Ленька Охнарь (ред. 1969 года) - Авдеев Виктор Федорович (книги читать бесплатно без регистрации .txt) 📗
Полчаса спустя от светлого настроения Леонида не осталось и следа. С новой силой овладели им ревность, глухое чувство недовольства собой. Тряпка! После всего, что произошло, бегать за Алкой? Что за непонятное, загадочное существо женщина! Ей, видите ли, деньги нужно заработать, а он хлопочи. Ладно. Больше его ноги не будет на втором этаже.
А поздно вечером он уже опять стучал в девичью аудиторию. Вышла Муся Елина — поверенная в сердечных делах. Она сказала, что с занятий от подруги-москвички они вернулись в пятом часу, вместе пообедали, а затем Алла куда-то уехала — кажется, к дальней родственнице на Сокол: это поселок на окраине. Леонид не сразу понял. К дальней родственнице? Алла ничего о ней не говорила.
Глаза Муси в припухших веках смотрели без обычного снисходительного и сообщнического дружелюбия, толстенькая фигура казалась малоподвижной, скованной. Нездоровится? Леонид перекинулся с ней шуткой и сказал, что подождет.
Он остановился у окна, стал смотреть в темный колодец двора, мутно озаренный десятками желтых, красных, зеленых окон.
Из аудитории выходили девушки, словно невзначай бросали на него лукавые взгляды, пробегали мимо. Леонид сумрачно кусал губы. Не опоздать бы на «Большевик». Это, говорят, далеко, где-то за Белорусским вокзалом, на Ленинградском шоссе. Еще неизвестно, каким транспортом туда добираться.
В десятый раз хлопнула входная дверь, и Леонид опить с надеждой повернул шею. Алла наконец? Снова нет. Динка Злуникина. Поравнявшись с ним, она остановилась, видимо все поняв.
— Ожидаешь? Надежды юношей питают...
«Чего только Динка не знает, — подумал Леонид. — Очень знакомые стихи. Чьи это? Лермонтова? » Злуникина серьезно, не смущаясь, рассматривала его. За ее внешним сочувствием он угадывал иронию, почему-то беспомощно пояснил:
— Мы должны были идти вместе на фабрику.
— Алка собирается работать? — Дина улыбнулась и тут же подавила улыбку, но так, чтобы Леонид все-таки её заметил. — Интересно. Знаешь, если бы я была оптиком, я бы придумала новые очки. Очки есть розовые — для молодых юнцов. Есть черные — для пессимистов. А я бы отлила для влюбленных. Чтобы они видели своих пассий без флера, без венчика.
«На что Динка намекает? — подумал Леонид. — Может, что знает про Алку? Вот затруха». Ему обидно стало за свой тон, — будто он в чем оправдывался перед ней, захотелось уколоть. Злуникина перестала скрывать, что она «интеллигентка», гораздо развитее товарок, лучше воспитана. В солнечные дни вдруг стала носить большие зеленые очки. «Морские». Леониду это казалось чудным: «Как дореволюционная барыня». Низкую грудь Дины украшала серебряная, видимо старинная брошка.
— Откуда идешь? — спросил он ее самым невинным тоном. — Со свидания?
Он знал, что Дина старалась обратить на себя внимание парней, но за ней никто «не ударял». Она со свойственным ей чутьем отлично это поняла.
— Есть ли время, Леня? Экзамены. Притом, милый, во всех романах рыцари поклоняются только красоте. Красоту ж они видят ту, которая лежит сверху... которую можно рукой пощупать. Для того же, чтобы рассмотреть красоту внутреннюю, рыцарям кроме храбрости еще надо кое-что иметь... а этого-то им, очевидно, и недостает.
И, улыбнувшись самым дружеским образом, Дина пошла в девичью аудиторию. Осокин проглотил прозрачный намек, вновь стал смотреть в окно, терзаясь, что запаздывает на фабрику.
В одиннадцатом часу к нему подошла Муся Елина.
— Зря, наверно, ждешь, Леня. Задержалась Алка.
— Ей ведь деньги нужны.
— Кому они не нужны, — уклончиво ответила Муся и полуприкрыла глаза пухлыми веками.
Леонид молчал, всем своим видом показывая, что ждет ее совета. Муся тоже стала смотреть в окно на темный, светящийся главами колодец двора.
Во всяком случае, Алка выкрутится с деньгами. Смотри не опоздай на фабрику. — Внезапно поэтесса выпалила скороговоркой: — Не беспокойся, есть такие, что ей помогут. И с рабфаком помогут.
И, загадочно улыбнувшись, Муся скрылась в аудитории.
Леонида словно толкнули в прорубь. Он торопливо, чуть не бегом покинул коридор.
На кондитерскую фабрику он отправился с Иваном и Колей Мозольковым. И в трамвае, и потом, когда они шли по бульвару, Леонид без конца говорил, смеялся. И вдруг замолкал, опущенные углы рта застывали. Значит, Алка его обманывает? Как иначе понять слова Муськи Елиной? Неужели она с Курзенковым?.. Илья как-то хвалился, что всегда может достать билеты в театр Вахтангова, в Малый: не туда ли повел? Кто же еще другой может выручить Алку деньгами и помочь с рабфаком?.. А что, если та самая родственница на Соколе, к которой она сейчас поехала?
До каких же пор он будет томиться в неизвестности? Завтра непременно вызовет Алку и объяснится. Если да — так да; если нет — так нет. Чего канителиться?
Три ночи Осокин и Шатков упаковывали ящики с печеньем на фабрике «Большевик», подтягивали их крюками к лифту. По каменному полу проходной двигались они полусонные, зато сытые до отрыжки.
XI
Здание рабфака искусств взбудоражилось: начались экзамены. Как переменились еще недавно пустые коридоры, аудитории! От былого беспорядка, грязи, разведенной ремонтом, и следа не осталось. Все блестело, сияло чистотой, гудело от голосов. Везде оживленными группами стояла приодетая, взволнованная молодежь, шли разговоры — какие темы задают, когда письменный экзамен, когда устный. Сквозь эту толпу со значительным видом, деликатно сторонясь встречных, проходили экзаменаторы, застегнутые на все пуговицы, среди новичков непременно кто-нибудь знал их, шепотом пояснял: это такой-то, будет спрашивать по такому-то предмету, — и все оглядывались на педагога с почтительным трепетом. Снисходительно посасывая дешевые папироски, важно слонялись второкурсники, совсем забыв, что еще только в прошлом году они так же волновались и с завистью и почтением взирали на «старичков»,
Сколько, однако, народищу нахлынуло в рабфак — и поступающих, и экзаменаторов, и членов приемочной комиссии, и разных представителей.
Первый экзамен у «художников» был по русскому языку.
Преподаватель, пухлый, с зоркими глазами, выглядывавшими из морщинистых век, почти без бровей, медленно продиктовал длиннейший абзац из «Страшной мести» Гоголя, начинавшийся знаменитой фразой: «Чуден Днепр при тихой погоде...»
Правописание всегда было слабым местом Леонида: сложные предложения, суффиксы, наречия, точки с запятыми являлись для него не меньшими препятствиями, чем грозный Ненасытец и другие днепровские пороги, преграждавшие путь для запорожцев к знаменитому острову Хортица.
Леонид заметил, что на задних столиках гуляет шпаргалка. Прибегать к ее помощи он не захотел и, стараясь не волноваться, написал диктант самостоятельно.
Экзамена по рисованию не было: его заменила проверка привезенных картин, этюдов. Но Леониду в тот же день стало известно то, что сказал видный художник о двух представленных им работах:
— Заметных способностей у Осокина не вижу. Кое-какие навыки есть... самые элементарные, ученические. В общем, надо много работать. Но... если уж такое большое желание — пусть попробует.
Этот отзыв был для Леонида, как удар под ложечку. «Заметных способностей нет. Навыки элементарные». Не зря, выходит, после Третьяковки он усомнился в своем таланте. Теперь он знал, что Серов свою «Девочку с персиками» написал в двадцать два года: вот как рано проявляют себя гении! Но у кого в Основе он мог перенять хороший штрих, видение цвета? Посмотрите, как он начнет работать и рисовальном классе, — и способности заметите.
Ладно, все-таки «удочка» — тройка. Теперь бы выдержать последний экзамен.
За это время Аллу Отморскую он увидел только мельком, издали с ней поздоровался. Она была очень нарядна, несколько бледна, глаза блестели, и это ей удивительно шло. «Вдруг подойдет? — с замиранием сердца думал Леонид.
— Если я ей дорог — подойдет». Леонид понимал нелепость своего желания: экзамены, до него ли ей? Последние четыре дня она с Мусей пропадала у московской подруги, в библиотеках, переписывала какие-то конспекты. Алла слабо улыбнулась ему и прошла мимо, о чем-то оживленно разговаривая с незнакомой ему девушкой.
