Избранное. Повести и рассказы - Драгунский Виктор Юзефович (е книги .TXT) 📗
— Потише там швыряйте. Пол проломить захотели?
Но грузчик сказал:
— Не бойсь!
Тут его товарищ принес следующую чушку и опять:
«Бряк!»
А первый приволок новую:
«Шварк!»
А тот еще одну:
«Буц!»
Потом еще:
«Дзынь!»
Летчик говорит:
— Эй вы там! Вы все в хвост не валите. А то я перекинусь в воздухе. Задний кувырок через хвост — и будь здоров.
Грузчик сказал:
— Не бойсь!
И снова:
«Бамс!»
«Глянц!»
Летчик говорит:
— Много там еще?
— Тонны полторы, — ответил грузчик.
Тут наш летчик прямо вскипел и схватился за голову.
— Вы что? — закричал он. — Ошалели, что ли! Вы понимаете, что я не взлечу? А?!
А грузчик опять:
— Не бойсь!
И снова:
«Брумс!»
«Брамс!»
От этих дел в нашем самолете образовалась какая-то жуткая тишина.
Мама была совершенно белая, а у меня щекотало в животе.
А тут:
«Брамс!»
Летчик скинул с себя фуражку и закричал:
— Я вам последний раз говорю — перестаньте таскать! У меня мотор барахлит! Вот, послушайте!
И он включил мотор. Мы услышали сначала ровное: трррррррррррр… А потом ни с того ни с сего: чав-чав-чав-чав…
И сейчас же: хлюп-хлюп-хлюп…
И вдруг: сюп-сюп-сюп… Пии-пии! Пии…
Летчик говорит:
— Ну? Можно при таком моторе перегружать машину?
Грузчик отвечает:
— Не бойсь! Это мы по приказу Сергачева грузим. Сергачев приказал, мы и грузим.
Тут наш летчик немножко скис и примолк. Мама стала желтая, а старушкин поросенок вдруг завизжал, как будто понял, что здесь шутки плохи. А грузчики свое:
«Трух!»
«Трах!»
Но летчик все-таки взбунтовался:
— Вы мне устраиваете вынужденную посадку! Я прошлое лето тоже вот так десять километров не дотянул до Кошкина. И сел в чистом поле! Хорошо это, по-вашему, пассажиров пешком гонять по десять верст?
— Не подымай паники! — сказал грузчик. — Сойдет!
— Я лучше свою машину знаю, сойдет или нет! — крикнул летчик. — Интересно мне, по-твоему, полную машину людей гробить? Сергачева за них не посадят, нет. А меня посадят!
— Не посадят, — сказал грузчик. — А посадят — передачу принесу.
И как ни в чем не бывало:
«Ббррынзь!»
Тут мама встала и сказала:
— Товарищ водитель! Скажите, пожалуйста, есть у меня до отлета минут пять?
— Идите, — сказал летчик, — только проворнее… А чемодан зачем берете?
— Я переоденусь, — сказала мама храбро, — а то мне жарко. Я задыхаюсь от жары.
— Быстренько, — сказал летчик.
Мама схватила меня под мышки и поволокла к двери. Там меня подхватил грузчик и поставил на землю. Мама выскочила следом. Грузчик протянул ей чемодан. И хотя наша мама всегда была очень слабая, но тут она подхватила наш тяжеленный чемоданище на плечо и помчалась прочь от самолета. Она держала курс на аэровокзал. Я бежал за ней. На крыльце стоял дедушка Валя. Он только всплеснул руками, когда увидел нас. И он, наверно, сразу все понял, потому что ни о чем не спросил маму. Все вместе мы, как будто сговорились, молча пробежали сквозь этот нескладный дом на другую сторону, к лошади. Мы вскочили в телегу и собрались ехать, но, когда я обернулся, я увидел, что от аэропорта по пыльной дорожке, по жухлой траве к нам бегут, спотыкаясь и протягивая руки, обе Розовые Рубашонки. За ними бежала их мама с маленькой, туго запеленатой Гусеничкой. Она прижимала ее к сердцу. Мы их всех погрузили к себе. Дедушка Валя дернул вожжи, лошадь тронула, и я откинулся на спину. Повсюду было синее небо, тележка скрипела, и ах как вкусно пахло полем, дегтем и махорочкой.
Двадцать лет под кроватью
Никогда я не забуду этот зимний вечер. На дворе было холодно, ветер тянул сильный, прямо резал щеки, как кинжалом, снег вертелся со страшной быстротой. Тоскливо было и скучно, просто выть хотелось, а тут еще папа и мама ушли в кино. И когда Мишка позвонил по телефону и позвал меня к себе, я тотчас же оделся и помчался к нему. Там было светло и тепло и собралось много народу, пришла Аленка, за нею Костик и Андрюшка. Мы играли во все игры, и было весело и шумно. И под конец Аленка вдруг сказала:
— А теперь в прятки! Давайте в прятки!
И мы стали играть в прятки. Это было прекрасно, потому что мы с Мишкой все время подстраивали так, чтобы водить выпадало маленьким: Костику или Аленке, — а сами все время прятались и вообще водили малышей за нос. Но все наши игры проходили только в Мишкиной комнате, и это довольно скоро нам стало надоедать, потому что комната была маленькая, тесная и мы все время прятались за портьеру, или за шкаф, или за сундук, и в конце концов мы стали потихоньку выплескиваться из Мишкиной комнаты и заполнили своей игрой большущий длинный коридор квартиры.
В коридоре было интереснее играть, потому что возле каждой двери стояли вешалки, а на них висели пальто и шубы. Это было гораздо лучше для нас, потому что, например, кто водит и ищет нас, тот, уж конечно, не сразу догадается, что я притаился за Марьсемениной шубой и сам влез в валенки как раз под шубой.
И вот, когда водить выпало Костику, он отвернулся к стене и стал громко выкрикивать:
— Раз! Два! Три! Четыре! Пять! Я иду искать!
Тут все брызнули в разные стороны, кто куда, чтобы прятаться. А Костик немножко подождал и крикнул снова:
— Раз! Два! Три! Четыре! Пять! Я иду искать! Опять!
Это считалось как бы вторым звонком. Мишка сейчас же залез на подоконник, Аленка — за шкаф, а мы с Андрюшкой выскользнули в коридор. Тут Андрюшка, не долго думая, полез под шубу Марьи Семеновны, где я все время прятался, и оказалось, что я остался без места! И я хотел дать Андрюшке подзатыльник, чтобы он освободил мое место, но тут Костик крикнул третье предупреждение:
— Пора не пора, я иду со двора!
И я испугался, что он меня сейчас увидит, потому что я совершенно не спрятался, и я заметался по коридору туда-сюда, как подстреленный заяц И тут в самое нужное время я увидел раскрытую дверь и вскочил в нее.
Это была какая-то комната, и в ней на самом видном месте, у стены, стояла кровать, высокая и широкая, так что я моментально нырнул под эту кровать. Там был приятный полумрак и лежало довольно много вещей, и я стал сейчас же их рассматривать. Во-первых, под этой кроватью было очень много туфель разных фасонов, но все довольно старые, а еще стоял плоский деревянный чемодан, а на чемодане стояло алюминиевое корыто вверх тормашками, и я устроился очень удобно: голову на корыто, чемодан под поясницей — очень ловко и уютно. Я рассматривал разные тапочки и шлепанцы и все время думал, как это здорово я спрятался и сколько смеху будет, когда Костик меня тут найдет.
Я отогнул немножко кончик одеяла, которое свешивалось со всех сторон до пола и закрывало от меня всю комнату: я хотел глядеть на дверь, чтобы видеть, как Костик войдет и будет меня искать. Но в это время в комнату вошел никакой не Костик, а вошла Ефросинья Петровна, симпатичная старушка, но немножко похожая на бабу-ягу.
Она вошла, вытирая руки о полотенце.
Я все время потихоньку наблюдал за нею, думал, что она обрадуется, когда увидит, как Костик вытащит меня из-под кровати. А я еще для смеху возьму какую-нибудь ее туфлю в зубы, она тогда наверняка упадет от смеха. Я был уверен, что вот еще секунда или две промелькнут, и Костик обязательно меня обнаружит. Поэтому я сам все время смеялся про себя, без звука.
У меня было чудесное настроение. И я все время поглядывал на Ефросинью Петровну. А она тем временем очень спокойно подошла к двери и ни с того ни с сего плотно захлопнула ее. А потом, гляжу, повернула ключик — и готово! Заперлась. Ото всех заперлась! Вместе со мной и корытом. Заперлась на два оборота.
В комнате сразу стало как-то тихо и зловеще. Но тут я подумал, что это она заперлась не надолго, а на минутку, и сейчас отопрет дверь, и все пойдет как по маслу, и опять будет смех и радость, и Костик будет просто счастлив, что вот он в таком трудном месте меня отыскал! Поэтому я хотя и оробел, но не до конца, и все продолжал посматривать на Ефросинью Петровну, что же она будет делать дальше.
