. – Всегда знал, что на тебя можно положиться».
А вслух сказал:
– Дай воды!
Я совсем не хотел пить. Мне надо было, чтобы Белка подошла поближе.
Она дала стакан воды, и я старался пить как можно дольше, пока она, вырвав у меня стакан, не хлопнула шутливо ладонью по моей руке:
– Хватит! – и шепнула: – Я так рада, что встретилась с вами!
– Осторожней радуйся… Лучше выказывай к нам ненависть.
– Ах, так! – воскликнула Белка, и не успел я опомниться, как она звонко шлепнула меня ладонью по щеке.
Поляки расхохотались, а баронесса хлопнула в ладоши:
– Браво, Анна! Так им и надо!
Я потер рукавом щеку и погрозил Белке кулаком, чем еще больше развеселил поляков.
В эту ночь мы долго не могли уснуть. Вспоминали Золотую Долину. И то, как Димка ходил добывать скво. И как появилась Белка в первый раз у нашего костра.
Конечно, теперь она изменилась. Я уже говорил, что Нюра похудела, но, главное, с ее лица исчезла детская «заспанность». Уже не щурились голубые глаза, даже в голосе появились новые незнакомые ноты.
Мы ждали, что она придет к нам поговорить, но так и не дождались. После мы узнали, что Белка опасалась, как бы Карл, который за ней все время подсматривал, не поймал ее на месте преступления.
Несколько дней не удавалось поговорить с Нюрой. Она всегда пробегала не оглядываясь и не останавливаясь. Иногда, если следили из окна, замахивалась на нас чем-нибудь или швыряла камнем. Никогда не думал, что можно так хитрить!
Скоро Белку во дворе знали уже все. Стоило ей появиться на крыльце, как куры и индюки сломя голову летели к ней. Две кошки, задрав хвосты, терлись у ее ног. Поросята поднимали невероятный визг. И даже коровы поворачивали головы и ласково мычали.
Старый Отто немедленно подходил к девочке и начинал что-то толковать на своем непонятном языке. И, представьте, она понимала глухонемого! Что-то покажет на пальчиках, и довольный Отто отправляется выполнять ее желание.
Я заметил, что баронесса зовет ее уже «Анхен» и даже «либер Анхен», что на немецком языке означает «милая Анечка». Вот как – уже и «милая»!
Белку одели в новое голубое платье, так что нельзя было даже и подумать, что она такая же невольница, как мы. А еще через несколько дней девочка совсем ожила – на щеках ее уже горели розовые пятна и от голубенького платьица казалось, что васильки на лице расцвели еще краше.