Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна. Большой сборник - Твен Марк (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗

К почте было не подойти. Вокруг толпа, и каждый норовит пролезть поближе, чтобы взглянуть на листовку, а обратно идет бледный и рассказывает обо всем тем, кто стоит с краю.

Джек Флэкер, сыщик, теперь сделался самым важным человеком в городе: все вились вокруг него и пытались что-нибудь выспросить, а он - ни слова, только кивает в ответ да приговаривает: «Не волнуйтесь, ничего страшного, я сам обо всем позабочусь». А все шепчутся: «Бьюсь об заклад, что он знает этих негодяев и держит их на крючке, и выведет их на чистую воду, как только захочет - вы только в глаза ему посмотрите, от таких глаз не спрячешься!» Полковник Элдер добавил, что листовка очень необычная, а потом доказал, что она - дело рук не простого сброда, а настоящих изуверов, к тому же умнейших. Том, когда услышал, обрадовался: еще бы, ведь полковника в городе все уважали - он был из старой виргинской знати, из высшего общества. Полковник говорил, что листовка напечатана каким-то новым способом - таинственным и невероятным, а еще о том, до чего мы дошли и куда катится мир в наше смутное время, - да так говорил, что все дрожали от ужаса.

Дрожали не только от речей полковника - вздрагивали еще и при каждом слове о сигналах. Говорили, что могут проснуться однажды ночью с перерезанным горлом, а в ушах будут раздаваться ужасные звуки. И вдруг кто-то сказал, что в листовке не написано, что это будет за звук. Многие думали, что заговорщики, скорее всего, будут трубить в рог, но это ничем не докажешь. Кузнец Пит Крюгер, немец, сказал, что это могут быть и удары по наковальне, а Эйб Уоллес, звонарь, добавил: может быть, станут звонить в колокол. А потом все дружно встали и давай ругаться: вот, мол, досада, что никто ничего не знает наверняка, знать бы, что это будет, всем бы полегчало, могли бы даже вздремнуть чуток.

Тут снова заговорил полковник Элдер: мол, это, конечно, плохо, но еще хуже, что не назван день.

- Да, - отвечали ему, - неизвестно, когда они придут, в листовке об этом ни слова. Может, через неделю-другую, а может, со дня на день.

- А то и сегодня ночью, - сказал полковник, и снова все задрожали. - Время не ждет, друзья, надо готовиться - не через неделю, не завтра, а прямо сейчас.

Толпа загудела, все сказали, что полковник прав. Он стал говорить дальше, произнес целую речь, чтобы всех подбодрить. Потом Клегхорн, мировой судья, тоже произнес речь - к этому времени шум поднялся страшный, весь город высыпал на улицу. И пока все не улеглось, встал редактор Планкет и принялся расхваливать полковника Элдера: мол, он и на войне был, и под Новым Орлеаном сражался, и знал толк в военном деле, - как раз такой человек нам сейчас и нужен. И предложил выбрать полковника начальником полиции и ввести в городе военное положение. Так и сделали. Полковник всех поблагодарил, сказал, что для него это большая честь, и приказал капитану Хаскинсу и капитану Сэму Рамфорду созвать свои роты, разбить лагерь на городской площади, и по всему городу расставить отряды для охраны, и раздать им боевые патроны, форму и все такое прочее. На этом все стали расходиться, и мы отправились восвояси.

Том сказал, что все идет отлично, но я так совсем не думал. Я и говорю:

- Как же нам теперь ходить по ночам? Ведь солдаты станут следить за нами и мешать! Мы связаны по рукам и ногам, Том, мы ничего не можем сделать!

- А вот и нет. Теперь нам будет даже лучше, чем раньше.

- Это почему же?

- Им будут нужны шпионы, а взять их неоткуда - они и сами прекрасно знают. От Джека Флэкера толку никакого, он и средь бела дня на ровном месте заблудится и никого не выследит. А у меня есть репутация - ведь я разоблачил Данлепов и нашел бриллианты [99]. Я все устрою, вот увидишь!

Как Том сказал, так и сделал. Полковник рад был, что Том вызвался, и попросил его, если можно, привести еще ребят - пусть будут у Тома под началом. Ну, Том и отвечает, что ему нужны только мы с Джимом. Пусть, говорит, Джим шпионит среди негров. Полковник в ответ: отличная мысль - Джима все знают, и ему можно доверять. Дал он Тому пропуска для нас троих, и все было улажено.

Мы пошли домой и обо всем рассказали, кроме шпионских дел и пропусков. А вскоре услышали барабанную дробь и звук флейты, сначала вдалеке, а потом все ближе, ближе, и вот уже рядом марширует рота Сэма Рамфорда - раз-два, раз-два! - все солдаты дружно печатают шаг, а Сэм ревет: «На пле-чо! Равнение нале-во! Впе-р-р-ред!» - и все такое прочее. А флейты визжат, и барабаны грохочут вовсю - аж звон стоит в ушах! - ей-богу, отличное было зрелище, любого бы расшевелило. Детей вокруг столпилось больше, чем было солдат, и форма у солдат была красивая, и знамя тоже, а когда Сэм Рамфорд махал в воздухе саблей и кричал, сабля так сверкала на солнце, что любо-дорого было посмотреть! И только тетя Полли стояла бледная, грустная и вся дрожала. Она и говорит:

- Что нас ждет, одному Богу известно. Как хорошо, что Сид и Мэри… ах, Том, если бы только ты был там, с ними!

Теперь пришла наша с Томом очередь дрожать от страха. Не дай Бог, тетя Полли отправит Тома куда-нибудь подальше в деревню - в дом, где все уже переболели скарлатиной и согласятся взять его к себе. Том понял, что нельзя терять ни минуты. Мы вышли через черный ход - вроде притащить дров для кухни, а сами поплыли на остров, думать, как же нам быть. Том сел один поодаль и стал размышлять, а потом взял сосновый брусок, что-то вырезал на нем и напечатал красной краской много-много вот таких листовок:

Отнесли мы листовки домой, а ночью отправились по шпионским делам и, когда солдаты нас останавливали, показывали пропуска. Мы развесили на дверях шестнадцать листовок, и судье Тэтчеру повесили, и тете Полли - а все потому, что Том сказал: если повесить листовку только одной тете Полли и больше никому, то все остальные сразу что-то заподозрят. Осталось еще много нерасклеенных листовок, но Том решил, что они нам еще пригодятся.

На утро - это была среда - опять поднялся большой переполох: те, у кого на дверях были листовки, радовались и благодарили судьбу, а те, у кого их не было, перепугались, разозлились и принялись ругать тех, у кого они были: мол, если они сами не аболиционисты, то уж точно их любимчики, а это почти одно и то же. И никто не мог взять в толк, как же это шайка Сынов Свободы ухитрилась под носом у солдат пробраться в город и развесить листовки. Ясное дело, все заволновались и начали подозревать друг дружку, не знали, кто свой, кто чужой. Кое-кто даже говорил, что город кишит изменниками. И вдруг все сразу замолчали - боялись сказать еще хоть слово: ведь и так слишком много всего наговорили, да еще, может быть, и не тем, кому надо.

Никогда еще при мне никто так страшно не ругался, как полковник; и Том то же говорит. Полковник собрал капитанов у себя в штабе и сказал, что это позор, что так дальше продолжаться не может и впредь надо лучше следить. И капитаны обещали стараться.

Том велел мне записывать имена тех, кто плохо говорит о людях, у которых на дверях висят наши защитные листовки, и сам тоже обещал записывать.

Тетю Полли успокоила листовка на двери, она уже не так боялась, как раньше. Но утром пришла миссис Лоусон, жена адвоката, и вконец ее расстроила. Она сделала вид, что ничего не знает о листовке тети Полли, и говорит: слава Богу, у нее самой такая не висит, ей и не надо. Но если кто-то хочет, чтобы их защищали подпольные шайки аболиционистов, и им не стыдно - то пожалуйста, ей все равно! А когда тетя Полли покраснела и ни слова не могла в ответ вымолвить, миссис Лоусон встала и говорит: «Может быть, я лишнее сболтнула, простите меня», - и ушла, надувшись, а от тети Поллиного спокойствия и следа не осталось.

Ночью мы повесили листовки на дверях у всех, кого взяли на заметку, и у миссис Лоусон тоже. Это многих заставило замолчать, и миссис Лоусон тоже притихла и успокоилась, не то что раньше. А еще одну листовку мы нацепили на спину Джеку Флэкеру - он спал на своем посту у дровяного склада. Утром мы с Томом пошли бродить по городу и вдруг видим: пять листовок висят не на тех дверях, куда мы их вешали.