Рыжее знамя упрямства (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (бесплатные книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Опять стало зябко до озноба.
— Чьим… выстрелом?
— Неизвестно. И едва ли мы когда-нибудь узнаем… Возможно, чеченский снайпер, им платят немало баксов за каждого убитого офицера… А может быть, какой-нибудь мальчишка, у которого при зачистке забрали родителей и он будет мстить, пока жив… Или мародер…
Я молчала.
Илья потрепал у плеча мои длинно отросшие волосы.
— Ничего, мучача, все проходит, как говорил Экклезиаст. В августе все-таки съездим в Тюмень.
— Тебе нельзя…
— Ты ведь знаешь: если нельзя, но очень хочется…
Мы немножко посмеялись. Илья сказал, что ему пора на процедуру. Я чмокнула его в щеку пониже заклеенного очка и пошла домой.
По дороге я зашла к Томчику, но у них было заперто. Идти к Стаканчику мириться было стыдно. Да и снова начали крутить меня хворь и слабость.
Дома я легла и долго смотрела в окно сквозь Лоськин глобус. “Все проходит”. И Лоська вернется с выздоровевшим отцом, и с Пашкой наладится связь, и со Стаканчиком помиримся, только… будет ли дальше так хорошо, как раньше? Кажется, в жизни что-то закончилось. Не вокруг, не с друзьями, а во мне самой…
Мама пришла раньше обычного, подсела ко мне.
— Киснешь?
— Ага.
— Ну, все равно. Надо поговорить…
“Еще какая-нибудь неприятность!”
— Говори, мам…
— Скажу сразу, главное. У нас есть возможность переехать в Петербург…
Я вмиг уловила суть:
— Насовсем?
— Да.
— Дядя Костя зовет?
— Видишь ли… Он звонил уже не раз. Есть, мол, для меня интересная работа. Не хуже, чем здесь. И есть возможность обменять нашу квартиру. Вернее, продать здесь и купить там. Он говорит, что у него на примете очень удачный вариант. Только решать надо быстро… А?
— Мама… так сразу… А Илья?
— Илья переведется в Петербургский университет. Это можно устроить, если похлопотать…
— А он захочет?
— А захочет он расставаться с нами?
— Ма-а… Боюсь, что здесь у него есть кое-кто, кроме нас…
— У “кроме нас” в Петербурге живет отец. И давно ее зовет к себе. С матерью они в разводе, дочка не прочь перебраться к папе…
— Как всё одно к одному…
— Не всё, к сожалению. Масса проблем. У нас тут прекрасная глазная клиника, а там неизвестно, как сложится… Но с другой стороны…
— С другой стороны, там не будет друзей с опасными мыслями о Кавказе, — догадалась я. — И редакции, где соблазняют переводом на журфак…
— Ты взрослая девочка. Все понимаешь…
Я все понимала. Или думала, что все понимаю. Например, то, что судьба иногда делает повороты, когда один отрезок жизни кончается и начинается совсем другой…
В конце концов, не все ли равно откуда переписываться с Пашкой?
Лоська? Он будет рядом с отцом, хватит у него радостей без меня.
Лючка, Стаканчик, Томчик? Они не соскучатся друг с другом. Тем более, что впереди новый Петрушин фильм…
Худо мне будет без них? Сперва, наверно, да. Но когда-то все люди расстаются. И лучше по-хорошему вспоминать “корабельное братство”, чем видеть, как оно угасает и рассыпается… по твоей собственной вине, Женечка!
Зато впереди — Нева, Эрмитаж, музеи, новые встречи, дядя Костя, парусные корабли, которые часто заходят с моря! И само это море — рядом!..
— Мама, можно я подумаю?
Она поцеловала меня.
— Подумай… и согласись. Ладно?
— Я… наверно, ладно…
Спала я неважно, однако без больших тревог. Просто не отпускали мысли о новом. А под утро приснилось все-таки плохое. Приснился Будимов.
Он в каком-то странном мундире с эполетами шел по пустому, горячему от солнца шоссе. Кругом была серая степь. Были и горы, но они синели далеко и никакими оползнями не грозили. Стеклянно и оглушающе трещали кузнечики.
Будимов шел, и я смотрела ему в спину. Не двигалась с места, но он почти не отдалялся, хотя шагал, шагал… Потом на пути Будимова встал мальчик. Я не сразу узнала Томчика. А когда узнала, очень испугалась.
А Томчик не боялся. Он расставил прямые, как тросточки, ноги, взметнул летучие волосы и, разрывая карман, выдернул револьвер.
“Не стреляй!” — крикнула я и не услышала себя.
Он выстрелил в Будимова всего один раз, навскидку. Тот сразу упал ничком, подняв над колеей серую пыль. Кузнечики смолкли, навалилась абсолютно глухая тишина.
Томчик виновато глянул на меня, отбросил револьвер и пожал плечом со съехавшей лямкой: что, мол, мне оставалось делать? Потом повернулся и стал уходить. Он уходил не как Будимов — удалялся очень быстро. Я стала кричать вслед, звать его. Нельзя было, чтобы он ушел! Но мои слова увязали в ватной тишине… И я проснулась.
И сказала маме, которая собиралась на работу:
— Я думала. Про вчерашнее… Я согласна.
Бригантина “Сэнчери”
1
Вечером я, чтобы утрясти все мысли и чувства, взяла Илюхин плейер, надела наушники и легла на тахту. Вставила кассету с Вивальди на фоне прибоя. Нажала кнопку. И… вместо плеска и шороха волны по гальке — аккорды и мужские голоса:
Ну, ладно. Я не стала выключать. И как бы в знак уважение к Пашке, и вообще… песня-то неплохая. Слова мне, правда, казались какими-то плакатными и даже хвастливыми:
Чего так хвалиться заранее: “…с победой геройской”! И почему уже “завтра”, если поход “суровый и дальний ”?
Но если не вслушиваться в слова, песня звучала хорошо. Как говорится, “ложилась на душу”. И ясно, что вопреки словесной бодрости, это была песня прощания. В ней словно ворочались и накатывали на берег тяжелые волны северного моря (которые я видела только по телевизору)… Наверно, так же раскачивает свою воду осенняя Балтика… Но тогда… тогда это песня не только прощания, но и встречи. Ведь Балтика у меня впереди!
Почему же печалей во мне больше, чем радости?.. И есть ли она вообще, радость-то?
“Есть! — сказала я себе. — Не начинай комплексовать снова…” И стала вспоминать прошедший день.
Хотя вспоминать было нечего — день прошел бесполезно и бестолково. Я купила батарейки, пошла к Илье и несколько раз пыталась дозвониться до Пашки. Но телефон в Яхтинске молчал. Ну и понятно — родители на работе, у Пашки тоже много дел, чего ему сидеть у аппарата…
Мы поговорили с Ильей о Питере. Илья уже знал о маминых планах. И… относился к ним как-то странно. Вроде бы и не считал их плохими, но и бурного одобрения не высказывал. “Знаешь, мучача, вопрос непростой, надо его порассматривать со всех сторон…” — “Значит, ты не уверен, что поедешь? Мама без тебя не захочет…” — “Ну… может быть и захочет при зрелом размышлении. К тому же, я не говорю “нет”. Просто все это как-то неожиданно…”
Мне показалось, что Илья все-таки согласен, только не хочет показывать это сразу. В силу философского склада ума.
Потом я скрутила в себе гордость и пошла к Стаканчику. Того дома не оказалось. “Ну и… так тебе и надо”, — сказала я мысленно. То ли Стаканчику, то ли себе…
Я зашла к маме на работу, помогла ей разбирать недавно полученные книги. И конечно, мы говорили о переезде. Непонятная “позиция” Ильи не была для мамы неожиданностью
— Это естественно, Женечка. Ничего, мы его убедим… Гораздо труднее будет убедить нашего директора, чтобы отпустил меня. Пока он и слышать не хочет, стонет и хватается за голову. Но и это преодолимо… Главное, чтобы мы сами приняли необратимое решение…
