Все о Томе Сойере и Гекльберри Финне (сборник) - Твен Марк (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗

– Господи боже! – говорю я. – И мы станем такими богатыми, как Креозот [96], да?

– Ну да, ты хочешь сказать – «как Крез [97]". Понимаешь, дервиш искал в том холмике все сокровища мира и не знал, что у него под ногами тысяча миль настоящих сокровищ. Погонщика он ослепил, а сам был куда более слеп.

– Масса Том, сколько же у нас всего денег будет?

– Я пока точно не знаю. Надо еще высчитать, а это нелегкое дело, потому что тут больше четырех миллионов квадратных миль песку, по десять центов склянка.

Джим страшно разволновался, но, услыхав про склянки, немножко успокоился, покачал головой и сказал:

– Масса Том, нам не купить столько склянок. Даже королю – и то столько не купить. Давайте лучше не будем забирать всю пустыню, масса Том, ведь эти склянки нас вконец разорят, уж это точно.

Том тоже притих; я думал – из–за склянок, но оказалось, что нет. Сидел он, размышляя про себя, и все грустнее и грустнее становился. Наконец он сказал:

– Ничего у нас не выйдет, ребята. Придется нам это дело бросить.

– Да почему же, Том?

– Из–за пошлин. Когда ты пересекаешь границу какой–нибудь страны, там всегда находится таможня. Приходят чиновники, роются в твоих вещах и облагают их огромной пошлиной. Они говорят, что таков их долг. Понимаешь, это их долг обобрать тебя до нитки, если только можно, а если ты не заплатишь пошлину, то они сцапают твой песок. Они называют это конфискацией, а на самом деле просто возьмут да и сцапают. Если мы повезем этот песок в ту сторону, куда мы сейчас едем, нам придется то и дело перелезать изгороди, одну границу за другой Египет, Аравия, Индия и так далее, – покуда мы совсем из сил не выбьемся, и все они будут тянуть с нас пошлину. Теперь ты понял, что нам этой дорогой не проехать?

– Да к чему все это. Том? – говорю я. – Ведь мы можем просто пролететь над всеми ихними границами – и все тут. Им ведь нас ни за что не остановить.

Посмотрел он на меня с грустью, да и говорит серьезным таким голосом:

– По–твоему, это честно будет, Гек Финн?

Ненавижу я, когда меня вот так перебивают! Я на это ничего не ответил, а Том продолжал:

– Другой путь нам тоже отрезан. Если мы вернемся той же дорогой, какой приехали, то угодим прямо на нью–йоркскую таможню, а она хуже их всех, вместе взятых, – и все из–за нашего груза.

– Почему?

– Да потому, что в Америке сахарский песок не разводят, а когда в Америке какую–нибудь вещь не разводят, то надо платить миллион четыреста тысяч процентов, если ты хочешь ввезти ее в Америку оттуда, где ее разводят..

– Не вижу в этом никакого смысла. Том.

– А кто же видит? Зачем ты мне это говоришь, Гек Финн? Ты подожди, пока я скажу, что вижу в этом смысл, а уж после ругай меня за это.

– Ладно, считай, что я заплакал и извинился. Ну а дальше–то что?

Джим говорит:

– Масса Том, они как эту пошлину берут, за всё, что в Америке не разводят, и никакой разницы для них нету?

– Вот именно.

– Масса Том, есть ли на свете что–нибудь дороже благословения божия?

– Ясно, что нету.

– Священник – он ведь стоит на кафедре и просит, чтоб на людей снизошло благословение божие, верно?

– Верно.

– Откуда оно снисходит, благословение–то?

– Ясно откуда–с небес.

– Да, сэр, вы в самую точку попали, голубчик. Оно снисходит с небес, а небеса – это ведь заграница. Ну вот, а за это благословение они тоже пошлину берут?

– Нет, не берут.

– Понятно, не берут. И, значит, выходит, что вы ошиблись, масса Том. Не станут же они брать пошлину за всякий хлам вроде песка, который никому не нужен, раз не берут ее за самые лучшие вещи, без которых никто обойтись не может.

Видит Том Сойер, что сказать ему нечего, – Джим его окончательно в угол загнал. Он попробовал выкрутиться, сказал, что они просто позабыли ввести эту пошлину, но на следующей сессии конгресса непременно вспомнят и введут ее, да только он и сам понимал, что жалкая это увертка. Он сказал, что пошлиной облагаются все заграничные товары, кроме этого, и потому если они не обложат и этот пошлиной, то не будет у них никакой последовательности, а последовательность–первое правило в политике. И он все время утверждал, что они нечаянно забыли про эту пошлину и что обязательно введут ее, а не то их непременно на этом деле поймают да на смех поднимут.

Но мне уже неинтересно было слушать про такие вещи, раз мы все равно свой песок провезти не могли, а потому я и вовсе нос повесил, и Джим тоже. Том старался нас утешить. Он сказал, что придумает еще какую–нибудь спекуляцию ничуть не хуже, а то и лучше этой, но все без толку – мы не верили, что может быть еще одна такая же. Ох, до чего же скверно это было! Не успели мы разбогатеть, да так, что хоть покупай целую страну, учреждай там королевство, да и живи в счастии и довольстве, – как вдруг мы уже снова бедные и несчастные, да еще с этим самым песком на руках. Раньше песок был такой приятный, что твое золото да алмазы, и такой мягкий да шелковистый на ощупь, ну а теперь я просто смотреть на него не мог, так мне. тошно стало; и я понял, что до тех пор не успокоюсь, покуда мы от него не избавимся, чтоб не напоминал он нам о том, чем мы были и чем стали. И у прочих то же самое было на душе. Я это точно знаю, потому что они очень обрадовались, когда я сказал: «Давайте–ка возьмем весь этот мусор и выкинем за борт».

Да, порядочная это была работенка! И Том решил распределить ее по справедливости и по силам. Он сказал, что мы с ним уберем по одной пятой песку, а Джим – остальные три пятых. Но Джиму такой порядок не понравился, и он сказал;

– Я, конечно, самый сильный и потому согласен сделать больше всех, да только, масса Том, вы, ей–богу, что–то уж чересчур много на старого Джима навалили.

– Не знаю, Джим; а впрочем, дели–ка ты его сам, а мы поглядим.

Вот Джим и говорит, что, по всей справедливости, нам с Томом не меньше чем по одной десятой полагается.

Тут Том повернулся к нам спиной, чтоб побыть одному, и на лице у него появилась улыбка – такая широкая, прямо всю Сахару осветила – до самого берега Атлантического океана, откуда мы приехали. Ну а после он снова повернулся к нам и сказал, что это хорошее распределение и что если Джим согласен, то и мы тоже согласны. Джим сказал, что он согласен.

Тогда Том отмерил наши две десятые на корме, а остальные отдал Джиму. Джим страшно удивился при виде того, какая огромная часть песку пришлась на его долю и какая маленькая на нашу. Я, говорит, очень рад, что вовремя высказался и попросил отменить первое распределение, потому что, мол, даже и теперь на мою долю приходится больше песку, чем удовольствия.

Мы принялись за дело. Ох, и жарко же нам стало! Пришлось передвинуться в более прохладную погоду, потому что выдержать было просто невозможно. Мы с Томом сменяли друг друга – пока один работал, другой отдыхал; но беднягу Джима сменить было некому, так что вся эта часть Африки промокла от его пота. Нам было так смешно, что мы даже не могли как следует работать, и Джим все время беспокоился, что с нами такое стряслось, так что нам приходилось всячески изворачиваться и придумывать разные причины – не очень–то убедительные, но для Джима все сойдет, он всему верил. Когда мы покончили с работой, то просто чуть не померли – не от усталости, а от смеха. Джим тоже чуть не помер – он так замаялся, что нам пришлось по очереди сменять его, и он благодарил нас как только мог. Сидит он на планшире, вытирает пот и говорит, что мы очень добры к бедному старому негру, и он никогда нас не забудет. Джим – он всегда был самым благородным негром на свете и всегда благодарил за любую мелочь, какую для него сделаешь. Он только снаружи был черным – внутри он был белый, ничуть не хуже вас.

ГЛАВА XII. ДЖИМ В ОСАДЕ

Теперь вся наша еда была здорово приправлена песком, но, когда есть хочется, это не страшно, а ежели ты не голоден, тогда все равно есть неохота, – и потому горсточкой песку каши не испортишь, я так понимаю.