Та сторона, где ветер - Крапивин Владислав Петрович (серия книг TXT) 📗

– Мне через год тоже английский учить придется, – говорит Владик.– Ничего, папа учил когда-то, он поможет. В пятом классе толстый учебник?

– Тонкий…

Генка вспоминает свой учебник. По-прежнему он валяется за поленницей. Ну и пусть. Говорят, в этом году у пятиклассников будут новые учебники, не такие. Может быть, по ним легче заниматься. И еще, говорят, уйдет на пенсию Вера Генриховна. Тоже хорошо. С новым учителем дела у Генки пойдут, наверно, лучше. Год, конечно, пропал, но зато Генка все начнет сначала. Это ведь тоже не просто. Он сам читал в какой-то книге: «Надо иметь мужество, чтобы все начинать сначала». Вот он и имеет…

Успокоив себя, Генка прогоняет мысль об английском. Небо голубое, и облака наполнены солнцем. Басовито гудит у пристани теплоход.

– Слышишь? Прощается, – говорит Владик.

– Это «Рахманинов», – говорит Генка.

– Гена…

– А?

Владик нерешительно молчит. Генка ждет.

– Послушай, – начинает Владик. – Я рассказать хочу… Вот ночью иногда так бывает. Я не сплю, а они гудят. Разные голоса – тонкие, густые, тихие, громкие… Знаешь, я думаю иногда, что за окном не огород теткин, а море. Будто порт большой и корабли у причала. Маленькие, большие. Уходят, приходят. И огни кругом в воде отражаются… Смешно, верно?

Он всегда так спрашивает, когда совсем не смешно. И Генка теряется.

– Побывать бы на море! – тихо говорит Владик. – Ты бывал?

– Бывал. Один раз в Одессе. У нас там дядя живет, мамин брат. У самого моря.

– Синее?

– Синее, – говорит Генка, хотя море разное. Если штормовое, то совсем не синее. Но объяснить, какое оно, море, Генка все равно не сумел бы.

– Побывать бы! – повторяет Владик. – Мы все равно побываем, я папу уговорю, чтобы в следующий отпуск поехать.

– Поедете, – говорит Генка.

Он знает: Владька упрямый и все равно добьется, если задумал. Маленький, а упрямый. Генка вспоминает, как Иван Сергеевич недавно рассказывал: «Хотел его в интернат для слепых устроить. А он ни за что! Я ему говорю, что там и жить веселее, и учиться легче. Учебники там специальные и вообще все приспособлено. А он в слезы… Ну, я переждал, а потом говорю: «Все равно поедешь». А он сел за стол, кулаками щеки подпер и так спокойно уже: «Все равно не поеду». – «Поедешь!» —

«Нет, хоть убивай». – «Убивать не буду, а поедешь!» – «Без тебя никуда не поеду»… Ну, вот так и живем»…

– Гена, облака большие? – спрашивает Владик.

– Не очень.

– Белые?

– Желтые от солнца. Светло-желтые.

– Я их во сне часто вижу, – говорит Владик. – Белые, розовые. И грозовые. Они такие темно-синие, когда грозовые, да?

– Да, – почти шепотом отвечает Генка. Ему трудно разговаривать об этом с Владиком.

– Я помню… – говорит Владик.

Генка долго не решается сказать одну вещь. Но очень хочется помочь Владику, и он побеждает неловкость:

– В газетах пишут, что такие люди есть, которые пальцами видят. Цвет могут определять, книжки читают. И свет чувствуют. Только тренироваться надо.

– Пробовал я, – говорит Владик с короткой усмешкой. – Даже пальцы смозолил. Не выходит.

«Зря я начал», – думает Генка.

Владик медленно, словно вспоминая, произносит:

– Иногда… у меня такие пятна перед глазами… Будто размытая краска. Понимаешь, не сплошная чернота, а мутные такие пятна… разноцветные… Вот я думаю: значит, какие-то нервы работают?

Что может ответить Генка? Да Владик и не ждет ответа. Он стоит, пощипывая у плеча нитку «Фрегата», как струну. Генка не видит это, но чувствует. И кажется Генке, что Владик слушает незаметный звон струны-нитки.

– Илька бежит, – вдруг говорит Владик.

И Генка тоже слышит сухое щелканье сандалий.

– Ген, тебя домой зовут!

– Кто зовет?

– Бабушка сказала!

– Зачем?

– Не знаю! Говорит, обязательно!

– Я пойду, – вздохнул Генка и начал сматывать нитку на широкую фанерную «вилку». Мотать на катушку было некогда.

Илька стоял внизу, запрокинув голову, и подпрыгивал от нетерпения, будто ему, а не бабушке до зарезу был нужен Генка.

– Придешь? – спросил Владик, когда Генка был уже на лестнице.

– Конечно.

Генка вышел из калитки с «Кондором» под мышкой и, сердито глянув на незваного Гонца, зашагал домой. Илька запрыгал рядом. Только прыгал он как-то неуверенно, нехотя. И наконец перестал совсем.

– Гена, знаешь что…

– Что?

– Гена, тебя бабушка не звала. Это я нарочно.

Генка остановился.

– Илька, – прищурившись, сказал он, – пошутить захотелось, да? Вот как врежу по башке…

Но он знал, что не врежет. Нехорошее предчувствие уже шевельнулось в нем. В самом деле, не для шутки же вызвал его Гонец.

Илька и не обратил внимания на Генкину угрозу.

– Меня Яшка послал, – хмурясь, объяснил он. – Тебя твоя учительница ищет, вот. А при Владике Яшка говорить не велел.

Нет, ни в чем не виноват Гонец. Он сделал все, как надо. И Яшка тоже. Но Генке стало тошно и противно.

– Расскажи, – велел он.

Илька рассказал. Оказывается, когда Яшка побежал выручать упавшего змея, ему повстречалась Вера Генриховна. Яшку она знала, потому что в прошлом году он с разбегу налетел на нее в коридоре, свалился и сломал ей указку. Сейчас он снова чуть не налетел, встал с перепугу как вкопанный и выпалил: «Здрасте!» – «Здравствуйте, Воробьев», – сказала Вера Генриховна, а затем справилась, не известно ли Воробьеву, где живет Гена Звягин из пятого «В». Яшке это было известно. Однако он догадался, что у Генки нет желания встречаться с учительницей. Поэтому хитрый Воробей пробормотал, что дома у Звягиных никого нет, что Генка вроде бы заболел и пошел в больницу, а ему, Яшке, надо спешить по важному делу.

А потом он кликнул Ильку и послал предупредить Генку.

Теперь Генка знал все. Он мог вернуться к Владику и снова поднять своего змея. Но он не вернулся.

«Что ей надо? – тоскливо думал Генка. – Шла бы на свою пенсию». Не глядя на Ильку, он медленно брел к дому. Не нужно было это делать: там он мог встретить «англичанку». Но Генка шел навстречу опасности, не боясь ее и не думая о ней. Его охватило равнодушие.

Дома никого не было: бабушка ушла, наверно, к соседям. Генка вытащил из-под крыльца ключ, вошел в комнату и лег на диван.

Он долго лежал, смотрел в потолок и, кажется, ни о чем не думал.

Комната потемнела. Сначала Генка не обратил внимания. Ведь так и должно быть: когда у человека все плохо, день тускнеет. Но темнота нарастала, становилось тревожной. Генка встал, подошел к окну и увидел, что над крышами вырастает темно-синяя, громадная, как материк, туча.

Генка зябко повел плечами и захлопнул форточку.

Глава восьмая

Что случалось в те далекие времена, когда Генке было всего четыре года, он помнит очень смутно. Больше по рассказам бабушки. Но один случай Генка запомнил на всю жизнь. И не по рассказам запомнил, а сам, потому что он один и видел это.

Тоже была гроза. Сухая и трескучая. Скрипела открытая форточка, и ветер заносил в нее теплую пыль. Генка сидел в кухне на бабушкином сундуке и вздрагивал при каждом ударе грома. Вздрагивал от неожиданности, а не от страха. Что такое гроза, он еще не очень понимал.

Вдруг стало тихо-тихо. Полуоторванная форточка пискнула и обессиленно повисла на одной петле. По стенам разошелся неприятный красноватый свет. Генка вскинул голову и увидел шар.

Шар был большой, с новый Генкин мяч. Он висел над столом и светил, как неяркая лампа в закопченном розовом абажуре.

Потом Генка увидел, что шар крутится – так быстро, что расплывались его очертания. Генка не испугался, но ему стало как-то неуютно и беспокойно.

– Ба-а! – позвал он и опрокинулся на спину от разорвавшего уши треска.

Он ни о чем не успел подумать. Оглохший и обалдевший лежал на твердой крышке сундука и видел над собой потолок с извилистой трещиной.

Прибежала бабушка. Запричитала, закрестилась, схватила Генку на руки и, не отпуская его, стала затаптывать язычки пламени на крышке подполья.