Приключения Васи Куролесова (с иллюстрациями) - Коваль Юрий Иосифович (читать книги полные TXT) 📗
— Да, гражданин Курочкин, — сказал Болдырев, — вид у тебя неважный. И дела тоже неважные. Лучше уж сам скажи, где деньги.
— Нету у меня никаких денег. Была трёшка, и ту отобрали.
Трёшка, отобранная у Курочкина, лежала на столе. Она была измятая, старая и, кажется, даже поросла мохом.
— Маловато, — сказал Болдырев. — Где остальные?
— Нету у меня никаких денег. Нету.
Курочкина увели.
— Деньги у них есть, — сказал капитан, — и мы должны их найти.
— Да, может, они их проели — мороженое, газировка, туда-сюда.
— Какое мороженое?! Они очень много награбили. Деньги у Рашпиля. Только где он их прячет? Весь дом обыскали — нету.
— А под кроватью смотрели?
— Кто же прячет деньги под кровать? Только круглый дурак. Впрочем, под кроватью мы тоже смотрели.
— Всё ясно, — сказал Вася, — они их в чугунок сунули и в землю закопали.
— Ну нет, — сказал капитан, — понадобится трёшка — откапывай чугунок, потом снова закапывай. Хлопот не оберёшься.
— Тогда они под кроватью. Лежат в жёлтом чемоданчике.
— Я смотрел под кроватью, — сурово отчеканил капитан. — Понимаешь?
— Так точно, — сказал Вася, но в душе он был уверен, что деньги под кроватью.
Болдырев прикрыл глаза, задумался, но ему тоже вдруг показалось, что деньги под кроватью. Лежат в жёлтом чемоданчике.
— Да, — устало сказал капитан, — деньги не пахнут…
— Чего? — не понял Вася.
— Пословица такая есть: деньги не пахнут. Слыхал?
«Странная пословица», — подумал Вася.
Он взял со стола трёшницу.
Неприятная была она на ощупь — вялая, липкая, лохматая.
Вася посмотрел на неё и вдруг понюхал.
— Товарищ капитан! — почему-то с ужасом сказал он. — Кажись, она пахнет!
Глава десятая
«Всё ясно!»
— Что за ерунда! — сказал Болдырев. — Что ты придумываешь! Дай-ка я понюхаю.
Он развернул трёшницу, поглядел сквозь неё на свет и осторожно поднёс к носу.
— Хм… Запах вроде есть. Только уж очень тонкий. Не укроп ли?
— Какой укроп? Пахнет мёдом.
— Что?! — закричал Болдырев. — Мёдом! У тебя всё пахнет мёдом!
Вася побледнел было, но тут же покраснел и сказал заикаясь:
— Всё ясно!
— Что ясно?
Вася снова побледнел и пошевелил в воздухе пальцами.
— Вжу… вжу… вжу… — сказал он пчелиным голосом.
— Не может быть! — сказал Болдырев. — Не может быть! А впрочем, почему не может быть? Вжу-вжу-вжу, конечно! — Капитан в волнении прошёлся по комнате. — Тараканов! — крикнул он.
Дверь открылась, и в неё всунулся старшина.
— Найдите немедленно какого-нибудь пчелиного знатока и на машине доставьте к дому Рашпиля. Со всем пчелиным инструментом. Ясно?
— Какого знатока? — удивился Тараканов.
— Любого. Чтоб в пчёлах толк понимал.
— Слушаюсь-постараюсь! — сказал Тараканов, исчезая.
— Ну, Вася, — сказал Болдырев, — ты действительно малый головастый. Если верно догадался, получишь карманные часы. С музыкой!
Они вышли на улицу.
Матрос, который всё это время болтался у милицейской столовой, побежал за ними следом.
Славная погода стояла в городе Карманове. За день солнце обсушило грязь на дорогах и теперь свободно летело в небе, направляясь к закату. На душе у Васи было ясно.
«Карманные часы, — думал он, — с музыкой!»
Но всё-таки странно было снова подходить к дому Рашпиля. Открывая калитку, Вася даже притормозил, опасаясь, как бы не вылетела откуда-нибудь пуля.
Но пуля не вылетела. На крыльце сидел милиционер и читал газету.
— Пойди, Фрезер, пообедай, — сказал Болдырев.
Свернув газету, милиционер ушёл.
Ульи по-прежнему стояли под яблонями. Их было пять штук, и все они были покрашены зелёной краской. Вася и Болдырев разглядывали их с двух шагов.
— Что-то пчёл не видно, — сказал Вася.
— Наверно, затаились, — осторожно сказал капитан.
— А по-моему, их здесь сроду не было. Зря знатока вызвали.
Вася подошёл к ближнему улью и щёлкнул ногтём по крыше.
В ту же секунду и Вася, и Болдырев мчались через сад к дому.
Матрос, который добродушно дремал в клубнике, принял на себя основной удар пчелиной армии. Завывая, как пожарная машина, он кинулся к ближайшему пруду и спрятался в знакомую крапиву, поклявшись никогда в жизни из неё не вылезать.
Захлопнув двери и форточки, Болдырев и Вася подсчитывали свои уроны.
Васе досталось за догадку — его укусило пять пчёл. Капитан отделался легче — пчёлы будто почувствовали в нём милиционера. Его укусила всего одна пчела, зато уж как следует, в кулак. К тому же у Болдырева оказался прокушен портсигар.
— Ничего, — сказал капитан. — Пчелиные укусы полезны.
Он достал из кармана милицейский одеколон «Шипр» и стал протирать раны.
Глава одиннадцатая
Пчелиный знаток Емельяныч
К этому моменту прибыл пчелиный знаток Емельяныч.
— Пчелу я понимаю, — говорил знаток, вылезая из машины. — И она понимает меня.
— Так точно, папаша, — подтверждал старшина Тараканов, помогая старичку выгружаться.
С сомнением оглядев Васю и Болдырева, знаток сказал:
— Кто пчелу не понимает, того и она не поймёт.
Емельяныч действительно пчелу понимал. Он надел на голову чёрный пчелонепроницаемый колпак, отчасти похожий на чайник. В руки взял небольшую леечку. В ней тлели угли, и вместо воды из кончика носа выливался дым.
Облив пчелу дымом, Емельяныч стал вскрывать ульи. Тараканов помогал ему издали взглядом, а Вася и Болдырев глядели на всё это через закрытое окно. Пчёлы крутились вокруг Емельяныча, но не трогали. Правда, одна, особо злая, укусила Тараканова в кокарду.
В четырёх ульях Емельяныч ничего не нашёл, кроме пчёл и мёда, а вот в пятом улье пчёл не было. Емельяныч вынул из него одиннадцать фотоаппаратов «Зенит», четыре транзисторных радиоприёмника «Горизонт», двадцать ручных часов «Кругозор» и сто сорок девять золотых колец, надетых на палочку. Причём палочка оказалась из чистого серебра. После этого Емельяныч вынул и деньги, завёрнутые в «Вечернюю Москву» от 17 июня.
— Я пчелу понимаю, — толковал Емельяныч, когда все уже ехали обратно.
Вася и Болдырев молчали, с уважением слушая, как понимает Емельяныч пчелу.
— Понимайте пчелу, молодой человек! — приставал знаток к Васе. — И она вас поймёт.
— Ладно, папаша, — успокаивал его Вася. — Я постараюсь понять.
Потом Емельяныч прицепился к Болдыреву. Он задал ему вопрос: понимает ли пчёл милиция?
— Милиция всё понимает, — отвечал Болдырев. — Не только пчёл, но даже кузнечиков или божьих коровок.
— Кузнечики ваши — чепуха! — горячился Емельяныч. — Они мёду не дают!
— Зато стрекочут красиво, — застенчиво сказал Тараканов.
Эти слова так раскипятили старого знатока, что он стал прямо накидываться на старшину, чуть ли не хватая его за портупею.
— Прибавь ходу! — сказал Болдырев шофёру.
Разбрызгивая лужи, газик промчался по кармановским улицам и остановился у маленького дома, чем-то похожего на улей.
Болдырев хотел уже прощаться, но упорный Емельяныч схватил его под руку и потащил в сад.
— Так просто вы от меня не отделаетесь! — сказал он.
Всюду — под яблонями, на огороде, на крыше, на террасе, на чердаке — стояли ульи.
Собачья конура у крыльца тоже была похожа на улей. Казалось, Емельяныч держит в ней специальную дрессированную пчелу.
И действительно, как только все вошли в сад, из конуры выскочила маленькая чёрно-рыжая собачка и принялась не то лаять, не то жужжать.
— На место, Шмель! — крикнул Емельяныч.
Он усадил всех за берёзовый стол, врытый в землю между ульями, и быстро раскочегарил самоварчик. Потом достал чашки и стаканы, разлил чай и выставил на стол блюдо с мёдом.
И, глядя на этот мёд и самоварчик, старшина Тараканов даже сказал стыдливо:
— Пчела пчеле — рознь. Она, как и человек, своё понимание имеет.
