На берегу Севана (др. изд.) - Ананян Вахтанг Степанович (книга жизни txt) 📗
Пионерки клали в гнезда по десять — двенадцать яиц и, посадив наседок, привязывали их за ноги к колышкам. Но растревоженные клушки не соглашались приступить к исполнению своих обязанностей.
— Что здесь, обезьяну, что ли, водят? — сердито ворчал дед Асатур, отгоняя теснившихся у дверей сарая ребятишек. — Кур не видали?
— А что нам с этими яйцами делать, дедушка? — спросила Асмик, указывая на корзину с отобранными яйцами несъедобных птиц — чаек, цапель.
— Эти?… Эти, я вам уже сказал, отдайте рыбному тресту.
— А не сберечь ли? — спросил Армен. — Мы будем кормить ими наших птенцов.
— Армен умнее всех нас, — признался Камо. — Спрячем эти яйца. Ничего лучше и придумать нельзя.
Три недели ухаживали Асмик и ее подруги за наседками. Три недели Армен, пользуясь аккумуляторами, непрерывно поддерживал равномерную температуру в инкубаторах. Три недели дед Асатур с длинным кинжалом на поясе и ружьем за плечами сторожил колхозный сарай. Каждый раз, заметив Сэто, дед грозил ему:
— Ты у меня не вертись тут, как лиса-воровка, не то шкуру сдеру!
Деда Асатура разбирало нетерпение. То и дело заходя в сарай, старик смотрел на сидящих рядами наседок, на инкубаторы и как-то раз шепотом спросил Армена:
— Скажи, Армен, а эти штуки какой ученый выдумал?
— Инкубаторы, дедушка, наши советские инженеры построили.
— Да-а… — глубокомысленно протянул дед. — И ты думаешь, они птенцов высидят?
— Инкубаторы? А как же! Обязательно высидят, дедушка. Для того они и построены. Ты так говоришь, точно в первый раз слышишь, что в нашем селе в инкубаторах цыплят выводят. Не видал разве?
— Ну, я ведь все время в полях да в горах или ночами село стерегу — некогда и посмотреть было. А слыхать — слыхал, — оправдывался дед.
Живая изгородь
Школьники села Личк проявляли все возрастающий интерес к организуемой юными натуралистами ферме.
По решению бюро комсомольской организации пионерские отряды на своих очередных собраниях обсуждали важный и неотложный вопрос: чем и как можно помочь в организации фермы диких птиц.
На собрании двух пионерских отрядов были приняты решения вырыть на берегу ручья глубокий водоем. Пионеры другого отряда вызвались нести дежурство в сарае и помогать юным натуралистам в их повседневной работе.
В одном из отрядов возник такой вопрос: чем же кормить наседок и их будущих птенцов?
Кто-то сказал:
— Колхоз даст корм. Ему возразили:
— Колхоз, конечно, даст корм, но ферму устроили мм, школьники, и мы тоже можем кое-что добыть. Зачем все от колхоза требовать? Поля полны кузнечиков, островки на Гилли — червями, мхом. Почему бы не использовать все это?
— Знаете что? — сказал один из пионеров. — Дикие утки очень любят корни камышей и молодые побеги. Можем пойти и за ними после уроков.
— А разве куры не любят муравьиных яиц? — вмешался другой.
— Ого! Ты что же, хочешь, чтобы мы из-за кур разоряли красивые города муравьев?
— «Красивые города»?… — засмеялся первый. — Они только портят колхозные луга. Эти «красивые города» надо уничтожать: они попадают в зубцы жаток и портят их… Идем! И луга колхозные очистим от муравьиных гнезд, и яиц наберем. Знаете, какой это корм для птиц! Что может быть вкуснее!…
На одном из собраний пионервожатая Араке, потряхивая черными кудрями, сверкая глазами, спрашивала у своих пионерок:
— Ну, скажите, какая же может быть ферма без изгороди? Сарай со всех четырех сторон открыт. Разве можно в таком помещении птиц разводить?… Вылупятся птенцы — что же, вы их в сарае держать будете? Выйдут, а тут их скотина затопчет…
— Кошки потаскают! — раздался чей-то тоненький голосок.
— Почему только кошки? Если забора не будет, и лисы придут!
— Да, но из чего же мы сделаем изгородь? — спросила одна пионерка. — Леса у нас нет, а кто нам даст железо?… — Помолчав, она добавила: — Один тростник у нас. Разве из тростника?…
— Нет, коровы поломают, — возразила Араке. — Давайте лучше живую изгородь устроим. Будет расти, густеть, высокой станет…
— Живую?… Как так — живую? — загудели пионерки.
— Обыкновенную… Из терновника. Выроем вокруг сарая канаву и посадим.
— А где мы терновник достанем?
— Грикор знает, он нам покажет… Грикор, — спросила Араке у вошедшего мальчика, — где терновник растет? Много терновника?
Грикор сразу сообразил, зачем понадобился терновник, и ответил им неторопливо и серьезно:
— Терновник? Сколько хотите! Много. Вот только кишка тонка его вырыть да снова посадить.
— А ты что думаешь — у пионерок моего отряда сил не хватит? — рассердилась Араке. — Ты нам только место покажи и скажи, как надо рыть, чтобы корней не попортить.
— Ого! Всё ей покажи да расскажи! Не хочешь ли еще, чего доброго, на меня нагрузить?
— Нет, доставить мы сами можем. Обвяжем веревками и дотащим, как хворост. Ты нас только сведи на Дали-даг, покажи, где растет.
Грикор любезно поклонился.
— Готов служить, — с шутливой почтительностью сказал он. — Только пусть каждая из вас возьмет по кирке и по веревке. Идем!
Под вечер, выйдя из сарая, дед стал у дверей и зорким глазом обвел колхозные поля: не забрела ли куда скотина?
На склоне горы у верхнего края села поднялось облако пыли. Оно росло и приближалось.
Старик приложил ладонь щитком ко лбу.
— Что это? — удивился он. — Зачем сегодня так рано овец домой гонят?»
Клубы пыли приближались, но их поднимали не овцы. Несколько десятков пионерок и пионеров с Араке и Грикором во главе волокли за собой колючие кусты терна.
Стряхнув с себя пыль, школьники, не отдыхая, взялись за работу: одни начали рыть канаву, другие бережно опускали в нее корневища терновника и заботливо засыпали их землей. Понемногу вокруг сарая вырастала густая, непроницаемая живая изгородь.
В разгар работы к детям подошли Баграт и Арам Михайлович. За ними шел Камо.
— Знаешь ли, — сказал председатель учителю, — у них что-то получается. Но ферму эту я оформлю только тогда, когда появятся птенцы.
— А до тех пор? — обеспокоился Камо.
— До тех пор только корм выдам… авансом. Больше ничего.
— А трудодни работникам? — шутливо спросил Арам Михайлович.
— Трудодни?… Пока птенцов своими глазами не увижу, никаких трудодней! — делая серьезное лицо, ответил Баграт.
В колхозном сарае
«Когда же вылупятся птенцы? Не остынут ли яйца?» — только эти мысли и волновали Асмик.
До полудня в сарае дежурил и наблюдал за поведением наседок Грикор, учившийся во второй смене. После уроков его сейчас же сменяла Асмик, приходившая в сарай прямо из школы. Здесь она оставалась до вечера, здесь и уроки готовила. Но Асмик ухаживала за наседками не одна. Пионерская организация школы каждый день присылала ей на помощь девочек.
За Асмик в сарай прибегала мать.
— Ох, ослепла бы я, доченька! Ведь ты же сидишь здесь голодная… Почему не приходишь обедать? — волновалась она.
Однако, поняв, что дочку от инкубатора не оторвешь, волей-неволей бежала домой, чтобы принести ей обед.
Однажды, когда Анаид пришла в сарай с обедом для Асмик в котелке, завернутом, чтобы не простыл, в несколько полотенец, она застала дочь поглощенной наблюдениями за одной из наседок. Асмик с удивлением смотрела на курицу, которая, покинув гнездо, клювом и крыльями ворошила лежавшие в нем яйца.
— Вот так курица! — поражалась девочка. — Все яйца перебьет!… Успокойся, успокойся, сядь! — уговаривала она наседку.
— Не беспокойся, доченька, — с улыбкой сказала мать, — так.они все делают. И они ведь матери, и они во вред своим птенцам ничего не сделают. Последи — и увидишь, что каждая наседка по нескольку раз в сутки переворачивает в гнезде яйца.
— А зачем?… Нельзя позволять? Я так хорошо укладываю яйца, а они их переворачивают… Уложу, уйду в школу, а приду назад — всё кувырком! — говорила Асмик.
