Хронометр (Остров Святой Елены) - Крапивин Владислав Петрович (е книги .TXT) 📗
– Однако и прохлады особой нет, – лейтенант Ромберг тоже тронул воротник. – Обратите внимание, господа, какое теплое у ветра касание. – Он поднял над плечом ладонь.
Беллинсгаузен засмеялся:
– Право же, мы сегодня как дамы в санкт-петербургском салоне: вовсю разговорились о погоде.
– В море погода – не для светской беседы тема, а наиважнейший предмет, – возразил слегка запальчиво Отто Коцебу, который с братом Морицем был в компании офицеров. И смешался, покраснел под насмешливо-добродушным взглядом Ратманова.
– Уж коли сухопутные кадеты начали понимать морские истины, то и впрямь, значит, наше плавание несет великую пользу, – пряча усмешку, сказал Макар Иванович. – А вот когда окрестят наши матросы господ Коцебу по всем Нептуновым правилам, тогда и совсем моряками станете… – Он кивнул на матросов, которые между фоки грот-мачтами наливали ведрами морскую воду в сооруженную из парусинового тента купальню.
Вода в купальне тяжело колыхалась, распирая брезентовые борта самодельного бассейна. Корабль мягко приподнимали пологие волны. Люди, уже привыкшие к плаванию, не замечали их и лишь иногда, если палуба особенно быстро уходила вниз, покачнувшись, искали опоры.
Так покачнулся и взялся за косяк в двери каюты действительный камергер и чрезвычайный посланник его императорского величества Николай Петрович Резанов.
Ласково пощурившись на солнце, Резанов подошел к другой группе, составляли которую люди его свиты: майор Фридериций, надворный советник Фосс, доктор Бринкин, живописец из Академии художеств Курляндцев и главный приказчик Шемелин, который, впрочем, держался в стороне. Здесь же был и гвардейский подпоручик Федор Толстой. Он до недавнего времени больше льнул к дружной компании морских офицеров, но после шумной ссоры с лейтенантом Левенштерном, за которого вступились и другие, вот уже несколько дней не подходил к ним.
По дороге Резанов учтиво кивнул офицерам, которые, щелкнув каблуками, наклонили головы. Когда же отошел он, Ратманов сказал с досадливым зевком:
– Шелковая кукла.
Было в Резанове, невысоком и щуплом, что-то от кавалера екатерининских времен – недавних, но уже отошедших в прошлое. Паричок с буклями над ушами, камергерский мундир, похожий на камзол, шелковые чулки, маленькая придворная шпага со старинной, в хитрых завитках рукоятью. И некоторая плавность и приторность в разговорах, раздражавшая флотских офицеров, воспитанных в суровых правилах Морского корпуса. Салонная манера эта не оставляла Николая Петровича даже во время споров.
Впрочем, споры пока не выходили за рамки светских приличий, хотя начались они давно, еще в Кронштадте. Тогда Крузенштерн взялся за голову, узнав, сколько помещений требуется свите посланника и сколько посольского и компанейского груза сверх расчета надобно уместить в трюмах. О чем думали раньше в дирекции компании, в министерстве и при дворе?
Крупная размолвка случилась и в Копенгагене, когда заново перегружали корабль. Резанов хотя и ласковым голосом, но с полным ощущением власти попытался излагать свои требования.
– Ваше превосходительство, – ответил тогда Крузенштерн. – Взятая нами гамбургская солонина, как сообщает мне в письме тамошний консул, приготовлена прескверно. Выгрузить бочки и пересолить ее – единственное средство. В противном случае неминуема цинга, и одному богу ведомо, сколько наших служителей недосчитаемся мы тогда в долгом нашем плавании. Достаточно нам прискорбного случая на “Неве”, когда по недосмотру корабль лишился прекрасного матроса…
Резанов развел руками и поднял к потолку каюты глаза, давая понять, что на все воля божия.
Крузенштерн сухо продолжал:
– Как командир, я считаю своим долгом неизменную заботу о матросах, с тем чтобы каждый из них вернулся в отечество живым и здоровым.
Резанов сказал:
– Мы все, выполняя высочайшую волю, отправились в сие опасное предприятие и не можем теперь знать, вернемся ли. Во славу государя императора и России мы обратили себя на риск равно с рядовыми служителями. Я же замечаю, господин капитан, что о матросах печетесь вы не в пример больше, чем о других участниках экспедиции.
– Это потому, что матросы судьбою и званием своим поставлены в полное нам подчинение. Можем ли мы пользоваться недостатком их прав и забывать о тех, о ком заботиться – наша первая задача?
– Первая задача наша, – напомнил Резанов, – неукоснительное исполнение всех миссий, определенных волею его императорского величества.
– Миссии эти завершить успешно без матросов мы не в состоянии. От них зависит исход экспедиции, – отрезал Крузенштерн. И не сдержал раздражения: – Одно дело ваш повар, коего тяжко больным сочли вы нужным взять в плавание и чья неминучая кончина ляжет только на вашу совесть. Другое дело – матросы, за которых отвечаю я, равно как и за корабли, мне доверенные. Посему, ваше превосходительство, во всех делах, связанных с плаванием, считаю себя единственным командиром…
Первый лейтенант “Надежды”, испытанный моряк и кавалер боевого ордена Ратманов, поддерживал капитана во всех спорах. Он бывал даже круче Крузенштерна, таков уж характер Макара Ивановича. И от других офицеров Ратманов суждений своих не скрывал. Вот и сейчас, на шканцах, продолжил он разговор:
– Да и не в том беда, что кукла он, а в том, что при пудреных своих мозгах лезет в морские дела. Здесь не императорский двор и не компанейские торга…
Лейтенант Головачев до того времени в разговоре не участвовал. Стоя у планшира, смотрел, как серебристыми веретенцами прокалывают воздух летучие рыбы. Сейчас он обернулся:
– Право же, Макар Иванович, непонятно, отчего вы так невзлюбили Николая Петровича. Мысли его не всегда совпадают с нашими, да не значит же это, что он дурной человек.
– Для своих друзей придворных, может, он и хорош.
– Да не столь уж он и придворный, и звание камергерское получил недавно. Николай Петрович просвещенный человек, недаром же служил в секретарях у знаменитого нашего стихотворца Державина. Говорят, что был знаком и с Радищевым, который чуть не лишился головы за свою книгу о непосильном рабстве крестьян…
– Знаком-то знаком, да только где сейчас Радищев, а где Резанов. Радищева камергером не жаловали…
– Ну и Николай Петрович камергерство свое не в петербургских палатах проживает, – слегка раскрасневшись, возразил Головачев. – С нами идет вокруг света. А каково ему? Жену похоронил недавно, тоскует. И о детях оставленных тревожится.
Ратманов, однако, не сдался:
– О жене, коли ее нет уже, не все ли равно где тосковать? – грубовато усмехнулся он. – Что на берегу, что в океане… А о детях обещана ему государем великая забота…
– Капитану нашему тоже несладко, – вмешался мичман Беллинсгаузен. – От молодой жены ушел в море, от сына, который только что родился. Легко ли? Небось ночей не спит…
– Да полно, господа, – сказал лейтенант Ромберг. – Что бы ни случилось, государь не оставит наших близких.
– Это уж точно, – усмехнулся Ратманов. – За государем мы как за каменной стеною…
Все неловко замолчали: слова были вроде и правильные, а вот усмешка Макара Ивановича…
– А что это, господа, мы о всяческой суете беседуем! – излишне громко воскликнул Беллинсгаузен. И добавил уже искренне: – О том ли надо думать, когда близится такая минута! Ведь экватор же! Мыслимо ли?
– А и в самом деле, черт подери! – весело согласился Ратманов. – Сколько ни плавал в жизни, а не чаял быть при таком деле. Российские корабли первый раз вступают в другое полушарие Земли! А?
– Да скоро ли уж? – нетерпеливо сказал Отто Коцебу.
В то же время шла беседа и в группе, где стоял Резанов. Глядя на матросов, что возились с парусиновым бассейном, майор Фридериций сказал, пряча под шуткой опасение:
– Как бы капитан наш не распорядился учинить Нептуново крещение всем без различия званий. Право, господа, экватор – великое достижение, но стоит ли он насморка?
– Полагаю, господин Крузенштерн пощадит нас, – в тон майору ответил Николай Петрович, – и ограничится лишь малой церемонией. Но совсем противиться обычаю нам сегодня не пристало… По правде же говоря, обычай сей мне кажется ненужным. Подобные игрища устраиваются обычно на кораблях иных наций. Надобно ли россиянам перенимать то, что чуждо русской вере и духу? Господин же Крузенштерн столь долго служил в английском флоте, что готов и у нас завести иноземные порядки.
