Тайна Золотой Долины - Клепов Василий Степанович (бесплатные книги полный формат txt) 📗

– А ты не суйся, Васька! Тоже мне, вождь нашелся! Завел куда-то, а теперь что? «Золото! Танки покупать будем!» А где оно, твое золото?

– Искать надо! Ты думаешь, оно вот так сверху и лежит? Выбрал самородок покрупнее и пошел покупать танки?

Димка изобразил из себя вежливого продавца и начал перед Левкой кривляться:

– Вам прикажете КВ или Т-34? Или, может, возьмете американского «Шермана»? Что? Берете КВ? Пожалуйста! По знакомству могу уступить вам очень хороший КВ: поражает огнем, а еще лучше давит гусеницами. Вам его завернуть? Погрузить? Или погоните своим ходом, товарищ Федор Большое Ухо?

И ни с того ни с сего Димка дал Левке подножку.

– Димка, ты что? – бросился я к нему. Он с досадой махнул рукой и пошел в лес.

Мы остались около хижины вдвоем. От голода настроение было паршивое, делать ничего не хотелось, и я предложил:

– Давай, Большое Ухо, сыграем в кости.

– В чьи? В твои, что ль? – огрызнулся Левка. Вот и попробуй иметь дело с таким бестолковым товарищем!

Я стал объяснять Левке, что кости – это такая игра, которой занимаются на Аляске все золотоискатели, а он перебил меня и сказал:

– Знаешь что, Васька, ты все эти кости оставь. Мне кажется, нам надо опять стать на Тропу, только пятками наперед.

– Это как, пятками наперед?

– Просто, плюнуть на все и пойти домой.

Ну что я мог ответить Левке! Вы думаете, я не понимал, какого свалял дурака, когда затеял весь этот поход в Золотую Долину? Думаете, не знал, что Зверюга – это не Юкон и что наш край – совсем не Аляска?

Все это я понял сразу же, как только нашел вместо золота глиняный кукиш и поел эти дурацкие вареные мокасины. Играть в Джека Лондона хорошо у нас во дворе, но не на берегу Зверюги, где нет ни одной живой души и где можно околеть с голоду. Мне не хотелось только признаваться во всем этом Левке. И, кроме того, я все еще, дурак, надеялся, что нам удастся найти здесь золото и помочь Красной Армии.

Вот почему на предложение Левки я ответил так:

– Нет, Федор Большое Ухо, о доме забудь думать. Пусть нам холодно и голодно, а золото мы должны найти! Не забывай, что идет война, а что ты сделал для фронта?

– Это правда! – вздохнул Левка. – Пока ничего не сделал.

И опять мы сидели у костра, сушили носки и жевали пестики [31].

Писатель на моем месте занялся бы сейчас природой. Раз герои сидят и ничего не делают – природу описывай!

Но, спрашивается, что в этой дыре описывать? Реку? Она все еще желтая от глины, и в ней не отражаются ни солнечные лучи, ни зеленокудрые деревья, а что же описывать, если ничего не отражается? И в облаках ничего интересного: ни причудливых очертаний, ни перламутровых краев, отливающих опаловым и бирюзовым, – сплошная муть. Особенно большие горы вокруг нас тоже не возвышаются, и орлы над ними не парят. Так что не только Майн Рид, сам Константин Паустовский не нашел бы чего описывать!

Если бы не наша универсальная собака… Мурка оказалась настолько универсальной, что пригодилась мне даже для сюжета.

Пока мы с Левкой сидели у костра, собака носилась стрелой вдоль берега, обнюхивала и осматривала кусты и камни, а иногда, опустив морду к самой земле и фыркая носом, ловила какой-то, только ей понятный след и мчалась по нему, выделывая петли и восьмерки, в лес. После каждого такого поиска она торопливо возвращалась к нам и, высунув большой красный язык, смотрела на Левку, словно хотела спросить: «Что прикажешь сделать еще, господин мой, Федор Большое Ухо?»

– Скажешь, плохая собака? – молвил Левка, с гордостью взиравший на работу Мурки.

– Собака правильная, – повторил я любимое Димкино словцо.

– Ого, вот так правильная! – Левка вскочил на ноги.

К хижине мчалась сломя голову Мурка и несла что-то в зубах. Левка бросился к ней и отнял… шарф. Отбиваясь от собаки, которая радостно взвизгивала и прыгала, подал мне находку.

Шарф оказался знакомым. Я стал вспоминать, где мог его видеть, и чуть не вскрикнул: такой шарф был у Белотелова! Да, вот такой же пестрый, с яркой золотой полосой посредине… Этой тряпкой он защищал свое горло в машине, которую я останавливал в лесу на пути в Золотую Долину.

Значит, Белотелов ехал сюда? А где он сейчас и что ему надо возле хижины?

Когда я объяснил Левке все про шарф, интендант даже побледнел от злости:

– Сейчас я узнаю, что делает здесь этот иуда! – и начал совать шарф в нос Мурке: – Ищи! Ищи!

Но собака не понимала приказа. Она, видно, думала, что хозяин хочет играть с ней, и стала прыгать, рычать, лаять и вытворять все те номера, какие приняты у хороших дворняжек.

– Тьфу, бестолочь! – обозлился Левка. – Только все равно – не будь я Федор Большое Ухо! – сведу с ним счеты.

Что уж хотел сделать со своим врагом Левка, не знаю, но неприятная находка здесь, в Золотой Долине, меня встревожила. Почему этот тип все время путается у нас в ногах? Что ему нужно здесь, где нет ни одной живой души?

Мне вспомнилось, какими глазами смотрел на меня Белотелов, когда я расспрашивал дядю Пашу о том, как попасть в Золотую Долину. Только теперь я понял, чем он еще поразил меня тогда: в его взгляде таился страх. Недаром Белотелов усмехнулся, когда на вопрос дяди Паши, не в Золотую ли Долину я собираюсь идти, я что-то врал насчет спора… У Белотелова, видно, сразу отлегло от сердца, и он успокоился. Интересно, что подумал этот субъект, когда мы остановили машину в лесу?

И опять я отчетливо представил себе, как Белотелов кутается в шарф и поднимает воротник. Уж не хотел ли он, подобно страусу, спрятаться от меня?

Я настолько погрузился в размышления, что и не заметил, как поднялся от костра и зачем-то побрел вверх по долине, невольно всматриваясь во все, на что прежде не обращал внимания.

Метрах в ста от хижины я набрел на широкую полосу глины, нанесенной с горы водным потоком. Она еще не затвердела, и я подумал, что каждый, кто вздумает пройти по долине, неизбежно оставит на этой желтой полосе свои следы. Во мне тотчас проснулась душа разведчика-следопыта, и я направился вдоль глиняных наносов.

Около реки гладкая желтая поверхность была словно прострочена тонкими следами куликов, которые, видимо, играли здесь по ночам. Какой-то небольшой зверек – ласка или, может быть, горностай, – с разбегу угодив в грязь, испуганно метался по глине, петлял, но скоро перебежал на ту сторону, оставив после себя тонкую двойную бороздку.

Мышь тоже, видно, хотела перебраться через неожиданную преграду и поплатилась за свою неосторожность жизнью: следы, вначале отчетливые и неглубокие, потом превратились в толстую бороздку – мышь угодила в жидкую глину и завязла. Там, где бороздка прерывалась, видны были глубокие ямки. Серое, с темными краями перо, лежавшее тут же, свидетельствовало о том, что увязшая мышь стала добычей вороны.

Вот еще какая-то крупная птица оставила на вязкой поверхности отпечаток лапок и широкий росчерк больших крыльев…

А вот это уже интереснее! Ну, конечно, здесь бежала Мурка и волочила за собой шарф. След шел с той стороны наносов. Заинтригованный, я пошел по нему дальше к лесу и, несмотря на то, что был уже ко всему подготовлен, замер от непонятного страха, увидев на глине отпечатки… галош. Мне вспомнилась картинка из книги Даниэля Дефо, где Робинзон Крузо со вставшими от ужаса волосами смотрит на углубление от босой ноги в песке необитаемого острова.

Каким ужасным зрелищем может быть иногда след человека!

Я наклонился и стал рассматривать этот след.

Дерсу Узала и Соколиный Глаз уж, наверно, глядя на такой отпечаток, узнали бы все, вплоть до имени ступавшего здесь сегодня или вчера. Я же только мог сказать, что галоши были новые и принадлежали крупному мужчине.

Около самого леса, под нависшими ветвями деревьев, следы вели уже в обратную сторону, к выходу из Золотой Долины.