Ленька Охнарь (ред. 1969 года) - Авдеев Виктор Федорович (книги читать бесплатно без регистрации .txt) 📗
— И вы решили сразу идти к наркому? — почти неприметно улыбнувшись глазами, спросила Крупская и поглядела сперва на одного парня, затем на другого. — Не меньше? Почему же вы не обратились в городской отдел народного образования? Это их прямое дело — разбирать подобные конфликты.
Друзья удивленно переглянулись.
— Мы этого не знали.
— Надо было узнать.
От сознания своей наивности, глупости и Осокин и Шатков не могли сдержать улыбку, точно это доставило им удовольствие.
Небось вы и в колонии не ходили с каждой мелочью к заведующему? На то были старшие дежурные, воспитатели. Пора приучаться к дисциплине.
Говорила Крупская по-прежнему негромко, изредка легким движением головы подчеркивая те слова, которые хотела выделить. Парни слушали с видом учеников.
— Вы, значит, хотите... вернее, добиваетесь, чтобы вас зачислили на рабфак искусств? А какие у вас для этого основания? Чем вы можете доказать, что директор поступил с вами несправедливо?
— Да ведь мы... — начал было Леонид, но Шатков опять, как и в приемной, дернул его за пиджак. Осокин покраснел и замолчал.
— Инциденты, подобные вашему, мы не разбираем, — неторопливо продолжала Крупская и сложила перед собой на письменном столе руки, — Раз на рабфаке конкурс, то приемочная комиссия, директор вправе производить отбор. Кто лучше выдержал, тот и поступает. Думаю, что тут и нарком вам не поможет. Едва ли он согласится вмешиваться в распоряжения...
— Выходит, пускай Краб самовольничает как хочет, — опять не утерпел Леонид. — Нам передавали: на ЛИТО по блату «папиных деток» берут, а, наверно, способных ребят...
— За словом в карман вы не лезете, молодой человек, — строго, однако не повышая голоса, перебила Крупская. — Наверно, и с директором так себя держали? Вот вы говорите, что Краб принимает «по блату». Обвинение серьезное. А доказательства у вас есть? Вы можете назвать фамилии этих «папенькиных деток»?
Зазвонил один из настольных телефонов. Надежда Константиновна сняла трубку, стала кому-то отвечать.
На стене, как раз над ее головой, висел большой портрет Ленина. Леонид засмотрелся на него, перевел взгляд на Крупскую. Эта небольшая старая женщина с мешками под глазами, с манерами, исполненными скромности и достоинства, много лет была верной подругой в трудной жизни вождя, скиталась с ним в эмиграции, разделяла суровые лишения сибирской ссылки.
— Вот так-то, — сказала Надежда Константиновна, возвращаясь к разговору с ребятами. — Вам, воспитанникам исправительных учреждений, не след предъявлять к нам особых претензий. Где, в какой стране вчерашним правонарушителям открывают путь в высшие учебные заведения да еще берут на содержание казны? Ведь что получается? Вам не мирволят, не делают скидку на «сиротство» — вы в амбицию! Вы уже взрослые, гордитесь тем, что пользуетесь полными правами гражданства. Поэтому экзамены, конкурс держите со всеми наравне. Льготы у нас даются только участникам гражданской войны, ударникам производства... У вас всё еще впереди: подождите год — возможно, в будущий прием сумеете пройти и по конкурсу.
Вновь зазвонил телефон. Крупская сняла трубку.
Леонид уже давно жалел, что затеял эту «тяжбу». Ему вдруг стало очень совестно: правда глаза колет. «Вон как нашего брата в отделку берут, — мелькнуло у него. — Беспризорник! Урка! Подумаешь, действительно, цаца». Сколько они с Ванькой времени отняли у Надежды Константиновны (да еще, кажется, зря!). И как она терпеливо все им объяснила. Прибаливает, говорят... Спасибо, что увидели.
Он уже хотел скорей уйти. Перемигнулся с Шатковым. Друзья встали.
— Что же вы теперь думаете делать? — спросила Крупская, кладя трубку. — Где жить собираетесь?
— Не знаем пока, — ответил Шатков. — Может, на какие курсы попадем. Нет, тогда на завод. Мой приятель слесарь, я токарь по металлу. Назад возвращаться не собираемся. Тут музеи, Третьяковская галерея, лучшие советские художники. Есть у кого поучиться.
Очень уж вы, молодые люди, самостоятельные и... бедовые, — покачала Крупская головой. — Это в старые времена дворянские сынки ехали в столицу служить в гвардию, делать карьеру, прожигать папенькины имения. Сейчас у нас трудно найти областной центр, в котором не было бы вузов, художников. Есть где и у кого получить знания, мастерство. Другое дело: экзамены везде закончились, и у вас пропадает учебный год. Это плохо. — Надежда Константиновна постучала пальцами по столу, о чем-то думая, — Это плохо. — Она подняла седую голову с жидким пучком волос, собранных на затылке, посмотрела очень серьезно. — И вот тут я вам постараюсь помочь.
Крупская нажала кнопку. Вошла секретарша.
— He помните, Вера, институт иностранных языков у нас еще не укомплектован?
— Набор, по-моему, не прекращен. Узнать?
— Я сама поговорю, соедините с директором.
Секретарша вышла. Крупская прочитала растерянность, удивление на лицах парней, проговорила с улыбкой:
— Сейчас организуется институт и рабфак новых иностранных языков. На Покровке будет помещаться. Открывают его с запозданием, и там должны быть места, директор мне на той неделе жаловался, что у них недобор. Могу туда послать, вот год у вас и не пропадет. Да и начнете язык изучать, а это всегда пригодится, кем бы вы ни стали потом. Так согласны?
Парни стояли ошарашенные неожиданной перспективой. — Оба вдруг улыбнулись.
— Как, Вань?
— Да что ж. А ты?
— Преподавать язык?
— Почему? Будущей осенью опять станем держать на рабфак искусств. Зато учебный год не пропадет. Ну?
— Что ж... видать, судьба.
Секретарша соединила Крупскую с директором нового института. Надежда Константиновна сперва поговорила с ним о делах, затем сказала, что направляет к нему на учебу двух воспитанников трудовой колонии.
— Испытания? Выдержали. Документы на руках.
На прощанье Крупская подала парням руку:
— Учитесь лучше. Оправдайте заботу, средства, которые затратил на вас народ. — В серых, выпуклых глазах ее вдруг зажегся юморок, лукавинка, лицо удивительно осветилось разгладились морщинки. — Кто знает, может, иностранный язык больше вам пригодится в жизни, чем кисть и краски. Все бывает. Время покажет, кем станете. Желаю успеха... поборники справедливости.
Из Наркомпроса оба парня вышли радостно взволнованные, счастливые и по Чистопрудному бульвару к Покровским воротам неслись словно на роликах. Только час назад оба считали себя как бы высаженными с поезда, и вот уже все чудесно переменилось, и они опять «с плацкартными билетами», полны энергии, бодрости; новых планов. Как оказывается, хорошо, что они зашли к Надежде Константиновне. А вот не решись — ничего бы не было.
— Не зря я настоял. Верно? — возбужденно говорил Леонид, не чуя под собой ног.
— Да. Но, понимаешь, к такому человеку. Отнимать время...
— Что я, не знал, к кому веду? Кто другой и поможет? — победительно говорил Леонид, уверенный, что именно так и думал, и совсем забыв, что и в приемной и в кабинете сам считал излишним обременять Надежду Константиновну столь мелким вопросом.
— Это конечно. Да ведь... жена Ле-ни-на! Эх, ну и человек. А?
— Да уж другую поискать.
Они налетали на встречных, раз сбились с посыпанной песком дорожки на газон, и Леонид чуть не упал, зацепившись ногой за низко протянутую над землей проволоку. Казалось, не друзья шли по земле, а сама земля несла их.
— Знаешь, Ленька, — вдруг виноватым голосом признался Шатков. — А ведь был момент, дрогнул я, скис... Немножко. Думаю, отчитает просто нас, и всё... Нет, спросила: «Что думаете дальше? Где жить? » Другая бы какая и не подумала. А?
— А я был уверен, — вновь сказал Леонид, хотя и сам, сидя в кабинете Крупской, ни в чем еще не был уверен. Сейчас он был настолько счастлив, что не мог бы себе позволить думать иначе: он верил, что говорит правду. — Я знал: чем-нибудь, да поможет. Знал.
Шатков глянул на него испытующе, недоверчиво и ничего не сказал.
XVII
