Вовка - зелёная фуражка - Шманкевич Андрей Павлович (лучшие бесплатные книги .txt) 📗
— Значит, шпионы нигде пройти не могут? А как же их тогда ловят… Ты-то видала хоть одного шпиона?
Вовка думал, что Светка скажет: «Сколько хочешь».
Но она сказала:
— Нет. Ни одного. Ни вот такусенького. — Света показала полмизинца. — Зато я знаешь что видела? Пойдём, покажу…
Светка, по своей привычке, схватила Вовку за рукав и потащила к воротам заставы. До того разгорячилась — грузовик с куклами оставила у крыльца!
Почти сразу же за воротами начинался лес. Только теперь он был не таким, каким его видел Вовка по дороге на заставу. Ели и сосны зелёные, как и тогда, стволы берёз белые, осины зеленоватые, но ветви на них стали какими-то мохнатыми, живыми.
— Смотри… — прошептала Светка, показывая на берёзку у самого забора заставы. — Видишь?
— Вижу… — так же шёпотом ответил Вовка, увидав на ветках берёзки крохотные светло-зелёные листочки.
Если Светка смотрела на деревце молча, точно боясь, что молодые листочки могут сорваться с веток, как птичья стая, и улететь, то Вовка и вовсе затаил дыхание: ведь он впервые прикоснулся к великой лесной тайне — увидел ожившую по весне берёзу.
— Теперь начнётся лето… — сказала Светка снова шёпотом.
А потом всё громче, нараспев, стала выкрикивать:
— Начнётся лето! Лето! Лето!
И Вовка, забыв про то, что он не девчонка, следом за Светкой стал, подпрыгивая, выкрикивать:
— Лето! Лето! Лето!
И обоим им показалось, что молодая берёзка, опоясанная по белому стволу коричневатыми лентами, стала вместе с ними выкрикивать:
«Лето! Лето! Лето!»
Лето пришло!
И полетело в Армавир новое письмо Сеньке-тюбетейке. И конверт на этот раз был потолще: не один рисунок, а почти целый десяток!
На первом рисунке берёзка — та самая у ворот заставы берёзка, что первая принесла весточку о заполярном лете. Под берёзкой два человечка. Один в зелёной фуражке, и Сенька, конечно, догадался, что это за личность. А второй человечек так хитро нарисован, что не разбери-поймёшь, кто это — мальчик или девочка! Человечек стоял за большим валуном, только плечи и голова видны, а Вовка схитрил — не нарисовал ни косичек, ни бантика в косичке, — прямо-таки загадочная картинка!
Впрочем, напрасно Вовка мудрил: ведь Светка не в юбочке разгуливала по заставе и в лесу, а в таком же лыжном костюме, как и Вовка. Только у Вовки костюм коричневый, а у Светки красный. И носили они лыжные костюмы не потому, что было холодно, а потому что вместе с летом, вместе с теплом и цветами появились — здравствуйте пожалуйста! — комары-комарики!
Что такое комары, Вовка знал: бывало, что и в Армавире они налетали по вечерам, особенно на рыбалке. Но что их может быть миллион и ещё миллион, Вовка и не предполагал.
— Если бы переловить всех комаров вокруг заставы, — сказал Куликов, — так на каждого вашего армавирца по ведёрку досталось бы… Да на заставе ещё ветерок иногда гуляет, а комар ветра не любит. Что же говорить про лесное болото? Там по мешку на каждого насберёшь, если бы нашёлся любитель!
Лыжные костюмы тоже не спасали от этих кровопийц-разбойников. Ребята то и дело хлопали себя ладонями по шее и щекам или отгоняли комаров берёзовым веником.
Северяне даже особые дымокуры придумали, чтобы с комарами воевать. Это такие глиняные горшочки на верёвочках. В горшочках тлеют сухие гнилушки и нещадно дымят. Ходят бабушка Марфа и дедушка Матвей с такими дымарями и помахивают ими да ещё смеются: как поп с кадилом. Не любят дыма комары, но от людей далеко не отлетают: а вдруг погаснут гнилушки!
Достаётся от комаров летом и солдатам-пограничникам: они вынуждены, уходя на охрану границы, на головы надевать накомарники, сплетённые из волос густые сетки. А спят под пологом из марли. Вовка тоже спал под пологом. Он и в накомарнике пробовал ходить, но не выдержал: очень уж жарко под сеткой и не видишь ничего!
В середине лета папа привёз из отряда несколько бутылок с жидкостью против комаров. У жидкости было длинное — язык сломаешь! — название: диметилфталат, и то ли название, то ли едучий запах этой жидкости не нравился комарам: если какой храбрый комарик и садился на шею или руки, то тут же с писком улетал прочь. Солдаты сбросили накомарники и облегчённо вздохнули: не очень-то удобно сидеть в секрете с сеткой на лице!
Но это было потом, а пока Светка с Вовкой и ладонями били себя по шее и щекам, и ветками обмахивались, и спали под пологом…
Да, но вернёмся к Вовкиным рисункам.
На втором листке нарисован солдат с собакой на поводке. Конечно, это сержант Куликов со своим «пёсиком» Хмурым. А пёсик выше стола. Наверно, когда Сенька рассматривал этот рисунок, то даже головой покрутил: не собака, а целый лев!
Не знал Сенька, почему Вовка нарисовал Хмурого таким гигантом. Да потому, что таким он ему показался при первой встрече.
Как-то выскочил Вовка из дому. Светки во дворе не было. Постоял, постоял он у своего крыльца и от нечего делать пошёл бродить по заставе. Солдат у казармы не было, они занимались боевой подготовкой. Пошёл на конюшню — тоже никого. Лошади уже почищены, стоят и жуют скошенную траву. Можно было бы пойти на кухню к Ивану Ивановичу, но Вовка только из-за стола. Мама готовила сегодня вареники с творогом (творог принесла накануне бабушка Марфа), и Вовка наелся так, что дышать было трудно. А Иван Иванович заставит хотя бы кружку холодного компота выпить, а то сунет кусок с коровий носок мягкого хлеба с повидлом… К Ивану Ивановичу лучше попозже, когда завтрак порастрясётся…
И тут вдруг Вовка увидел Куликова с Хмурым на поводке.
— Куликов! — закричал Вовка и бросился к сержанту.
Но не успел он пробежать и пяти метров, как Хмурый с рычанием рванулся к нему навстречу.
Это было так неожиданно для сержанта, что он чуть не выронил поводок.
У Вовки сразу пропала охота знакомиться с Хмурым. Он попятился от него, зацепился за что-то каблуком и хлопнулся о землю. С перепугу Вовка не расслышал, что сказал сержант своему псу. Хмурый отвернулся от Вовки и прошёл мимо, даже не посмотрев на него. Зато Куликов строго сказал:
— Вот что, парень, чтобы ты от моей собачки на сто вёрст держался… Это тебе не щенок и не дворовый Шарик… Понятно?
— Понятно… — Вовка не решался подняться с земли. — Я же… только погладить…
Куликов увёл Хмурого. И тут Вовка заметил Светку на крыльце их дома. Нет, она не смеялась. Она очень серьёзно смотрела на него:
— Я тебе что говорила? Всё не верил…
Что мог ответить ей Вовка? Он молча поднялся и побрёл к своему крыльцу, но тут Светка опять стала Светкой, схватила его за рукав и предложила:
— Ладно, хоть не тяпнула за руку! Давай-ка на заимку пойдём, к бабушке Марфе. А по дороге цветов нарвём. Там ромашек одних — тысячи!
Вовка помолчал, всё ещё приходя в себя, потом сказал:
— Ладно уж, пристала… Пойдём. А цветы зачем?
— Узнаешь. Иди скажи маме, что пойдём на заимку. Скажи, что мне мама разрешила.
…Дальше — третий рисунок. Ох, нелегко нарисовать-рассказать, как ходили в гости к бабушке Марфе и дедушке Матвею.
Ведь всё не нарисуешь. Всех птиц, всех букашек, все облака, что они со Светкой видели, когда собирали букеты лесных цветов. Но вот нарисован мостик через ручеёк, а на мостике — опять два человечка в лыжных костюмах. Один в коричневом, другой в красном. И опять нельзя понять, кто в красном костюме — мальчик или девочка?
А то, что цветы у них в руках такие крупные, так это не выдумка. На Севере лето не такое длинное, как в Армавире, и всё торопится поскорее отцвести и принести плоды, чтобы плоды эти успели созреть до заморозков и на свет появилось на будущий год потомство. Солнца надо побольше впитать, и каждое растение старается, чтобы цветы у него были покрупнее. На Севере ромашки чуть не в ладонь величиной! И всё тянется к небу, каждая травинка старается вырасти поскорее да повыше соседки — побольше солнечных лучей перехватить!
Давно ли Светка показывала Вовке первые листочки на берёзе? А через неделю уже все берёзы и осины, да и все другие деревья и кусты, полный лист выбросили и лес наполнился таким птичьим гомоном, что даже не слышно стало, как ручьи шумят. Оживились пчёлы, на радость дедушке Матвею Спиридоновичу, и полетели во все стороны пыльцу собирать, в ульи таскать да на мёд её перерабатывать.
